Глава 1. Воспоминания прошлого.

Мила

Жизнь неслась своим чередом, как и я в данный момент – с кислой рожей по забитому автотранспортом проспекту. Холодный вечер. Час пик. Сумеречный догорающий горизонт. И я – лошара, которая свернула не туда, желая после рабочего дня поскорее оказаться дома.

– Овца, – взбешенно пробубнила себе под нос, залипая взглядом на незнакомых номерах впереди стоящей тачки. – Торчать теперь тебе здесь вечность, – удрученно вздохнув, сморгнула невидимую пелену на глазах и потянулась правой рукой к бардачку за пачкой сигарет и зажигалкой.

На всю открыла со своей стороны окно, запуская в душный салон морозный воздух. И глубоко посрать, что на дворе не май месяц, а декабрь. Настоящая зима с разбушевавшимся не на шутку снегопадом.

Только успела с чувством злости сделать первую затяжку, глубоко втягивая щеки до ямочек, как слева от меня раздался оглушительный гудок из затемненного навороченного джипа. Вздрогнула, чуть не выронив из пальцев сигарету и, выматерившись, перевела раздраженный взгляд к источнику, который решил не вовремя до меня доебаться.

– Чё?! – хмуро рявкнула, когда затонированное стекло поползло вниз, открывая мне вид на улыбающуюся во весь рот девку в белоснежном свадебном платье.

Твою мать… Это прикол такой?! – взвыла про себя, еще больше нахмурившись.

– Извини, что напугали, – высунулась рыжеволосая в окно, но прежде мельком с любовью кинула взор на своего новоиспеченного мужа за рулем. – Съешь ее за нас! – кинула мне плитку молочного шоколада на колени. – И не грусти! Ой, глянь, двинулись! – подмигнула незнакомка и, звонко рассмеявшись, закрыла свое окно, не забыв изящно помахать мне аккуратными длинными пальчиками.

Последний раз втянула в легкие обжигающий дым, откинула на заднее сидение шоколад и с облегчением не спеша тронулась по дороге в льющемся потоке тачек. Но и пару метров не проехала, как вдруг неожиданно выхватила цепким взглядом одного прохожего, идущего по тротуару.

Я задумчиво склонила голову, продолжая изучающе сканировать высокую фигуру, совсем забыв, что за рулем хорошо бы изредка посматривать на трассу.

– Что… что в тебе… – прищурилась, а вскоре от пришедшей догадки чуть было не проглотила язык и не выронила до неприличия округлившиеся глаза. – Да быть этого не может! – резко вжала педаль тормоза, бессознательно врубила аварийку и, словно городская сумасшедшая, вылетела из своей машины, никак не реагируя на недовольные выкрики, замечания, раздраженные автомобильные клаксоны.

– Ты че вытворяешь, идиотка! – высунулся мужик из окна, взбешенно взмахнув рукой, когда я оббегала муравейник из автомобилей.

– Все! Сломалась! Объезжай, как хочешь! – огрызнулась сквозь зубы на него, толком не наградив вниманием.

Плотнее запахнула на себе полушубок и понеслась за тем самым парнем, еще наверняка не зная, он ли. Скорее всего, ошибаюсь. Скорее всего, его уже и нет в живых.

Дура, Мила! Дура! Какая муха тебя укусила?!

– Эй?! – нелюбезно окликнула в спину высокого, немного ссутулившегося незнакомца и, нагнав, грубо схватила за рукав, чтоб повернуть его к себе. – Не может быть… – с губ сорвался нервный шепот, пока я бегала глазами по лицу мужчины… когда-то знакомого зачухана, в былые времена обрыгана, а сейчас… как бы это смешно и дико ни звучало, но человека. Довольно-таки адекватного, помолодевшего, ухоженного человека. Сейчас, глядя на него, совсем и не скажешь, что он глупое и деградировавшее отребье.

Когда ж в последний раз я его видела? В том самом вонючем сыром подвале?

Опешивший парень, ничего подобного не ожидав, растерялся, еще в первые секунды оглянулся по сторонам, словно я налетела не на того, и пытался из толпы выискать для меня нужного кандидата. Но вскоре, догадавшись, что я не собираюсь выпускать его рукав из своего захвата, осторожно вырвал руку, потянул уголки губ в добродушной улыбке и резко застыл.

Узнавание?

Пока пристально всматривался в мою рожу, в его светлых глазах загорался любопытный огонек понимания, кто перед ним стоит.

– Не верю, – глухо хохотнул он, обескураженно вскинув бровь.

– И я… И я, Валя. Валя-я-я… – кинулась к нему и крепко обняла, удивляясь, что с ресниц сорвались острые хрусталики слез.

***

– Прошу, ваш заказ. Чай с ягодами и черный кофе без сахара, – пока за круглым столиком царило безмолвие, к нам, дежурно улыбаясь, подплыла с подносом местная в кофейне официантка.

В этот холодный и странный вечер после неожиданной встречи на дороге со знакомым из прошлой жизни я, не задумываясь, дернула Валю за собой, чтоб пришвартовать свой опостылевший за сегодняшний день «корабль» возле первого попавшегося заведения.

– Не поздновато ли для черного кофе? – с ухмылкой на губах глазами стрельнула на его чашку с крепким напитком.

Валя, не отрывая от меня сконцентрированного серьезного взгляда – даже сказала бы, какого-то твердого, вдумчивого, – вальяжно откинулся на стуле и неопределенно пожал плечами.

– Тебя не узнать, Чич… Встретил бы я тебя где-то – не признал… прошел бы мимо.

– Неудивительно, Валя. Ты вспомни меня… нас… – грустно заключила и с натянутой улыбкой перевела горький взгляд в сторону панорамного окна, за которым неустанно валил пушистый снег, словно пух, покрывая плотным одеялом дороги города.

– Как ты…? Как выбралась из дерьма? Честно говоря, я думал, тебя уже и нет… – затяжная пауза, дающая осознать весь смысл его слов и недосказанность. – Ты вдруг перестала появляться на улице, в метро, ни в одном спецприемнике тебя не было. Раза три искал тебя, а потом… – отрешенно выдохнул и потер пальцами переносицу.

А потом… потом суп с котом. Очередная доза. Может, и больничка. И так все по кругу.

– Валентин, я… я еще выкарабкиваюсь из того болота. Признаться, оно для меня глубокое, страшное, зубастое. Не так просто сбросить с себя наручники и забыть все, через что прошла. Я учусь. Упорно, – наконец-то посмотрела на него и удобнее устроила локти на столике.

– У тебя это хорошо получается. Так как? – ухмыльнулся он и отпил глоток кофе, лукаво поглядывая на меня через белый ободок кружки.

– Мужчина, – усмехнулась в тон ему и откинулась на стуле, прокручивая в блюдце свою чашку чая. – Слишком упертый, волевой, несгибаемый и очень сильный. Считай, если бы и не он, то сейчас бы мы с тобой рядом не сидели. Лежала бы я в какой-нибудь вонючей сырой земле, разлагаясь, и кормила мерзких тварей.

– Замуж вышла, – не вопрос – констатация.

Непроизвольно поморщилась. Будь оно неладно… Какой раз за день?

– Нет, Валя.

– Работаешь? – резко перевел тему.

Кто-кто, а этот парень всегда и в любом состоянии был далеко не глуп. Не любитель задавать лишних вопросов, желая с места в карьер переходить сразу к делу.

– О, да… – устало протянула. – Но я ее люблю, – приподняла уголки губ вверх. – Работу. Оказалось, что есть то, что может меня поглотить с головой.

– Расскажешь? – вскинул бровь, прищурив левый глаз.

– Директриса в детдоме.

Обескураженный свист напротив и округлившиеся пешки* (глаза).

– Дети… Дети, Валя, это единственное, на что стоит тратить свое время. На нуждающихся детей, потерявшихся в этой жизни, как когда-то в свою очередь и мы. Помочь заблудшим людям найти свою дорогу. И, возможно, не натворить всех тех дел, которые натворили мы. Может, тогда будет в этом мире меньше подонков.

Валентин на мою тираду нехорошо сощурил глаза, заиграл желваками и отвернулся в сторону бара, где счастливо гудела молодежь.

– А ты… – кинула ему встречный вопрос. – Ты не меньше моего изменился. Ты чист. Видно невооруженным взглядом…

– Но это не означает, что у меня больше нет порока, – с резкостью прервал меня. – Он все тот же, Чича. И он все также цепко держит меня за горло.

– Но ведь получается, ты чист не месяц, не два…

– Три года, семь месяцев, пять дней и, – глумливо перевел взгляд на наручные часы, – и десять часов. Это болезнь. Она не отпускает. Продолжается. Только иначе. Это как твое болото… трясина. Только мое… мое… для меня оно не такое жуткое… для меня днями оно бывает самозабвенное, желанное. Я до сих пор еще так и не понял, существует ли спасение от этой болячки.

– Нужно время. Ты уже сделал большой шаг вперед. Ты живешь, Валя. Ты – человек, – осторожно в успокаивающем жесте прикоснулась к его руке, лежащей поверх стола.

– И какая цена? Отец умер. Мать перенесла два инсульта. И даже тогда не сразу понял. И этого еще было недостаточно. Мне бы тогда только ширнуться, а там – море по колено. Где-то после двух своих клинических смертей начал въезжать, что пора соскакивать. Предлагали банчить, затягивали обратно всеми путями, но с этим если рвать, то до конца. Со всеми. Вот так в свои двадцать три в один прекрасный день проснулся и понял, что а рядом-то и никого, кроме матери, нет. Ни друзей, ни близкого любимого человека, ни отца, который растил и еще лет шесть вытаскивал меня из такого дерьма, ни своей крыши над головой. Ни-че-го, – брезгливо скривился, на время показывая, какого мнения о себе.