Пролог

Торопливо перебирала ногами, вышагивая по мокрому убитому асфальту, и в тишине улицы звонко отстукивала своими пятисантиметровыми каблучками.

– Веееришь, не верииишь, я лишь одно тебе скажууу, – не веришь, свои сомненья не тая, – улыбаясь крутила головой по сторонам и вслух напевала себе под нос одну из песен, не боясь быть услышанной, потому как на город опустились сумерки и никого рядом со мной не было. – Нааа-на-на-нааа, – хихикнула и немного подпрыгнула вверх, взбивая свои пышные белоснежные блестящие волосы.

Теребя пальцами один конец шифоного голубого шарфика, повязанного на шее, закусила нижнюю губу и вновь вернулась мыслями к построению своего будущего. Но внезапно в одну секунду застопорилась, когда черная машина визгливо просвистела передо мной покрышками, перегораживая путь.

Первоначально меня одолело недоумение и ступор… Мозг еще не в силах оценить происходящее из-за резкого выброса адреналина в кровь.

Уверена, что это из-за того, что на тебя сейчас чуть не налетела машина?

Таращусь округлившимися загнанными глазами на черный BMW M5 и даю трезвый ответ своему подсознанию.

Нет…

Так какого черта ты до сих пор стоишь, ведь он еще не вышел из нее?! Поздно… У тебя была минута.

Она бы меня не спасла…

Молодой темноволосый парень лениво выбрался из салона авто и оказался стоящим ко мне спиной, задерживая свое внимание на мирно лежащей линии беспросветно-холодного горизонта.

Он – безучастный, равнодушный, отрешенный. И я – дрожащая, одеревеневшая. Щеки запылали, но вразрез этому чувству меня окатила лавина холода и ужаса. В солнечном сплетении все сжалось в скрюченный комок и с запозданием ухнуло в пятки.

Долгая доля секунды, и он расслабленно разворачивается ко мне, встречаясь со мной взглядами.

Его глаза… Неживые. Мертвые. Неподвижные. Глаза, отражающие металлический холод острого лезвия ножа. Карие глаза цвета растопленного шоколада смотрели сквозь меня, но просверливали мою душу. Пугающие глаза, обладающие эффектом оцепенения, пленили каждого: воздействовали на тебя, не отпускали с места, вводили в транс.

Почва уходит из-под ног, сердце колотится, как дурное, а реальность смазывается в размытое пятно.

Делаю шаг назад, но неосмотрительно оступаюсь. Застываю. Каменею. От его потемневших глаз и просочившейся в уголках губ тени насмешки. Он, не отпуская моего взгляда, своим будто бы прицеливается… возводит курок.

И вот он, момент…

В голове простреливает сильной болью. Это понимание… осознание моей скорой неминуемой гибели. Уничтожение моей жизни… Разрушение моих планов, мечтаний, фантазий, существования.

Я стараюсь держаться и не показывать ему всей своей слабости, но в противовес моим желаниям и жалким попыткам слезы каплями стекают по щекам.

Шатаюсь, как маятник на ветру, словно я нахожусь на краю глубокой бездонной черной пропасти. Рефлекторно сжимаю в кулаки покалывающие безвольные пальцы и начинаю дышать. Глубоко. Часто.

Вдох-выдох. Смотрим друг другу в глаза.

Вдох-выдох. Оба неподвижно стоим, как будто мраморные статуи.

Вдох-выдох. Реанимирую свой онемевший язык.

– Денис… – шелест моего голоса доносится до него на небольшом расстоянии. – Я тебя… прошу… – шепот насквозь пропитан мольбой.

Но он смотрит все так же, не отрываясь от меня. Без капли сочувствия или сострадания.

Ублюдок!

– Одумайся, – с искренностью заглядывая ему в глаза, всем видом говорила, что я не хочу. – Денис…

И это мой конец… Секундная стрелка двинулась вперед. Последняя минута моей жизни. Нынешней… Отсчет пошел.

Его глаза загорелись предвкушением, а у меня с губ слетает неслышный испуганный стон. Но на самом деле в глотке застрял истошный вопль.

Оглушительный выстрел из ствола пистолета его нацеленных на меня вот уже вечность глаз. Свинцовая гильза эхом ударяется об асфальт, распространяя вонючий пороховой дым в виде его убийственной страшной энергетики.

Звон… Грубый звон его голоса в ушах. Свист. Шаг ко мне, и напеваемый жуткий свист, чередующийся со словами песни.

– Крутится, вертится шар голубой, – нарочно стреляет глазами на мой шарфик на шее и вытаскивает из кармана своих черных трико платок со стеклянной бутылочкой.

Вдох-выдох. Панический. Громкий. Под его ироничный пересвист.

– Прошу, не делай…

– Крутится, вертится над головооой, – выливает хлороформ на ткань, находясь уже практически рядом со мной. Очередной протяжный звук. – Крутится, вертится, хочет упасть, – сделал последний шаг и грудью оказался ко мне вплотную. Свист над моей головой, и вот уже его зябкие глаза на уровне моих говорят о многом. – Кавалер барышню хочет украсть…

Насильно прижимает платок к моему рту и носу и уверенно держит за затылок, обездвиживая меня. А я и не думала рыпаться, потому как это бесполезно. Не убегу. Не скроюсь. Приговор был ясен до того, как он вышел из машины.

Медленно прячу под веками расфокусированный пьяный взгляд, проваливаясь в тягучую невесомость.

Здравствуй, новая жизнь… Не ждала? Так и я тебя не желала.

Глава 1

В одном из городов России. 1991 год. Денис. 16 лет.

– Туман, стопорни-и-и! – отчаянно рыкнул мне сквозь плотно стиснутые челюсти Птичьев и, находясь на одиноком пустыре около небольшого пруда, начал настороженно отступать от надвигающегося к нему меня. – Ты сам посуди, как бы ты на моем месте поступил?! Я как и ты! Мы с тобой пешки в большой игре! – он нервно сглотнул, не отрывая своего загнанного взгляда от моего: пустого, безразличного, сощуренного из-за бьющихся об мою непроницаемую рожу тяжелых капель сильного дождя.

Пернатый пятился назад ближе к затхлой тинистой воде, тяжело перебирая конечностями в грязных кедах, и уже предугадывал плачевный итог этого дня для себя.

– Ты кому накидываешь, Птичьев? – подошел к нему впритык и склонил голову к правому плечу, изучающе впиваясь в его расширенные глаза. – Я же тебе сказал: не мельтеши у меня под ногами. Не капай мне на мозги. Ты ж знаешь, чем это чревато, – неслышно проговорил в холод раннего вечера и, задумчиво глядя на него, медленно прошелся языком по верхним зубам.

Откровенно усмехнулся от его стягивающей все лицо загнанной обреченности. Повесил голову и задумчиво изрек ему с подрагивающими уголками губ:

– Нет, пернатый… У тебя взыграло чувство собственного превосходства, – смотрел на свою раскрытую, мокрую от дождя ладонь и широко разведенные пальцы. Сжал кулак и сильно натянул зажившую за эти два месяца кожу на костяшках. – Ты решил за мой счет стремно выползти в первые ряды. Ты, хуеплет, надумал со мной мериться елдаком. Задумал подергать меня за яйца, – исподлобья плавно кинул на него изменившийся пытливый взгляд. – Заебешься, птица.

И на этих словах я резко прописываю обсосу кулаком в харю, с первого удара разбивая левую скулу и откидывая его к пруду. Он машинально конвульсивно дергает головой, но спустя секунды, благодаря бесчисленной практике за этот год, приходит в себя и бросается на меня с озверевшим оскалом. Мгновение, и он в досягаемой от меня близости. Удар отрывистый, мощный, хлесткий. Отточенный прямой в нос: так, чтобы уверенно с хрустом сломать до громкого болезненного рева.

– Сука-а-а-а-а! – горько завыл.

– Это я еще добрый, – криво повел краешком губ в нечто похожее на улыбку. – Ты ж заметил, я явился к тебе с пустыми руками… – спокойно уточнил. – А? Кстати… А ты в какой руке держал нож в тот вечер? Ты правша или левша? – нахмурился, немного склонившись к нему. – Да похуй, если честно, – повернул голову и сплюнул в болотистую воду.

– Туман? Дай сказать… – выставил он в останавливающем жесте свою окровавленную лапу.

– Ну правая, так правая.

Безразлично передернул плечами и, схватив его за вытянутую конечность, вывернул ее назад, выгибая все его тело дугой до судороги. Он во все горло заорал и попытался сделать мне подсечку, но рефлексы сработали быстрее меня. Второй смачный удар пришелся ногой под дых, придавливая его к сырому месиву черной земли. Уткнулся рожей в вонючую жижу, пытаясь отхватить побольше кислорода, но вперемешку с воздухом приходилось жрать и грязь.

– Давай я в последний раз тебе напомню, что лучше не стоит мне переходить дорогу?

– ААААА… Ту-у-ума-а-ан, харэ-э-э-э! – хрипло завопил он, когда я, стоя с его выкрученной назад рукой, принялся ломать каждый палец в разные стороны.

– С чего вдруг? – искренне удивился, приподнимая бровь. – Я же не попросил тебя сделать мне отсос. Я же не заложил тебе за щеку!

– АААА… Пидо-о-ор!

– Но я тебя все равно опущу. Ты ж знаешь мои методы. Вон позади стоят пацаны. Слава пойдет, стоит нам только переступить черту города, – пытался заглянуть ему в глаза, но бросил это гиблое дело и перешел после пяти пальцев на запястье.

– Сука, не смееей! – бульканье в его горле переплетено с паническим страхом и хрипом.

– Птичьев, только для тебя. Только сегодня. Сделаю быстро. Уговорил, – кивнул и резко сломал предплечье, когда ногой ударил его в руку. – Да не визжи ты, как скотина, – брезгливо поморщился. – Еще не закончили, – пошел к головке плечевой кости.

Мой удар. Характерный треск плечевого сустава. Его прерывистый обессиленный рык вперемешку с рыданием, перетекающим в мучительный стон, балансирующий на грани реальности.

– Ты отключиться решил раньше времени, что ли? – недоуменно спросил у него, больно схватив его за перепачканные в дерьме из грязи и крови патлы на башке. – Рано еще, фуфел.

– Пошел… ты… сссуук… – с усилием неслышно выдавил он, оскаливая черные, забитые землей зубы.

– Алёёёё? – на расстоянии сбоку от нас с раскатистым свистом позвал меня Кот.

Упираясь руками в свои колени, лениво перевел взгляд на Макса. Единственного человека, который отчасти – если так можно было сказать – приходился мне в этой жизни другом. Своеобразный, покореженный, сгнивший, как и я, но он был подобием приятеля. Ближнего.

Кот развел руками, мол, говоря: тормози. Сквозь дождь не вижу его хари, но без труда разгадываю его действие.

Помрачнев, непонимающе свел брови на переносице и, стиснув до скрипа зубы, с прищуром все еще вглядывался в Макса.

Ну все, так все…

Выпрямился во весь рост и словил на себе расфокусированный нечеткий взгляд стеклообразных зеленых глаз, подобных вонючей тинистой воде в пруду.

– Ту-уман… – слабо прохрипел он, когда я из спортивных штанов вынул член.

– Одуплись, пернатый, – равнодушно усмехнулся и начал поливать мочой его рожу.

– МММММ, – замычал он, прикрывшись от меня здоровой рукой, и сунул репу в месиво лужи.

– И впредь чтобы я тебя не видел. Ни тебя, ни твоих псов. Иначе я начну резать. Радииикально, – беззаботно улыбнувшись, стряхнул хуй и снова спрятал его в трико.

Уже отошел от него, как в спину прилетела разъяренная угроза, наполненная униженным тоном:

– Ты за это ответишь! – выплюнул Птичьев на грани истерики.

Не поворачиваясь к нему, мерзко гоготнул про себя, зная, что за этого опущенного черта уже никто не впишется. Но я и так заранее осознавал, что в любом случае перед Барином мне придется держать ответ, так как я пошел напрямик в обход него. Но случай двухмесячной давности я не собирался спускать на тормозах. Уж точно не я.

Уверенно перехватил тягостный взгляд Кота своим твердым прищуренным и, сокращая между нами расстояние на пустыре, решительно не отпускал его с места.

Котов Макс. 16 лет.

Я напряженно вглядывался в Дэна, которому явно не пришелся по вкусу мой взбрык, направленный в его сторону. Даже под приливным дождем, на довольно приличном от него расстоянии моментально учуял, что запахло жареным, и это, откровенно говоря, очень хуево. Этого прущего от Тумана зловония пытался избежать каждый из наших.

Он тяжелой поступью неторопливо надвигается на меня, взяв взглядом на мушку. Разодрал одно гнилое мясо и отправился на охоту за другим свежим куском. Сцапал черта за сраку и отправил на парашу, устраняя своего конкурента, который вот уже год как вставлял Туману палки в колеса.

Боялся ли я его…? Нет… Но я совру, если скажу, что с первого дня нашего знакомства не чувствую рядом с ним собачьего холода. Пацан из среднестатистической семьи оказался на удивление бездушным куском холодного несгибаемого металла. Озлобленный и жестокий. Да еще и система в стране поставила их семью раком. Страна, которая с каждым годом откровенно превращалась в помойку.

На расслабоне наступал на меня шаг за шагом и давил морально. Движения его – плавные, ленивые, спокойные, уверенные – говорили мне уже о многом. Острый взгляд перемалывал и держал на коротком поводке каждого из нашей стаи. И поводок этот мы ему передали собственноручно. Не потому, что умен или силен телом и духом… Потому что он не видит берегов. Как и ни единой границы. Границ, которых нет ни в его поступках, ни в его глазах. Пустота… Не зря его кличут Туманом. Плющит он не по-детски, и хрен проссышь, что вертится в его глазах и в отмороженной башке.

Вальяжно остановился напротив и с ног до головы смерил меня придирчивым оценивающим взглядом, выбирая точку обстрела на моем лице.

Неосознанно дыхание замирает, будто перед прыжком в глубинную пропасть.

– Тебя что-то не устраивает, Кот? – с напором жестко поинтересовался у меня. – Беспокоит? – следующее выдает уже с сарказмом.

В темных мутных глазах, в которые лезла мокрая рваная челка, осела горечью тень ехидства, возрождая чужеродную в нем сущность. Падаль, истребляющую всех и всё.

Время замедлило свой ход, и я в этот миг ощутил, как сердце учащенным ритмом быстро начало разгонять по вздувшимся венам отравленную кровь.

Выругался про себя.

Отвык ты, Макс, что ли, от него за два месяца? Какого черта происходит? Он все тот же…

Но казалось, что после крайнего случившегося с ним инцидента в нем разбились вдребезги последние остатки человечности.

Он и так сходу все подмечает, а тут и ты, Кот, тормозишь на ровном месте. Не дееело… Не успеешь из-за своей тупости оступиться, как сам станешь неугодным ему. А он среагирует мгновенно. Прыгнет и сожрет тебя с потрохами.

Противно скривился. Не понравился дружно играющий хоровод мыслей в башке. Это все-таки Туман. Из нашего зверья я, пожалуй, буду ему ближе всех: как-никак столько лет рука об руку.

– Я вопрос тебе задал, – невзрачная интонация и нечитаемая мимика. Он будто о погоде говорит, но в то же время расплющивает твой мозг, душит тебя удавкой. Змей, который в одночасье из спокойного состояния превращается в убийцу. – Че ты на панике? – приблизился ко мне и уже демонстративно подчеркнул в тоне угрозу.

– Я не видел в этом смысла, – киваю в сторону все еще валяющегося на земле пернатого и удостаиваюсь удивленного говорящего взгляда друга: дескать, ты ебанулся, зёма?

Закатил глаза. Ну нахер, его кроет.

– Кот, я сделаю вид, что мне показалось, – вдруг произнес он странную фразу, а у меня тут же ладони вспотели и на кончиках пальцев тремор заискрил. – Все! – повышает тон, привлекая внимание всех пацанов на поляне, и набок смахивает с глаз мешающую челку. – Возвращаемся. С Барином сам все перетру, чтобы никто из вас не смел раскрыть пасть при нем, – скомандовал твердо, отрывисто и коротко. Следует своим установленным правилам, которых придерживается не только сам, но и на нас вешает без разбору.

Кинул на меня последний предостерегающий взгляд и широким шагом направился к пустынной дороге, в сторону припаркованных жигулей. Пацаны молча последовали за ним.

– Че не так-то? – ударил в плечо Миха, задерживаясь возле меня. – Ты лупишь на него, словно никогда не был знаком с Дэном. Кот, давай просыпайся. Все. Лафа закончилась. Туман вернулся. А значит, сейчас рекой потечет грязная работенка, – издевательски хохотнул он.

– Да хер его знает, – ощерился, глядя вслед высокой фигуре друга.

– Э-э-э? – свистнул издалека нам Туман, обернувшись. – Девочки, свидание окончено! По домам и в кровать!

Загоготали, помимо нас, еще и впереди идущие пацаны. Так, под обрывочные смешки и мерный шаг, на меня накатывала тяжелая волна воспоминаний, связанных с другом.

Глава 2

Основные действия. Конец 1989 года. Денису 14 лет.

– И он, прикинь, мне такой говорит: иди, займись полезным делом, неуч. Не-е-е, ну это уже ни в какие ворота. А я ему такой: слышь, че, пиздить, как вы с мамкой? Ну и… отхуярил он меня ремнем и не преминул куском хлеба упрекнуть. Су-у-ука… Зажравшееся животное, – угорая, пересказывал мне очередные терки со своим отчимом Макс, когда ступили на лестничный пролет в школе, поднимаясь в кабинет на урок. – Да я и без их помощи подниму бабла! – я после его слов усмехнулся и стрельнул в него лукавым взглядом, чем вызвал неподдельное возмущение Кота. – А че-е-е? – всплеснул он руками в стороны. – В наше время каждый крутится, кто как может, – толковал он мне на серьезных щщах. – Я же не лезу в их дела, вот и они пускай нос свой не суют в мою жизнь. А то, видите ли, у них тупоголовый сын – бездарь. А, да, как же я мог забыть – еще и уголовник! А онии… – после незначительной заминки. – Через пару годков посмотрю на них, – тихо заржали с ним оба, не спеша поднимаясь на четвертый этаж. – Э-э-э? Ты вообще слушаешь меня? – ухмыльнулся Кот, толкнув меня в плечо, когда заметил мой заинтересованный взгляд на телочке, идущей впереди на пару с подружкой.

– Угу… – отозвался, не отрывая глаз от зачетной задницы девицы с выпускного класса, которая обсуждала хахалей и неторопливо перебирала ногами по оккупированной школьниками лестнице.

Рука так и потянулась вперед, чтобы смачно вдарить по мельтешившим перед рожей булкам, спрятанным под школьной серой юбкой в клетку.

Брюнеточка с кудрявым начесом на голове подпрыгнула на месте и резко развернулась к ржущим нам.

– Де-е-енииис! – рыкнула она, подаваясь ко мне и деланно злобно прищуриваясь. А я демонстративно начал тыкать языком в щеку, чем еще пуще распалил рядом стоящего с нами Макса и Маринкину одноклассницу. – Иди к черту, Туман! – выпендрившись, закатила глаза и отвернулась от нас, но мигом изменила свою походку и эффектнее завиляла жопой.

– Ко-о-озааа! – прищелкнул языком и удостоился тонкого среднего пальца.