Я вам всё объясню…

Привет! Если вы меня знаете, то я хочу вам объяснить, что это за сборник такой, потому что я думаю, у моих давнишних читателей могут возникнуть вопросы.

В рассказах, вошедших в сборник, мало экспериментов. Почти все они написаны от первого лица, как на заре моего творчества. У них есть формат, есть заданный объём и есть структура: почти каждая история состоит из тринадцати эпизодов. Это не волшебное число, а так было удобно рассчитывать время для прочтения – примерно двадцать минут на историю.

Хотя в сборнике есть рассказы вполовину короче, и вы наверняка заметите, что они серьёзно отличаются от остальных своей лёгкостью: в них не будет чего-то особенно страшного, не будет крови, ужасных смертей и каннибализма… В других рассказах этого "добра" полным полно.

Так… И зачем всё это нужно?

Сейчас объясню. Видите ли, не так давно я начал работать с YouTube-каналами страшных историй, а ещё с литературными журналами. Для них я пишу эксклюзивные рассказы, которые идут на озвучку или в печать.

Многие из историй сборника вы можете послушать на YouTube-каналах NOSFERATU и DARK PHILL. Передайте им от меня лайк и комментарий!

Версии рассказов в озвучке и в этом сборнике могут немного отличаться, хотя бы потому что истории в озвучку уходили без редакторских правок, а над текстом для сборника старательно поработала Алёна Кулакова. За что я ей очень благодарен. Ещё в рассказах могут отличаться некоторые эпизоды, а у некоторых персонажей сменился пол… Почему? Истории писались под мужские голоса, а мне хотелось, чтобы в рассказах были не только главные герои, но и героини.

Действие рассказов часто происходит в квартирах, в подъездах, во дворах. Оказывается, именно такие истории нравятся многим любителям российских ужасов.

Больше не отвлекаю. Приятного прочтения! И напишите, пожалуйста, потом отзыв!

Кошмарные сны старого дома

Теперь я верю, что страшные ленинградские события помнят не только люди – помнят их и старые дома… Но расскажу обо всём по порядку.

Мой дед до глубокой старости сохранил ясный ум. Я не помню, чтобы он хотя бы раз средь бела дня говорил что-то бредовое или безумное. Дед принципиально не смотрел телевизор, но всегда очень много читал, я только и видел его с книжкой в руках.

Даже когда у него серьёзно испортилось зрение, он не смог отказаться от этой привычки и заказал себе очки с очень толстыми линзами, в которых у него глаза были смешными, как у лемура.

Дед всегда казался мне спокойным, он редко выдавал эмоции, но оказалось, что в его поведении есть особенность. Об этом я узнал только в студенческие годы. От дома бабушки с дедушкой до моего университета можно было дойти пешком за пять минут, поэтому я часто оставался у них ночевать. Они сами на этом настояли и выделили мне комнату.

Однажды ночью я проснулся от дикого вопля. Это кричал мой дед. Перепугавшись, я вскочил и вбежал к нему. Дед вскрикивал, зажимая уши дрожащими руками, глаза его были как стеклянные.

– Что случилось? – я тряс его за плечо. – Тебе плохо? Скажи, что случилось?

Дед обратил ко мне своё бледное лицо и сказал:

– Покойников та-тащат! Слышишь? На-на лестнице! Покойников та-тащат! Покойников та-тащат!

Слово «покойников» он каждый раз проговаривал чётко и всегда «спотыкался» на слове «тащат». Мой дед говорил с заиканием с самого детства…

В ту ночь, когда я сидел на его кровати, а он снова и снова повторял одну и ту же фразу «Покойников та-тащат!», я не знал, что и сказать, подумал, что у старика поехала крыша. Но тут в комнату пришла бабушка и сказала мне, что ничего страшного, случается такое у деда. Прошлое его беспокоит, детство было тяжёлое, страшное, кошмары снятся. Бабушка погладила мужа по голове, как ребёнка, сказала: «Не кричи, ложись спать, хорошо всё». Дед сразу успокоился, опустил голову на подушку и уснул.

Следующим днём бабушка рассказала мне, в чём причина ночных пробуждений старика. Он в этом доме родился и прожил всю жизнь. Его детство пришлось на блокаду Ленинграда. В первую и самую страшную зиму отец умер от голода. Тогда моему деду было только одиннадцать лет. Он остался жить вдвоём с матерью. Они мёрзли, голодали, выживали как могли. Спасло их то, что мать всю блокаду работала на заводе и ей выдавали больше хлеба.

Как-то раз, ближе к новому году, одиннадцатилетний ребёнок услышал шум на лестнице. Тук-тук-тук по ступенькам, и снова тихо. А потом опять – тук-тук-тук.

Любопытный мальчик выглянул за дверь и увидел, как угрюмые люди в тулупах волокут трупы вниз с верхних этажей. Тощие, замёрзшие тела тянули за ноги, и они ударялись головами о ступеньки с твёрдым ледяным стуком. Тук-тук-тук…

Тут явилась мать, прогнала сына в комнату и отругала за то, что он открыл дверь. Она ему это строго запрещала. Мой будущий дед спросил, что происходит. Мать ответила:

– Покойных соседей уносят. Помёрзли они, от голода умерли.

– А зачем их так – головами по ступенькам? – спросил мальчик.

– Нет у людей сил, сынок, – сказала мама. – Теперь и ведро с водой дотащить трудно, а тут человека целого…

Тот день на всю жизнь врезался деду в память. Бабушка мне объяснила, что иногда по ночам чудится ему, что по ступенькам волокут покойников. Вот он и кричит в полусне. Но, как я позже узнал, то были вовсе не кошмарные сны моего деда.

Моих стариков нет уже больше года. Они заболели и умерли, можно сказать, в один день. Оба попали в больницу, пролежали неделю в тяжёлом состоянии, после чего ночью скончался дед, а утром, не приходя в сознание, умерла и бабушка. У меня нет сестёр или братьев, поэтому, потеряв их, я потерял сразу половину своей семьи. Пережить такое непросто.

Однако не прошло и месяца, как родители «прогнали» меня в их квартиру. Я думал, что они сами станут там жить, говорил, куда мне одному трёхкомнатная? Мы-то с отцом и матерью жили в двушке. Мне дома было привычней и до имущества я не жадный.

Но родители настояли на том, что квартира стариков должна достаться мне. Мол, я человек молодой, женюсь, детей заведу. Семье нужно большое пространство. А я такого в ближайшее время не планировал и не думал об этом даже.

Но переехал. Жаловаться грех, наследство хорошее. Попробуй сейчас сам на жильё заработай. Однако на новом месте мне было так просторно, что я подумывал, а не взять ли мне кого себе в сожители да и брать с них арендную плату. На это я так и не решился – мне трудно сходиться с людьми. Вот я и жил один, устроился в комнате деда. Она была самая светлая, там два больших окна.

Я купил себе новую кровать, и было мне там комфортно, пока однажды ночью меня не разбудили странные звуки за стенкой. Шум был отчётливый и навязчивый.

Тук-тук-тук… Слышал я сквозь сон. Тишина… А потом опять «тук-тук-тук» по ступенькам. И шаги чьи-то шаркающие, тяжёлые вздохи.

Я очнулся, сел, прислушался. Тихо. В той комнате, прямо за стеной была лестничная площадка. Я прижался ухом к обоям – никакого шума.

Неужели показалось? Но ведь я не так крепко спал и ясно слышал эти странные стуки! Будто что-то волокли по ступенькам…

Стояла глубокая ночь, и теперь мне было не заснуть. Я ворочался в постели, невольно прислушивался к каждому шороху, и мне в голову лезли воспоминания о том, как дед иногда просыпался по ночам от странных звуков. Дед и сам думал, что это всё ему снится. На то у него была причина. А почему меня побеспокоил призрачный стук? Неужели унаследовал дедову травму с тех пор, как узнал, что творилось в этом доме?

Не в силах заставить себя спать, я встал и решил выйти покурить. Обычно я всегда для этого выходил на улицу. За курение в парадной можно было нарваться на ругань с соседями. Не дай бог кому тут попадёшься с сигаретой. Однако в такой мороз, в такой ветер, ещё и ночью, я решил этим правилом пренебречь. Все в доме спали, я надеялся, что никому не попадусь.

Взял с собой жестяную банку из-под оливок, спустился на первый этаж и стоял, курил втихаря, как мальчишка, разгоняя дым рукой. И вдруг на лестничной площадке погас свет. Я оказался в полной темноте. Стал шарить по карманам в поисках телефона – да забыл его дома.

Внезапно стало очень зябко. Меня обдало морозом, хотя минуту назад в парадной было тепло. У меня от холода стучали зубы. В темноте свистел ветер с улицы и гремели оконные рамы. Я удивился, почему и на улице такая темень? Неужели и уличные фонари погасли? Стало быть, крупная авария где-то!

Потушив окурок, я стал наощупь пробираться на свой этаж. Чуть не поскользнулся на первой же ступеньке. Вся лестница была покрыта коркой льда. Под ногами хрустел снег.

«Что за чёрт?» – думал я, неспешно поднимаясь наверх. Мне тогда ещё не было страшно, я лишь представлял, как нелепо бы выглядел при свете – одной рукой я держался за перила, стараясь не упасть, а в другой сжимал баночку с окурком.

Когда ступеньки успели обледенеть? Я не мог найти этому разумного объяснения. Ведь я шёл курить, и всё было нормально.

Я добрался, как мне показалось, до своего этажа, приблизился к двери и даже в темноте разглядел и понял, что дверь эта не моя. У меня металлическая современная, а эта была старая деревянная.

Я чиркнул зажигалкой, стал светить слабым пламенем, огляделся, а на площадке все двери такие. Какой же это этаж? Вижу и стены страшные, закопчённые, и счётчики старинные, сосули на них висят.

Вот теперь мне стало жутковато. Но я успокаивал себя, что просто прошёл свой этаж. Раньше-то выше я никогда не поднимался, не видел, что там всё осталось, как было в советские годы. Погасил зажигалку, пошёл вниз по скользким ступенькам. Всё ещё держал в руке баночку – боялся оставить соседям «улики».

Спустился на этаж ниже, снова посветил зажигалкой вокруг себя. И тут то же самое! Деревянные двери, у одной из-под порога какие-то грязные тряпки торчат, а ещё одна не заперта, и ветер дует из тёмной квартиры.

Теперь мне стало ясно, что я не в своём доме. Планировка похожая, но это было какое-то мрачное гетто, а не наша «образцово-чистая парадная».

Только как я здесь оказался? Ведь даже не выходил на улицу! Я выронил банку с окурком. Чёрт с ним с окурком! Стал спускаться вниз, цепляясь за перила и держа перед собой зажигалку. Колёсико нагрелось и обжигало мне палец, а сам я продрог насквозь. Я в одной футболке, в домашних штанах и в тапочках на босую ногу. Какой был холод! Неумолимый холод! Хотя, возможно, дрожал я ещё и от страха.

Спустился на этаж ниже и слышу, как в одной из квартир нескончаемо кашляет какой-то мужчина. Всё кашляет и кашляет с хрипом… Надрывается и не может остановиться. А из-за другой двери доносится детский плач. Какая-то девочка рыдает, говорит что-то, но слов не разобрать.

У меня от страха тряслись колени, я с трудом спускался по ступенькам, удерживая равновесие. Мне хотелось убраться поскорее из этого места. Уже в самом низу я всё-таки поскользнулся и рухнул на ледяной пол. Хорошо, что не отбил себе ничего. Буквально на четвереньках я пополз к выходу. Поднялся на ноги у дверей… Это был не домофон, а деревянные покосившиеся двери.

В своей лёгкой домашней одежде я был готов выйти во двор, но замер на пороге. В ночных сумерках я узнал свою улицу, но она была другой. Вся заваленная снегом, между сугробами тянулась лишь узкая тропа. В белом снегу там и здесь чернели подозрительные силуэты, похожие на человеческие тела. Будто обессиленные люди шли домой, присели отдохнуть и больше не смогли встать…

– Эй! Скажите, что случилось? – крикнул я.

Никто и не повернулся в мою сторону. Я вглядывался, пытаясь понять, люди ли это или мне только кажется. У того, что сидел ко мне ближе всех, от ветра трепыхались завязки ушанки, но сам он не двигался. Человек? Или снеговика обрядили в шапку и пальто?..

Крыши домов были покрыты огромными снежными шапками, и ледяные глыбы свисали вниз на несколько этажей, даже заслоняя собой окна. Это были знакомые с детства дома. Но какой мрак, какая темень! Где фонари? Почему ни в одном окне нет света?

Я так и не решился переступить порог и шагнуть в этот замёрзший кошмар. Я закрыл двери, чтобы не видеть всего этого, и снова оказался во мраке.

Не знаю, сколько я так простоял. Может, всего минуту, но казалось, что прошла вечность. Озябший и напуганный, я понятия не имел, что делать. Желая хоть немного согреть руки, я стал чиркать зажигалкой. От холода пальцы двигались медленно и не могли сладить с колёсиком, пламя не загоралось, только ничтожные искры вспыхивали и гасли.

При очередной вспышке света от зажигалки мне на миг показалось, что кто-то под лестницей у подвальной двери. Будто чьё-то лицо смотрело на меня из темноты. Женское лицо.

– Помогите, – само собой вырвалось у меня, я почти кричал. – Что тут происходит? Помогите!

Мне никто не ответил. Я чиркал и чиркал зажигалкой, отчаянно пытаясь добыть хоть немного света. Я шагнул под лестницу. Неужели показалось и нет там никого? Наконец зажигалка вспыхнула тусклым пламенем, и я увидел ту, что сидела под лестницей.

Это была молодая женщина. Мёртвая женщина. Её тело совсем без одежды застыло у стены. Голова свесилась на бок, чёрные волосы покрывал иней, безжизненные зрачки, почти неотличимые по цвету от белков, уставились на меня. Я в ужасе отшатнулся, пламя погасло, но в последнюю секунду мне удалось рассмотреть её вытянутые вперёд ноги. Там до костей были срезаны все мягкие части…

Я не смог сдержать крика, стал метаться между лестницей и выходом, поскользнулся и упал лицом на пол. Расшиб нос до крови. И вдруг загорелся свет. Я зажмурился и снова открыл глаза. Я лежал на полу, он был холодный, но не покрытый льдом и даже не мокрый.

Я резко сел, огляделся. Под лестницей не было покойницы, а всё вокруг было привычным и знакомым: путаные интернет- и ТВ-кабели на стенах, домофонная дверь. Я снова был дома.

Тряхнув головой, я поднялся с пола и пошёл наверх. Сердце всё ещё бешено колотилось, разбитый нос болел, но было во мне и чувство облегчения.

Я не знал, что думать. Всё это мне лишь привиделось или я ненадолго оказался в прошлом – в периоде страшной блокады, среди темноты и голода?

Поднявшись на пару этажей, я увидел на полу свою жестяную банку из-под оливок. Из неё выкатился окурок и рассыпался пепел по кафелю. Но я ведь обронил её там – в далёком прошлом… Банка вернулась вместе со мной? Надо же.

Я прибрался на лестнице и убедил себя, что всё это мне только показалось. Свет на время в районе погас, а моё воображение нарисовало страшное. Бывает такое! Этой мыслью я себя успокаивал.