Глава 1

Сентябрь. 1997 год.

События за день до убийства Алмазова

– Ульяна, мне нужно отъехать до вечера. Завтра на работе будет тяжелый день. Накопилось много дел и кое-какие вопросы нужно решить сегодня.

– Ты не останешься с нами? – тотчас расстроилась она, и повела кончиком носа вдоль моей шеи, вызвав теплое покалывание по рукам.

– Не получится маленькая, – тише заговорил. – Будь осторожна. Хорошо? – зарылся пальцами в склоченные длинные пряди и серьезно заглянул в необыкновенные зелено-голубые глаза.

– Эй! – нахмурилась Лиса, и шуточно ткнула меня кулаком в живот. – На минуточку это мой родной брат! Проваливай! – выпалила на одном дыхание и с грозным видом указала мне на дверь.

– Ладно, – коротко смеюсь я.

– Подожди! – прошипев, запрыгнула с разбега мне на спину. – А ну-ка, быстро целуй! – сама насильно поворачивает руками к себе мою голову и впивается в рот, оттягивая зубами нижнюю губу. – Ммм, какой же ты вкусныый…

– Беги, – не сдержавшись, уже откровенно ржу над ней.

– Набери мне красавчик, – изменив тон до неузнаваемости, вызывающе подмигивает, вздергивает бровь, и оттопыривает большой с мизинцем пальцы, изображая у уха трубу.

– Непременно, – плотоядно оскаливаюсь, и больше не оборачиваясь на Бесстыжую, резво ринулся вниз по лестнице, потому как стоило от нее увести взгляд – темень сгустилась перед глазами.

Выскользнув из подъезда, громко бахнул металлической дверью, и тут же запрокинул башню к затянутому тяжелому небу. Прищурил левый глаз от порывистого холодного ветра и словил себя на мысли, что больше всего бы не хотел оставлять её наедине с Максом. Только вот, дела сами себя не сделают.

Мне нужно еще немного времени. Самую малость. До завтра. Верилось, что после завтрашнего дня изменится развитие событий и течение дальнейшей жизни. Станет проще, лучше, легче! В первую очередь легче собственной сущности.

Прикрыл пешки и с внутренним раздражением неслышно выпустил из себя воздух, когда птицы стаей взлетели выше к серому небу, заставив тем самым оклематься и разогнать морок.

Стоило мне мрачно глянуть на наручные часы, как на парковке прокатился звук автомобильного клаксона. Вынужденно вскинул исподлобья задумчивый хмурый взгляд, напрямик напарываясь на короткостриженого высокого мужика, который в данный момент с довольным рылом выходил из шестисотого навороченного кабана и прикуривал на ходу сигарету.

Бля, а еще Виталик…

Два с половиной месяца я молчал. Я до талого тянул резину, чтоб не спровоцировать его на необдуманные действия. Он не стратег. Далеко не тактик.

Коротко ухмыльнулся про себя.

Потому, и наворотил бы он дел, коих я бы еще не скоро разгреб, а рассуждая по чесноку, может, уже и никогда бы не смог.

Зашагал к Витале, выбивая из-под массивных кроссовок шелест пожелтевших посохших листьев. Но прежде чем оказаться около его Мерса, я стремительно перемахнул через старый невысокий зеленый забор с облупившейся краской.

– Здорово, Туман! Утро только началось, а ты уже не в духарях! – хмыкнул он, а опосля с удовольствием затянулся дымом.

– Сядь в тачку. Тема есть, – распахнул дверь и упал на пассажирское, вальяжно откинувшись на кожаном сидении.

Виталик лыбиться не перестал, но сигарету сразу отшвырнул и в машину, как я велел, сел. Повернулся ко мне. А установив между нами зрительный контакт, молча кивнул гривой, мол, говоря, че хотел.

– Завтра я сниму Алмазова, – не трачу время на поиск подходящих моментов. Бью в цель наверняка. – А вслед за ним, по прилету, Барина, – говорю в лоб и жду ответный ход.

Тут-то кривая улыбочка напротив подугасла. Виталик застыл, переменился в лице, и в глазах четко отразился страх.

Напряженно молчит. Долго. Очень долго. Встречный вопрос так и не решается отразить.

Я не выдерживаю.

– Думаешь, на понт беру? – с хладнокровной внешкой, поскольку чувствовал себя так, тяну вверх правый уголок рта.

Внутри абсолютное затишье. Словно, перед жуткой бурей.

Водила опускает взгляд и ровно садиться на своем месте, тупо хватаясь за баранку.

Виталик явно не в силах переварить услышанное.

– Туман… ты белку словил? Что ты несешь? – нечленораздельно пробормотал он.

– Правду матку с самокруткой, – иронизирую, усмехаюсь, но безрадостно, чем казалось на самом деле.

Вытаскиваю из кармана черной «адиковской» на замке олимпийки пачку парламента, и немного поразмыслив, достаю из нее две сигареты.

– Посиди, покури, время есть подумать.

Одну – протягиваю побледневшему Виталику, который на автомате непослушными холодными пальцами перехватывает сигарету. Вторую – закуриваю сам в его темном салоне, искоса поглядывая на свой невзрачный подъезд.

– Туман… ты… ну, ты хоть осознаешь, что с нами будет, узнай они, о чем мы сейчас с тобой трещим? – не поворачиваясь ко мне, в думках сминает в кулаке все ту же сигарету и одновременно с тем играет желваками, когда до него в конечном итоге доходит суть диалога.

– Хорош жевать, Виталя, – неторопливо выпускаю струю дыма в лобовое стекло. – Ты же не обсос. Лично, ты, задумывался, чтоб избавиться от Барина?

– Нет! – сквозь зубы. Ударяет раскрытой крупной лапой по рулю, из-за чего табак из сломанной сигареты посыпался на его правую ногу. – Это – волчары! – заглянул мне в шары. – Похуже нас! Раком поставят лишь за один этот нездравый базар. Разорвут глотки и выкинут за ненадобность на помойку возле окраины, где никто и никогда нас не найдет, даже те же потасканные голодные псы. Ты это понимаешь, Туман? Ты этого хочешь? Да кому я объясняю, ты и сам все знаешь!

Молча делаю пару быстрых затяжек и выкидываю недокуренную сигарету в приоткрытое окно к близ стоящему раскидистому клёну.

– Сейчас не пыли… – я неслышно подал голос. – И послушай внимательно. Все решено. Давно!

– Кем?

– Сычевым и мной, – погано скалюсь.

– Сычем? А ты на кого изначально начал вкалывать? На Сыча, или на Барина? Тебе ближе-то кто? Ты двигаешь без тормозов, Туман! Не видишь берегов! Остановись! По-братски, прошу! Я под Владом начал ходить, когда еще щеглом тринадцатилетним был! Барин – система. Не будет его – все пойдет по пизде! – забасил, Водила. – И ты меня сейчас на серьезных щах спрашиваешь, хотел бы я его грохну…

– На пол тона ниже! – в приказе холодно процедил и сверкнул на него глазами, сбив того с мысли. – Не забывайся и зубы спрячь! Тебе вообще пофигу мороз? Или, тебя волнует только чтоб хер стоял и деньги текли рекой? На кого ты сейчас работаешь?! – давим друг друга тяжелыми взглядами. – Не слышу! – рявкнул. – Я вопрос тебе задал – жду на него конкретный ответ! Только, предупреждаю, от него будет зависеть, как сложиться наш дальнейший разговор.

– На тебя! – беспомощно и тихо прорычал он.

– Вот именно! На меня! Это, я тебе напоминаю. Вдруг, ты забыл, друг! Я за тебя, сука, подписался! Замолвил за тебя, блядь, слово. Сказал, что ты мой человек! А значит, неприкосновенный! Хотя, если уж быть откровенным, то для меня нет своих. Есть те, которые удобны. Есть те, которых использую в той или иной ситуации. Изъясняясь простым языком – расходный материал. Есть те, с которых имею выгоду, с которыми я на данный момент работаю, сотрудничаю, и они мне нужны для дела. Потому что, если он серьезно не проебался передо мной, то я не хочу тратить время на поиски нового зверья. Но, могу! Незаменимых нет, Виталя! Отвечая на твой вопрос, веришь не веришь, мне похуй на твоего Барина! Сказали, убрать! Значит – убрать! Нет другого решения в этой задачи!

Усмехнулся своей пришедшей мысле. Приукрасил, конечно, что мне похуй на всех, на наших фраеров, и тем более на Центрового, но, Водиле, это не обязательно знать.

Единственный стоящий и любимый человек в моей поганой жизни была Ульяна.

Наступило опять гробовое молчание, которое уже порядком начало напрягать. Брюнет нахмурился и погрузился в свои съедающие мысли, а я устало, монотонно, ровным голосом, словно разжевывал истину дурачку, начал накидывать схему его дальнейшего развития и участия в нашей группировке.

– Виталя? У тебя есть два варианта. Первый – ты так же продолжаешь работать на меня, и делать то, что говорю тебе – я! Второй – ты возвращаешься к Барину. Год назад произошли вынужденные меры. Ведь, это он тебя ко мне приставил. Всякий раз, ты негласно ожидаешь от батьки похвалы, осуждения, или того больше – надежду на возвращение под его крыло. Ты до сих пор не сменил аппарат, и ездишь на его Мерсе. Будь мужиком, сделай сам выбор, определись, чей же ты человек! И к слову, про выбор и последствия, – с лобового стекла перевел свой равнодушный взгляд на его безжизненное выражение ебала. – Если, ты остаешься со мной, значит, заведомо будешь жить. Сунешься к Барину, и в любом из финалов ты больше нежилец. Папку-то твоего все равно вальнут. Не я, так другие. Я не советую тебе дергаться, прыгать выше голов, пытаться его предупредить о нашем разговоре. Я быстрее, Виталя. В разы. Он – там. За бугром. Я – тут. С Сычевым. Если потребуется, мы из-под земли тебя выкопаем, а потом обратно закопаем. Это обыкновенное стечение обстоятельств. Смирись. Скоро все изменится.

– Я могу обдумать и вечером дать ответ? – отвечает обтекаемо и отводит пустые глаза на приборную панель авто.

– На рефлексию нет время, – с брезгливостью в голосе жестко чеканю я.

– Пойми, Туман, с наскока за секунды такое не решается, – поморщив лоб, оборачивается ко мне, но отсутствующим взглядом цепляет все что угодно, но не мою рожу.

– Не выебывайся! – с нехорошим прищуром подался к нему, жестко сдавив пальцами его шею. – И запомни – тебе не перехитрить меня! Не пытайся наколоть – жестоко поплатишься. На кону жизнь твоя и твоей жены, – рывком отбрасываю Водилу к дверце с его стороны, и прежде чем выйти из тачки, вкрадчиво произношу, – Подумай, что ты для них? Кто ты? Они весь город высосали. И ты не лучше тех дохлых двуножек, которые когда-то были живыми и состояли из плоти и крови. Как ты ранее правильно высказался – тебя завалят уже только за этот разговор. И Барину твоему будет глубоко насрать за кого ты в этой войне на самом деле, – умело выкручивал Виталика словесно и нажимал на болевые, слабые места. – Сейчас ты и впрямь «под» ними. Но в твоих силах подняться на ноги и расправить плечи. У тебя два часа, – подытожил со змеиной полуулыбкой на губах, и, наконец, покинул салон тошнотворного Мерса.

Заблаговременно уже предугадывая ответ, направился широким шагом в сторону недалеко припаркованной Бэхи.

– Князь топтал людей как грязь, но не ведал князь, что князь не вечен – вечна грязь, – деланно разочарованно заключил себе под нос и довольно прищелкнул языком.