Отзывы на книги автора «Виталий Пенской»

Давно я не получал от чтения книги такого удовольствия. Автор не пытается что-то доказать, не подбирает факты под концепцию, он просто рассказывает (и как рассказывает) истории людей. А что может быть интереснее человеческих жизней, портретов на фоне эпохи?

Автору при этом хватает и иронии, и юмора. Он сам подтрунивает над броским названием книги, мол, раз Москва – третий Рим, то и легионы должны быть, а раз есть легионы, то и центурионы в них должны найтись. В книге пять очерков об известных нам, пусть пунктирно, военных второго эшелона эпохи Ивана Грозного. Виднее провинциальных детей боярских, но тусклее по положению, чем царские сподручники. Если верить автору, это тот самый костяк, на котором держалась военная машина, ведь таким людям нужно было расти самим, на них не работало происхождение.

Все пять героев интересны по-своему. Вот Степан Сидоров, бывший рязанский боец, с трудом пробивавшийся наверх после присоединения княжества к Москве. Его упоминает Курбский в своей книге, написанной в эмиграции, отзываясь о нем с уважением. Он начал службу лет в 15, а оставил в 79, скончавшись от ран, полученных в последнем своем бою. Мне откровенно понравился и рассказ о самом сыне боярском, и о всей кампании, приведшей к битве при Судбищах.

Рассказ об одном из первых командиров стрелецкого войска впечатлил не столько индивидуальной судьбой, сколько размахом действий Грозного. Этот сын боярский Матвей Ржевский (по прозвищу Дьяк) сплавлялся вниз по Днепру, строил с казаками укрепления на Хортице, даже одна вылазка была на территорию Крыма – Грозный пытался перенести боевые действия на вражескую землю, перехватить инициативу. Через сто лет московские власти в каком-то смысле просто вернулись сюда, хотя расклад был уже совершенно иной. Примечательно, что в это время Чернигов и Путивль были на московской стороне границы.

Интересный, но суровый мир. Походы, когда людей перекидывали с фронта на фронт. Сегодня ты осаждаешь Выборг (шведы плохо себя вели на границе), а завтра гоняешься за переставшим подчиняться Грозному астраханским ханом, который бросает свою столицу и морем бежит на Кавказ. Вот ты подчиняешь Прибалтику царю, а вот ты уже перебежчик на польскую сторону, один из главных врагов царя. При этом так ты сердце царя разбередил, что царь этот тебе письмо пишет, ставя тебя на один уровень с Курбским, а ты всего лишь сын боярский Тимоха Тетерин. Правда всю твою семью из-за тебя ликвидировали, но c’est la vie. После смерти Грозного можно и почву по вопросу возвращения прозондировать, вдруг Федор помягче? Вдруг он забудет, что ты ходил с польским отрядом захватывать «изгоном» Изборск, когда просто постучался в ворота и крикнул «Откройте, опричнина!», а гарнизон возьми да и открой.

P.S. Имена того времени – отдельная песня. В этот раз моим фаворитом стал Михаил Васильевич Кислый Горбатый.

Але ж наперад паімчаў, гуф літоўскі лепшы
Трапіў у пастку да стральцоў, да стральцоў пярвейшых
Дружныя залпы стральцы, па літвінах пусцілі
Потым нашых вершнікаў на канях парубілі.

"Стары Ольса", "Рыцарства ўсё сышлося", 2007 (по мотивам слов Андрея Рымши конца XVI века)

Виталий Пенской попытался написать аналитическую работу, в которой был бы подведен итог если не взрыва, то существенного увеличения числа работ, посвященных раннему Новому времени на отечественных землях. В относительно небольшой книге (которая больше, чем кажется, как минимум из-за мелкого шрифта) он во вполне современном духе (но по прежнему довольно несовременным языком) рассматривает ресурсные ограничения, социальные организационные формы, вооружение, от холодного к огнестрельному, включая очерк об артиллерии, тактику и большую стратегию российского государства при последних Рюриковичах (четырех). Делает он это с опорой на современные источники, даже новейшие. В книге есть ссылки и на Коллманн , и на довольно свежую книгу Крома , и на Лобина с Курбатовым. При всем увеличении изданий на эту тему их все же не так много.

Книга хороша своей системностью. Автор поставил задачу рассказать о функционировании военной машины «классического» московского периода, решает задачу аналитически и рисует нам интересную картину. Можно отметить несколько повышенный скепсис к отпискам иностранных путешественников и некоторый ресентимент по поводу того, что военно-экономические исследования, объясняющие динамику государственного развития в раннее Новое время, до сих пор находятся на периферии исторической науки. В остальном исследователь не дает своим личным пристрастиям развернуться и замутить получающуюся картину. Особо и придраться не к чему, я бы только хотел больше социальных связей, кроме рассказа о вооружении детей боярских увидеть их социальный бэкграунд, прости господи.

Интереснее всего было читать ту часть, где автор рассказывает о так называемой «ориентализации» московского войска, т.е. о том, как вооружение знатной конницы потеряло связь с рукопашным боем, пропали копья и их аналоги, пропали щиты и тяжелые доспехи. Дети боярские стали конными лучниками, а с развитием огнестрельного оружия и стрелками. Если верить источникам, наемники с запада сильно удивлялись такому изменению, выраженному в том числе и в отношении к бою. Когда наемники неслись в схватку, сотни детей борских их не поддерживали, ибо зачем им надо лезть в рукопашную?

Автор дельно пишет и про «сильное имание», т.е. про реквизиции на прокорм войска, да и про экономику войны в целом. Мне импонирует то, как он аккуратно и дельно ссылается на многочисленные примеры времен феодальной раздробленности, показывает динамику развития и, вместе с тем, стабильность некоторых структур. Импонирует как минимум тем, что в периоде феодальной войны Василия II с претендентами я сильно плаваю, а у нее, оказывается, есть и элегантное название – «война за золотой пояс» (пришлось гуглить историю).

В итоге мы имеем интересное промежуточное подведение итогов, в котором автор расставляет акценты и намечает области, где еще возможен прогресс даже при нынешнем состоянии источников и археологического знания (и не оставляет надежды, что наши знания увеличатся). Кропотливый труд позволяет бороться со стереотипами и наслоениями оценочных суждений, в чем-то даже оживляя людей, павших жертвами кампании Петра по насаждению новой культуры (старым московским военным людям, вернее – памяти о них, в ней места особо не нашлось). А ведь дело свое они знали, достаточно вспомнить Смоленские кампании Василия III, Казанские походы Ивана IV и его же Полоцкий поход.

Интересная и хорошо написанная книга (или мне просто нравится стиль автора). У Филюшкина и Кузьмина есть книга о Полоцком походе , но она куда меньше говорит о контексте, тогда как Пенской в нем просто купается. Сам автор поставил себе задачу написать наш ответ на книгу Янушкевича, и это меня немного смутило, так как такой подход к делу обычно исключает нейтральную точку зрения, но в данном случае речь шла, скорее, о том, чтобы дать картину, как ее видели из Москвы, тогда как у Янушкевича нарратив выстроен с точки зрения Вильно. С такой задачей автор, насколько могу судить, справился, хотя на сам сюжет стоит смотреть именно стереоскопически, на основе материала обеих указанных книг.

В который раз отмечу хорошее знакомства автора с современной историографией (или то, что список литературы заметно пересекается с тем, что прочитал я сам). Тут и Коллманн, и Кром, и Лобин с уже упомянутым Филюшкиным. И даже Джон Линн с книгой про Людовика XVI, в которой тот предлагает концепцию «войны как процесса» (я читал другую книгу данного автора, но на ту же тему). Таковое знакомство приводит к тому, что автор хорошо владеет текущим жаргоном (warlord’ы, например), но не забывает и про цитаты про «немодных классиков». В целом получается несколько пристрастный, но насыщенный и любопытный текст, читать который интересно.

Кроме собственно военно-логистической и военно-дипломатической составляющей в подобных книгах об этом периоде (раннем Новом времени) мне импонирует то, что неравнодушные авторы заселяют пейзаж живыми людьми. Это удачливые и не очень воеводы, изменники и перебежчики, шпионы, иерархи и коронованные особы. Московская сторона превращается из жупела и монолитного монстра в растущий организм (куда же уйти от биологических сравнений!), в котором есть противоречия и независимые (полунезависимые акторы), которые пытаются или даже ведут свою политику, отличную от царской. Отсюда вечные попытки создать в том или ином виде опричнину – опору без сомнений, и столь же вечные провалы таковую опору создать. Эти живые люди часто удивляют даже именами, в мою личную коллекцию к И.Б. Образцу Синего добавился И.П. Охлябинин Залупа.

Интересно и то, как автор пишет о том, что наши действия почти всегда имеют неожиданные последствия. Ведь именно потеря Полоцка стала поводом для Польши фактически поглотить ВКЛ. Это был не совсем тот результат, на который надеялся Иван Грозный, ведь теперь перед его царством был заметно более сильный противник, чем слабеющее и выпотрошенное (непрекращающимися войнами с «московским») великое княжество.

P.S. Алесь Белый когда-то писал , что именно история с Полоцком привела к тому, что название Белая Русь проникло на современные белорусские земли (до этого оно к ним не применялось). Еще одно неожиданное последствие.

Аккуратная и симпатичная книга от адекватного автора. Здесь он, правда, вступает на тонкий лёд – пытается противостоять «чёрной легенде» об Иване IV, но делает это так, что решение остается за читателем. Попутно автор рассказывает о династическом кризисе после смерти Василия III, о боданиях боярских кланов и взрослении Грозного, но об этом много кто уже рассказывал, сам автор бесконечно ссылается на «Вдовье царство» Крома, поэтому стоит сразу сказать, что посыл книги именно в указании на то, что имеющиеся свидетельства при желании (которое можно выдать за беспристрастный подход) сложить в несколько иной пазл.

Кто он, наш первый царь? Кровавый маньяк, истовый книжник, тонкий стратег? Все сразу? Свой вариант? Пенской считает, что образ, законченный образ, который не может быть изменен, сложился из-за Карамзина, который, мол, работал с историей только в назидательном ключе, поэтому сделал из Ивана пугало, образчик того как не стоит делать, что-то опустив, что-то проглядев, а что-то выпятив. Остальные историки уже двести лет просто повторяют инвективы, слегка меняя диапазон и набор ужасов. А вот если взять рубанок и стесать историографические наслоения, то Иван предстанет перед нами как человек своего времени, и довольно талантливый человек своего времени, надо сказать. Для подтверждения своей концепции автор будет ссылаться на правильно подобранные цитаты из Крома, Коллманн, Кивельсон, Преснякова, Зимина и прочих довольно известных (даже среди меня, дилетанта) исследователей.

Автор занимается благородным, но заведомо проигрышным делом, хотя, конечно, вода камень точит. Грозный настолько стал образом и перестал быть реальным человеком, что переоформить его никакими книгами не удастся. Но это не мешает получать интеллектуальное удовольствие от крепкого авторского текста, в котором он рассматривает те ранние годы Грозного, когда формировался его характер. Нравы были крутыми, одна история с дядьями чего стоит – игры между великой княгиней и братьями Василия, недоверие, поимание, смерть под тяжестями. После смерти матери Иван рос, наблюдая как боярские кланы крушат друг друга, разгоняя маховик насилия. И где-то на фоне этого московская бюрократия продолжала работать, документы летели по стране, войско собиралось, пару войн довольно успешно провели. Фантасмагорическая картина.

Автор обещает продолжение, которое, вероятно, будет крайне интересным – повествование в этой книге едва дошло до венчания на царство. Впереди эпические события, которые в авторской интерпретации не могут не быть весьма интересно истолкованы.

P.S. На радостях посмотрел наконец-то 2 серию «Ивана Грозного» Эзенштейна. Да, кино когда-то было искусством.

Како же убо воспомяну о германскихъ градѣхъ супротивословия попа Селивестра и Алексия Адашова и всѣхъ васъ на всяко время, еже бы не ходити бранию, и како убо лукаваго ради напоминание датцкого короля лѣто цѣло дасте безлепа фивлянтомъ збиратися!

Иван Грозный, первое письмо Андрею Курбскому, 1564

Если судить по тем нескольким публикациям, что попали мне в руки, в России сложилась неплохая группа ученых, пишущих о военно-политической истории XVI века. Это, как минимум, Лобин, Кром и Филюшкин. К ним ситуативно примыкают, споря и не споря, пара исследователей из Беларуси ( Янушкевич и Виктор Темушев ), чьи работы позволяют как минимум изменить угол обзора. Имя Пенского попадалось мне в этих книгах, но до его трудов я как-то не доходил. Пора, пора было исправить ситуацию, поэтому я купил сразу пять его книг (умеренность – не мой конек).

Судя по работе о Ливонской войне (в узком понимании) делать это стоило. Хотя бы потому, что Пенской (это не навет, это похвала) пишет довольно старомодно, позволяя себе некоторую ироничную легкость в изложении, которая, насколько я могу судить, не мешает научной стороне вопроса. Кроме этой занятной черты меня порадовало и приложение, где автор позволяет себе заняться условным наклонением и смоделировать ситуацию, в которой Грозный решил бы направить в Ливонию не второ- или даже третьеразрядную рать, а сам бы возглавил большой поход на Ригу. Собственно, такое допущение автор делает для того, чтобы показать работу военной машины времен Грозного, от сбора армии, насыщения ее артиллерией, до взятия замков и закрепления их за московской стороной. Это, как минимум, интересно.

Книга представляет собой аккуратный нарративный рассказ о событиях до начала Ливонской войны и о первом ее этапе, закончившемся взятием Феллина войсками Грозного. Автор излагает действия ливонской стороны в схожем, но не идентичном ключе по сравнению с описанием, данным Филюшкиным в «Войне коадъюторов». В частности, я обратил внимание, что Пенской не упоминает о разных текстах договоров, в соответствии с которыми ливонцы обязались лишь исследовать вопрос о юрьевской дани, тогда как в Москве ждали именно уплаты. Но в остальном расхождений нет, Пенской, пожалуй, делает заметно больший акцент на том, что Ливонская война долго представляла для Грозного далеко не самый важный фронт, о чем можно судить по объему направлявшихся туда войск и по рангу воевод. Большая часть войска традиционно выделялась для поддержания обороны от Крыма.

Как когда-то в работах Крома, в книге Пенского меня поразила сама тактика войн, когда стороны обменивались мощными ударами, к которым готовились по несколько месяцев. При всей некорректности сравнения, в голове возникает образ битвы у атолла Мидуэй, когда стороны обмениваются ударами авианосных групп, перезаряжаются и вновь отправляют в бой уцелевшие самолеты.

Пенской нарисовал красивые образы обороны Рингена и Лаиса от ливонцев. И самоотверженная и самоубийственная оборона под руководством Русина Игнатьева, и успешное дело Андрея Кашкарова очень кинематографичны, я бы с удовольствием посмотрел такой фильм (хотя чувствую, что наши нынешние киноделы не потянут).

Отдельно хочется упомянуть все пестроту войска Грозного, который отправил в Ливонию вместе с детьми боярскими и стрельцами ворох вспомогательных отрядов татар и волжских народов (горные и луговые люди, упоминаемые Пенским, должны быть марийцами, думаю я). Вот немцам-то в замках любопытно было наблюдать, наверное, приближение войска московского царя.

В продолжении книг по военному искусству XV-XVII веков прочитал одну из немногих научно-популярных книг вышедших в России по этой эпохе от белгородского историка Виталия Пенского. Вообще, затронутая им тема с середины XX века стала одной из самых дебатируемых в Западной Европе. Развитие огнестрельного оружия породило целую революцию в военном деле, затронувшую все государства региона, начавших переход от милиционных армий феодального ополчения к наемным профессиональным войскам и резко увеличившемуся в размерах регулярному войску. А новое вооружение и увеличившиеся затраты подвинуло к промышленной революции и мануфактурному способу производства унифицируемого оружия и перестройке бюрократии для более эффективного выжимания налогов с населения. По сему поводу историки Европы поделились на "эволюционистов" и "революционистов" и уже полвека спорят как же все-таки развивалось военное дело, плавно или скачками. Ответа одназначного быть не может, этот процесс шел десятки лет и лишь некоторые яркие военные мыслители проводили заметные реформы делавшие рывок в отношении к военным силам отдельного взятого государства. А белгородский историк нашел оригинальную тему в решении написать книгу о том, как происходило развитие военного дела связанная с внедрением огнестрельного оружия в странах на периферии Европы - в Польше, Османской империи и в России.

В целом то, что мы живем в огромной стране от Балтики до Тихого океана и есть главный показатель, что Россия смогла выдержать эту технологическую гонку до конца, постоянно выдерживая темп перевооружения армии в XVI-XVII веках и перенимая из Европы технические и тактические новинки приспосабливая их к условиям театра военных действий с заметной большей ролью кавалерии. Польша же не смогла построить централизованного государства из-за противодействия мощных магнатов на местах, а это было необходимым бюрократическим условием, несмотря на то, что в на протяжении примерно века, с конца XVI по первую половину XVII польская военная машина, увенчанная крылатыми гусарами как главной ударной силой, была доминирующей силой в Восточной Европе. Все сложнее с Турцией, которая на протяжении фазы пассионарного подъёма с XIV по XVI века была вообще сильнейшей военной державой мира, но для перехода от средневекового конного ополчения с янычарами к правильной линейной тактике османам опять же помешала экономическая "лоскутность" начавшей трещать по швам империи, экономические неурядицы, якорь азиатских военных традиций и вырождение султанской династии на троне не сумевшей дать ярких целеустремленных лидеров. Хотя янычарское войско, как одна из первых регулярных армий (послуживших прообразом для российских стрелков) было в силу своей универсальности готовой моделью для распространения на все вооруженные силы.

В целом - отличная книга для всех, кто интересуется историей военного дела и вообще историей Восточной Европы в указанный период, особенно обилием статистической информации, вроде того сколько нужно мяса и хлеба в день, чтобы прокормить 40-тысячное польское войско, каким должен быть удел-тимар турецкого ополченца, чтобы он привез с собой не только солдат, но и походный шатер, а также какой дорогой штукой была для российского мелкопоместного дворянина обыкновенная сабля, иногда стоившая почти с годовой доход его имения.