Пролог
Адмирал Канарис

Берлин.

Штаб-квартира Абвера.

Набережная Тирпиц, Тирпицуфер, 78.

Август, 1943 год.

Полковник Абвера Густав Штольце.

В августе 1943 года полковник Абвера Густав Штольце^[1] вспомнил июль 1941 года. Тогда на совещании у адмирала Канариса он узнал, что фюрер утвердил 16 июля немецкую оккупационную политику по отношению к СССР. Гитлер собирался разделить Россию и управлять ею как колонией, игнорируя стремления национальностей СССР к автономии.

– Фюрер сказал, – сообщил адмирал, – никакой автономии частям Советской России! А в министерстве Восточных территорий у Розенберга ранее много говорили о создании национальных государств под контролем Германии.

– Но, адмирал, мы ведь уже продумали возможность создания ряда автономных образований на Востоке! – возразил полковник Геллер из штаба «Валли-1»^[2]. – Это даст нам возможность использовать один народ бывшего СССР против другого. Белоруссия и Украина! Грузия и Азербайджан! Это сразу ослабит силы Сталина!

– Фюрер считает, что представители низшей расы не могут руководить государственными образованиями. Путь они даже и будут зависеть от Германии.

– Однако, – начал Геллер, – господин адмирал…

Но Канарис прервал его:

– Наша задача усилить работу секретной службы против России. Фюрер сказал, что он в этом особенно заинтересован. Он рассматривает любую информацию о мероприятиях Сталина внутри страны, как дело величайшей важности.

Тогда Штольце тихо сказал, стоявшему рядом, капитану Лайдеюсеру:

– Геллер несет чепуху.

– Но ведь план Розенберга предусматривает создание ряда государств-сателлитов Германии на восточных территориях, – ответил Лайдеюсер.

– Никаких государств. Это будут территории рейха. Наше жизненное пространство. К зиме Россия будет повержена. Это обеспечит нам гений фюрера, капитан…

* * *

Прошло два года и Густав Штольце снова был на одном из секретных совещаний в генеральном штабе на Бендлерштрассе. После его завершения он прошел по переходу в здание штаб-квартиры Абвера на Тирпицуфер и добился личной беседы с адмиралом Канарисом.

Полковник Штольце сильно изменился и мыслил летом 1943-го совсем не так, как летом 1941-го года. Он больше не верил в гений фюрера. Ошибочность политики руководства рейха на оккупированных землях была для него очевидна.

Он подготовил докладную записку по армии генерала Власова и о том, какую поддержку она может оказать Германии в сложившейся обстановке. Он хотел предоставить право Власову создать свою секретную службу при условии, что со всей полученной информацией Власов будет знакомить и Абвер. Штольце верил – русские коллеги будут работать с энтузиазмом, зная, что они сражаются за новую Россию.

Полковник считал себя специалистом именно по Восточному вопросу, хотя и был переведен из структуры Абвер-Ост в Абвер-Вест^[3] в середине 1942 года.

Он хотел познакомить адмирала со своим проектом.

– Вы хотели меня видеть, полковник?

– Я давно добиваюсь встречи с вами, адмирал. Личной встречи.

– У вас есть что-то важное, Густав?

– Да, адмирал.

– Прошу вас.

Штольце доложил Канарису:

– Дело касается использования русских в войне против большевиков.

– Русских? Но я думал, что вы сейчас занимаетесь исключительно западным направлением, Густав.

– Я понимаю важность восточного фронта, адмирал, и считаю это направление более важным в нынешней обстановке.

– Я готов вас выслушать, полковник. Вы хотите коснуться партизанской войны, насколько я понял?

Штольце начал:

– Партизанская война, с которой мы столкнулись, и любое активное движение сопротивления могут развиваться в широких масштабах лишь при наличии идеи. Идеи, которая объединяет участников движения.

– Что вы этим хотите сказать, Густав?

– Только то, адмирал, что эта идея должна быть достаточно сильной для того, чтобы возбуждать энергию и решимость борцов. И мы сами питаем эту идею, адмирал.

– Вы хотите сказать, что рейх породил сопротивление? В чем-то вы правы, Густав.

– Когда я работал на Востоке в 1941 году, я был уверен, что наша победа близка. Но после поражения под Москвой многое изменилось. Нужно пересмотреть наши методы на оккупированных землях, адмирал. Ведь совершенно очевидно, что ставка на грубую силу себя не оправдала. Многие лидеры держав, которые сражаются против нас, развивают эту форму войны и используют партизанские части. Я много беседую с русскими консультантами. И они уверяют меня, что сам Сталин только приветствует наши жестокости в отношении их мирного населения. И это можно сказать и о де Голе. Он сидит в Англии и радуется нашим провалам. Ведь движение сопротивления во Франции не стало слабее. А только усилилось. Они отвечают нам жестокостью на жестокость.

– Вы хотите сказать, что методы, которые мы применяем неэффективны.

– Это говорю не я, адмирал. Это говорят факты.

– Я это вижу, Густав. И я рад, что вы стали реалистом. Но что делать?

– Нужно доложить фюреру. И предложить ему план по выходу из кризиса. Мы еще способны это сделать!

Канарис усмехнулся. Подобные мысли пришли в голову не только Штольце. В последние месяцы об этом говорили многие.

– Что же вы предлагаете конкретно, Густав?

– Я разработал кое-что по Русской освободительной армии генерала Власова.

– Не думаю, что подобный доклад будет принят фюрером благосклонно, Густав. Фюрер не доверяет Власову и утверждает, что эту армию для широких боевых действий использовать нельзя.

– Почему же?

– Фюрер не считает этих солдат надежными. Никакой самостоятельности он Власову не даст. Вооружать РОА Власова он не желает. Это его мнение. И не думаю, что его можно изменить сейчас. После Сталинграда и Северной Африки^[4] фюрер заявил, что даже германский народ не оправдал его надежд.

– Я хотел задать вам один вопрос, адмирал. Вы бываете в ставке часто.

Канарис понял, о чем желает спросить Штольце. У фюрера обнаружились симптомы болезни Паркинсона. Эти слухи беспокоили многих в руководстве Германии.

– Вы о болезни фюрера?

– Да. Ходят слухи…

– Доктор Кринис^[5] и профессор Брандт^[6] сделали заключение, что у фюрера наступило хроническое перерождение нервной системы. Во время своих речей на публичных выступлениях фюрер выкладывается на полную. Это истощает его.

– Что врачи?

– Фюрер не слушает ни Брандта ни Криниса. Он обратился к доктору Морелю. А Морель^[7] считает, что симптомы болезни связаны со способностью фюрера к массовому внушению.

– А что другие врачи из окружения фюрера?

– Мюнхенский врач доктор Гудбарлетт, ныне принадлежащий к самому близкому окружению фюрера, верит в «звездный маятник» и считает, что фюрер непогрешим. Это мессия, который приведет германский народ к победе. Только самому этому народу нужно сплотиться вокруг фюрера и выполнять его волю.

– Но разве доклад о положении дел в нашем тылу не заставит фюрера пересмотреть некоторые аспекты нашей политики?

– У вас есть аргументы, Густав? Аргументы, которые смогут убедить фюрера?

– Я много беседовал с двумя русскими, что живут ныне в Германии и сотрудничают с нами.

– Снова русские, Густав. У вас нет иных примеров?

– Но именно война с русскими самая тяжелая для рейха, адмирал. Потому я выбрал этих двоих. Люди они совершенно разные. Один бывший полковник Красной Армии, а второй простой солдат.

– Солдат?

– Я не знаю точно его звания в Красной Армии, но он никогда не имел высокого чина, а в гражданской жизни был инженером путей сообщения.

– Значит человек образованный?

– Именно так, адмирал. Оба, и полковник, и солдат, попали к нам в плен в августе 1941-го года. Добровольно пошли на сотрудничество. Показали себя надежными и толковыми и были введены в состав Консультационного комитета в Берлине.

– Это интересно, Густав. Продолжайте.

– Полковник человек весьма широкого кругозора и был, до того, как попал в плен, убежденным сталинистом. Рядовой же никогда не был большим сторонником сталинского режима и видел многие его недостатки.

– И что же?

– Теперь они оба убеждены, адмирал, что СССР выиграет эту войну.

– И почему же они в этом убеждены, Густав?

– Совсем не под воздействием пропаганды. Это их глубокое внутреннее убеждение. Объясняют они это каждый по-своему. Но даже такие русские убеждены в нашем поражении, хоть и связаны с нами и знают, что Сталин ничего им после своей победы не простит.

– И как же они это объясняют?

– Полковник сказал мне, что в 1941-ом году Сталин был готов принести в жертву даже тридцать миллионов своих людей и пусть противник втягивается в просторы России. Части вермахта быстро выдохнуться. Особенно в условиях суровой зимы. Только обеспечение коммуникаций на захваченных просторах потребует от нас колоссальных ресурсов. А еще партизанская война осложнит наше положение. И он совершенно прав, адмирал. Вы только посмотрите, что происходит на Востоке.

– Вы сейчас работаете по Западу, Густав.

– Здесь положение не такое как на Востоке, но лучшим я его не назову. В нынешнем году французские партизаны «Маки» нанесли нам много вреда.

– Густав, вы говорите опасные вещи. И надеюсь, что вне этого кабинета вы не будете столь категоричны и откровенны.

– Я все понял, адмирал. Вы не станете пытаться, донести до фюрера мой план?

– Нет, Густав. И не, потому что я карьерист и слишком дрожу за свой пост. Нет. Я реалист. И понимаю, что никакого эффекта это не принесет. Только мое и ваше положение еще больше осложнятся.

– Неужели они ничего не видят?

– Все верят в победу, Густав.

– В победу, адмирал? После того что произошло под Курском? Операция по уничтожению красной группировки войск провалилась. Нам не помогли новые танки, которые «обеспечат победу» по словам Геббельса. Это конец старой наступательной стратегии, адмирал. И нам стоит привлекать русских и украинцев к борьбе с большевиками.

– Украинцев? Вы ведь говорили про армию Власова?

– Я, после реализации плана по армии Власова, хотел предложить нечто подобное и для Украинской повстанческой армии, что начала действовать на Западной Украине.

– Вы можете оставить мне свои наработки, Густав. Я их посмотрю. Но время для доклада фюреру об этом еще не пришло, Густав.

Глава 1
Разведшкола Абвера

Абвершкола в Брайтенфурт.

Сентябрь, 1943 год.

Инструктор Лавров.

Роман Лавров сентябрь 1943 года встретил в небольшом городке Брайтенфурт в Австрии, которая на тот момент называлась Альпийские и дунайские рейхсгау^[8].

Когда Лавров вернулся в разведшколу из Харькова, его начальник майор Лайдеюсер дал ему разрешение выходить за ворота и бывать в городе. Но настроения населения после поражения немцев под Сталинградом изменились. В Брайтенфурт было много семей тех, кто сражался в армии Паулюса. Они погибли, выполняя приказ Гитлера держаться в окружении любой ценой.

Один пожилой австриец сказал Лаврову сидя за кружкой пива в баре.

– Вы, я вижу, нездешний?

– Нет.

– Солдат?

– Был солдатом, – уклончиво ответил Лавров.

– И мой Пауль был. Но вы вот здесь, а его нет. Я даже не знаю где его могила.

Лавров ничего на это не ответил. Но немец ответа и не требовал. Он продолжил:

– Я тогда, в марте 1938 года, был среди толпы и приветствовал приход вермахта в Австрию. Как же! В скором времени каждый немец будет жить в новом счастливом мире, который даст нам фюрер. Гений фюрера!

Старик отпил из своего бокала.

– И теперь моего сына больше нет. И это я убедил его воевать за счастье германской нации. Долг крови. Долг настоящего арийца. И что теперь? Его больше нет. И погиб он в снегах далекого русского города.

И таких разговоров тогда было много. Люди говорили, что немцы совсем не ценят своих австрийских братьев и даже считают их арийцами второго сорта, которых можно не беречь. После присоединения Австрии к рейху в 1938 году 6 австрийских дивизий влились в состав вермахта. И получалось что руководство вермахта совсем не жалело австрийскую кровь. А после августа 1943 года, когда начались бомбардировки Австрии американцами, положение и вовсе осложнилось.

4-го сентября Лайдеюсер запретил Роману покидать территорию школы.

– С сегодняшнего дня, герр Лавров, вам категорически запрещено покидать территорию разведшколы.

– Запрещено?

– Больше того, само перемещение по территории разведшколы для вас также отныне ограничено.

– Но почему? – спросил Лавров.

– Сейчас этот приказ коснулся не только вас, герр Лавров. Он касается всех курсантов школы и сотрудников из русского контингента.

– Снова проверка?

– Нет. Дело не в проверке, а в изменении обстановки, герр Лавров.

– А мое офицерское звание, герр Лайдеюсер? Вы обещали, что мне будет присвоено офицерское звание наряду с другими русским сотрудниками школы. Они все офицеры. А я только инструктор. И меня не допускают до работы с курсантами.

– Все это временно, герр Лавров. Но вопрос о присвоении вам офицерского звания вермахта отложен.

– Я буду просто так сидеть без работы, герр майор?

– Нет. Вы будете читать, герр Лавров.

– Читать?

– Именно. Я прикажу принести вам газеты и книги. Но главное – газеты!

– Местные?

– Нет. Это газеты, выпускаемые в Западной Украине. В подавляющем большинстве газеты из Ровно.

– На украинском языке?

– Вы же хорошо читаете на украинском, герр Лавров?

– Да. Но какова цель?

– Получайте информацию. Из газет можно почерпнуть многое. Вам, как разведчику, это хорошо известно. И еще принесут советские газеты.

– Советские? Вы дадите мне советскую прессу? – удивился Лавров.

– А что в этом такого? Читайте и сравнивайте. А то наши инструкторы даже не знают, как сказать курсантам о положении дел на фронтах.

И Лавров стал читать…

* * *

Роман вспомнил сентябрь 1941-го года в Харькове и подумал, как непредсказуема жизнь человека. С тех пор для него прошла целая вечность, а не два года. Тогда Лавров служил в органах госбезопасности СССР, а сейчас он состоит инструктором в немецкой разведшколе Брайтенфурт.

В Харькове в ноябре 1941 года он «перешел» к немцам. У Романа было задание внедриться в Абвер. Но старший майор НКГБ^[9] Нольман^[10], который дал ему это здание, не спешил использовать Лаврова, и он на долгий срок оказался в глубоком тылу у немцев без связи.

Инструктор Абвершколы Брайтенфурт^[11] Роман Лавров работал с русскими курсантами из групп: «Технише-люфт, «Люфт», Geheimdienst^[12]. Курсанты под его руководством изучали тактику Красной Армии, топографию и методы составления разведывательных донесений.

В 1942 году Лаврову доверили выполнение важного задания, и он отправился в город Харьков, на тот монет оккупированный немцами, в расположение Абверкоманды 202 Зюд, которая работала против советских войск Южного и Юго-Западного фронтов. Агентуру они вербовали в лагерях для военнопленных. При команде функционировали школы по подготовке агентов для заброски в советский тыл.

Лаврову удалось связаться с агентом НКГБ, работавшим в городе под прикрытием и передать важную информацию по Абверкоманде 202 Зюд: списки командного состава, сообщить количество курсантов, направление подготовки.

Но куратор Лаврова от НКГБ старший майор госбезопасности Нольман привлек Романа к операции по поимке агента Абвера под псевдонимом «Вдова». Агента захватили, но Лавров попал под подозрение и ничего серьезного ему в Абвере больше не доверяли. Из Харькова снова перевели в Брайтенфурт и теперь он сидел без связи.

Заместитель начальника разведшколы майор Альфред Лайдеюсер вдруг приказал «отгородить» русского инструктора от курсантов школы. Лавров сидел и читал газеты. Затем составлял отчеты для Лайдеюсера, которые тот, скорее всего, даже не читал. Роман перестал понимать, зачем его здесь держат. Но у Лайдеюсера, бывшего начальника отдела СОН^[13] в штабе Валли^[14], были на него планы.

Лавров трижды пытался поговорить с Лайдеюсером, но тот не принимал его. Роману оставалось только ждать. Никаких контактов у него не было. Выход за ворота разведшколы ему был запрещен.

И вот, после того как пришло сообщение об оставлении немцами города Харьков, майор Лайдеюсер сам вызвал к себе инструктора Лаврова.

Лайдеюсер понял, что время Лаврова пришло. Майор Абвера больше не верил в возможность победы вермахта. Некоторые надежды он возлагал на широко разрекламированные немецкой пропагандой новые танки «Тигр» и «Пантера», но и они не смогли выправить положение. Битва под Курском была проиграна. Время стратегического превосходства кончилось. Рейх переходил к обороне…

* * *

Берлин.

Сентябрь, 1943 год.

Майор Альфред Лайдеюсер.

Альфред Лайдеюсер получил срочный приказ. Из штаб-квартиры Абвера ему было предписано срочно прибыть в Берлин. В столице рейха майора принял полковник Густав Штольце, новый начальник структуры «Абвер 3 Ост». Всего месяц назад Штольце работал на западном направлении, но его таланты пригодились на Востоке. И полковник сразу вспомнил про своего бывшего подчиненного Альфреда Лайдеюсера…

* * *

Полковник Штольце понимал, что его собственное положение было шатким. Шеф Абвера адмирал Вильгельм Канарис часто вызывал гнев фюрера. После провала миссии Абвера в Италии и нападения английской диверсионной группы на немецкую базу Д'Антифер близ порта Кале, когда англичане перебили немецкий гарнизон и захватили важные детали установки системы противовоздушной обороны, Гитлер был в бешенстве.

Фюрер вызвал к себе адмирала Канариса.

– Мне нужно знать, что вашему ведомству удалось выяснить в отношении радиолокационной разведки Англии и США. Вы давно разрабатываете эту линию, Вильгельм.

– Да, мой фюрер!

– И мне нужен результат вашей работы. Или его снова нет?

– Я подготовлю отчет, мой фюрер!

– Вы обманули меня, Вильгельм, когда составляли ваш отчет по Италии! Тогда ваши люди провалили дело! Что вы доложили мне? «Италия самый верный союзник Германии». Вот ваш вывод! И после этого заявления Муссолини арестован, и маршал Бадольо заключает союз с Англией и США! Какого труда стоило хоть немного выровнять положение! И сейчас вы снова хотите состряпать отчет.

– Мой фюрер…

– Я жду вашего отчета через три дня, Канарис! Идите!

Но в итоге адмирал был не в состоянии представить Гитлеру требуемую информацию. И это окончательно подорвало его репутацию.

Канарис тогда собрал экстренное совещание, куда был приглашен и Штольце.

– Господа, – сказал адмирал, – фюрер требует доклада о технических достижениях западных держав в области радиолокационной разведки. И фюрер выразил недовольство нашей работой. Что у вас, Густав?

Штольце доложил:

– Техническое управление разведки люфтваффе представило доклад фюреру.

Адмирал ответил:

– Фюрер не будет удовлетворен докладом, Густав. Это простая отписка, а не сведения! Требуются сведения разведки о реальных технических достижениях Англии в этом вопросе. Но мы такую информацию предоставить не в состоянии.

После того как адмирал отпустил всех, он попросил Штольце остаться.