Глава 5

Сразу после трагического случая с Буслаями Домаш Евсеич, как староста, собрал сход селян и настрого предупредил всех об осторожности. Просил, чтоб без крайней нужды в сторону Волчьего мха не совали носа, а также предложил определить дни, по которым, собравшись большим числом, люди могли бы сообща выбираться из Берёзовки. Селяне живо соглашались и были безмерно благодарны Домашу Евсеичу – единственному человеку, давшему по-настоящему толковые советы.

Власти, взяв под надзор расследование чудовищного преступления, кого только не присылали в Берёзовку: и урядники с приставом, и священники различных санов, и в штатском какие-то люди наведывались. И все они с опасливым недоверием выслушивали рассказы, которые за короткое время невероятно обросли домыслами и выдумками. Приезжающие просто мурыжили расспросами да допросами Ефимку Асташова. Но всё обошлось, ибо за бедного хлопца горой встал мельник Домаш Евсеич, раскрывая нелепость наговоров некоторых селян. Видя тщетность попыток докопаться до истины, люди в штатском даже пытались разговорить Лукерью, которая так и не пришла в себя. Как ни старались разобраться в этом деле, всё было безрезультатно. Не найдя правдоподобных объяснений и не придя к какому-либо вразумительному заключению, эти божьи слуги и государевы люди лишь разводили руками и в недоумении убирались восвояси. Однако, наслушавшись рассказов о проклятом урочище, убирались из Берёзовки уже по Припяти.

Гибель Буслая оставалась тайной за семью печатями – тайной, пугающей полешуков необъяснимым тревожным предчувствием. Но больше всех волновалась Настя. И не столько из-за объявившегося лиха в Волчьем мху, сколько за сына. А тут и ещё беспокойства добавилось: заприметила она заинтересованные взгляды свёкра на себе, со страхом заприметила. Он лет десять волком косился да сторонился и сына своего Никиту и её. А как не стало Никиты, так и начал вдруг при встрече одаривать невестку пристальными взглядами, от которых ту аж в дрожь бросало. Волнения Насти цвели не на пустом месте! Вышла когда-то крайне неблаговидная история у неё со свёкром…

Настя была единственной дочкой в семье Григория Чигиря (Гришака) – остальные были хлопцы, три брата. Младше сестрёнки был только Василь, Микола был средним, старший – Прохор. Настю в семье все любили, и родители частенько с умилением повторяли: «У нас три сыночка и пригожуня дочка». Не сказать чтобы Настя в детстве была такой уж красавицей, но вот в пору юности стала девицей завидной.

Восемнадцать лет назад эта завидная девица вышла замуж за гарного хлопца Никиту из небольшой деревеньки Берёзовка. Женились молодые, можно сказать, по любви и стали жить в хате свекра. Здесь же, кроме самих хозяев и их незамужней дочки, теснились ещё две семьи старших братьев мужа да едкая старуха – мать свёкра. Молоденькая в то время девушка попала в большую, но весьма не дружную семью. Свёкор был нрава крутого и держал сыновей и их семьи в ежовых рукавицах. Может быть, именно поэтому хозяйство ещё и держалось на плаву. Домочадцы старались всячески угодить батьке и норовили исподтишка опорочить других, что вызывало в общей семье склоки и частые ссоры. Насте, привыкшей к другому семейному укладу, всё здесь было в тягость. Но самое постыдное, с чем она тут столкнулась и что своей непристойностью просто ввергло её в мерзкий ужас – это снохачество⁷.

Для деревенского образа жизни, где всему головой был батька, во многих семьях снохачество было едва ли не обыденным явлением. Безусловно, и закон и церковь осуждали такое греховное кровосмешение, да и сами крестьяне считали это большим грехом, но! ни в коем случае не преступлением. А посему снохачество и продолжало процветать.

Склонить невестку к сожительству для ещё моложавого свёкра не составляло особого труда: сначала уговоры, посулы лёгкой работы, подарки, затем в ход шли придирки, самая тяжёлая и непосильная работа, угрозы, нередко с побоями. Обычно такая целенаправленная осада быстро давала результат.

Как это ни дико сравнивать, но во многих крестьянских семьях царил настоящий стадный закон природы: самый сильный «самец» обладал почти всеми «самками». Остальные «самцы» – кто чего достоин! Этому немало способствовали и языческие корни, и невежество самих крестьян. Хотя по тому же закону природы можно наглядно привести уйму примеров, когда среди животных и птиц образовываются пары на всю жизнь, и многим людям не мешало бы в некоторых случаях брать пример со зверей!

В Берёзовке жило немало семей, в которых крестьяне женили своих сыновей в четырнадцать-пятнадцать лет, беря им в жёны девушек на три-четыре года старше. После такого брака в крестьянской семье появлялась здоровая крепкая работница, а сын как был подростком, так и оставался им ещё несколько лет. И уж в свои сорок-сорок пять батька не упускал возможности воспользоваться неопытностью сына. В таких условиях молодой снохе поневоле приходилось избирать выгодную для себя житейскую и жизненную стезю.

Настя когда-то слышала историю, как одна молодичка пыталась найти в волостном суде защиту от домогательств буйного свёкра. Но в судах, как правило, отстранялись от разбора таких дел, и в итоге виноватой оставалась сама женщина. Вместо защиты – обвинение в поклёпе! Да ещё и наслушается «виновница» в свою сторону издевательских высказываний: «Сама, видать, добрая вертихвостка!» или «Уж коли сучка не захочет, так кобель не вскочит!»

После таких унижений и срама дальнейшее пребывание молодой женщины в общей семье было подобно каторге. Вот поэтому условия жизни невестки во многом зависели от внутренних устоев семейства и от важности «шестка», на котором сидел её «муж-сверчок».

Настин муж Никита хоть и был младшим в семье, да слово его имело вес немалый. А вот два старших брата удались в мать – тихие, безвольные и даже с виду какие-то мелкие, особенно самый старший, Митяй. Этот уж точно не чета своему рослому родителю Рыгору. Грозному батьке и опасаться-то их не приходилось. Вот и властвовал он не только над всеми душами в семье, но и над телами невесток. Но для пристойности всё же старался скрывать свои похождения. Старшие сыновья, конечно же, догадывались обо всём, но делали вид, что ничего не происходит. Тщедушные, они так же, как и мать, попросту до смерти боялись батьку и так же, как и их жёны, избрали наиболее выгодное для себя поведение.

После появления в хате новой снохи, Рыгор по-настоящему был ею доволен: тихая, приветливая, работящая, а главное, очень уж на вид приятная молодка. Глядя на неё, в похотливом воображении свёкра возникали картины, от которых у него аж дух захватывало. Вот только одно огорчало батьку: его младшой так же крепок, как и он сам, так же горяч и решителен. «В мою кость выпер, – мыслил Рыгор, и впервые такая думка его не радовала. – Кто-кто, а Никитка терпеть, как его братья, не станет!»

Сын тоже батьку знал как облупленного и поэтому сразу наедине предостерёг, чтоб даже и во сне не помышлял о Насте. Это предупреждение батька нехотя намотал на ус и поначалу лишь воровато приглядывался. А шкура-то у старого уже аж горела и руки чесались подержать молодое тело. Перебороть в себе искусителя не так-то просто! Словно волк, ненасытно выглядывающий недоступную жертву, Рыгор похотливо косился на невестку. И вот как тут не вывернуть народные слова: сколько такого «волка» не корми, он всё равно будет глядеть… на чужих баб!

Не прошло и трёх месяцев после Настиного замужества, как свекор начал отпускать ей двусмысленные намёки. Временами беспричинно оказывал слишком уж явную заботу. Неопытная Настя сильно смущалась, но упорно не хотела верить в худшее. А Рыгор потихоньку уже и рукам начал волю давать. Бедная невестка шалости свёкра всё пыталась свести к его неловкости: то прижмётся при работе невзначай, то руку Настину задержит в своей, то, проходя мимо в тесном помещении, вроде как отодвигал её в сторонку, но при этом чересчур уж крепко брал за стан. Понятное дело, всё это Рыгор проделывал, только если поблизости не было Никиты.

Настя немало слышала о снохачах, но, как и все, наивно думала, что такое лихо может приключиться с кем угодно, только не с ней.

Время шло. Невестка продолжала смущённо краснеть от «неловкостей» свёкра, которые становились всё более «неуклюжими» и откровенно наглыми. О непристойном она даже мыслить не хотела. Но когда Рыгор уже открыто слегка прижал её в овине⁸, то тут уж все сомнения рухнули! Насте стало как божий день ясно гнусное намерение свёкра!

Остальные невестки и их мужья всё замечали, всё понимали и со злорадством наблюдали за происходящим. При случае, отделившись от посторонних ушей, они с чёрным пристрастием шептались да гадали, что ж дальше-то будет. Тут уж никто не прикидывался, будто в семье ничего постыдного не происходит, обо всём говорили прямо, без всяких намёков да обиняков. Наученные горьким опытом, старшие снохи сразу смекнули, что, в отличие от них, Настя другого поля ягода, впрочем, как и её муж Никита. Благочестие молодой снохи и непоказная решительность Никитки порождали в родственных семьях тайную зависть. И ещё всем вдруг стало ясно, что похождения батьки возле молодой снохи вряд ли закончатся добром. Вскоре так и случилось…

В один из осенних дней, перед Покровом, Настя со свёкром и Митяем повезли на мельницу жито. Народу в очереди собралось немало. Туда поехали утром, а возвратились лишь к вечеру.

Мешки с мукой решили временно сгрузить пока в овине, а уже назавтра днём основательно поладовать хлеб. Это было решение батьки. Странное, но… хозяин – барин.

В полумраке Настя наскоро прибрала место для мешков и с готовностью предложила:

– Сбегаю Никитку позову, всё быстрее будет…

– Пустое, – остановил её свёкор. – Неужто мы такие никудышные, что пяток-другой мешков не снесём?

– Так, поди ж, притомились крепко… – неуверенно произнесла Настя и сочувственно глянула на неказистого свояка: он-то уж точно такой мешок не попрёт.

Рыгор начал сам перетаскивать муку. Митяй остался возле телеги, помогая батьке взваливать мешки на плечо. В овине Настя придерживала ношу при сбрасывании, иначе мешковина при ударе оземь могла не выдержать и разойтись.

Работа спорилась. Втроём управились быстро.

Осенний сумрак медленно, но уверенно выживал остатки дня.

Свёкор в одной руке внёс в овин последний полупустой мешок, прохудившийся и поэтому наполненный мукой лишь на четверть. Вошёл и тут же вдруг замер в дверях. Его алчный взгляд уставился на невестку. Постояв несколько мгновений в неподвижности, Рыгор воровато оглянулся…

Снаружи заскрипели колёса телеги – Митяй повёл распрягать коня в дальний конец двора.

Настя и сама не заметила, как осталась со свёкром наедине. В последнее время она всячески старалась не попадать в подобное положение. И вот мало того, что оказалась наедине со свёкром, так ещё и темень сгущается. Сердце перепуганной молодички сжало противное предчувствие.

– Ну, слава богу, зиму будем с хлебом, – притворно вздохнув, сказал свёкор.

– Ага, слава богу… – испуганно согласилась Настя и, чтобы хоть немного сбавить неловкость, начала нервно смахивать с себя мучную пыль. – Ой, совсем темно стало… Пойду на дворе отряхнусь.

И только Настя намерилась было юркнуть из овина, как свёкор тихо сдвинулся с места, преградив путь.

– Погодь маленько… – с дрожью в голосе сдавленно произнёс он и сделал шаг к Насте. – Муку-то эту пересыпать надобно… – Он приподнял рваный мешок с мукой, словно убеждая невестку в срочности этой работы. – Совсем рассыплется… Одному-то несподручно… да и темновато. Подсобить надо трошки…

В сумраке Насте вдруг показалось, что у свёкра в глазах плясал странный блеск – хищный! И уж наверняка у него сейчас были думки не о муке! Настю ещё больше охватило беспокойство. «Господи, да что ж это творится?! – мысли испуганно метались в её голове. – Иль это просто воображение моё во всём только поганое видит?! Ох, мамочка! Пронеси, Господи, мимо меня всякое лихо!»

А Рыгор уже совсем рядышком! И деваться-то некуда! Кричать? А чего кричать, ведь он только попросил помочь муку пересыпать.

Настя развернулась и схватила первый попавшийся под руку пустой мешок.