поправимо.
Сегодня был странный день. Слова хрустели на высохших губах и тоненькими ломтиками падали на кафель в ванной. Я не выходил из квартиры пять дней. Не собирался еще столько же, но на третий день моей игры в необитаемый остров закончились продукты, на четвертый – алкоголь, на пятый подошел к концу табак и спички. Никто так не любил пятницу, как Робинзон и ненавидел, как я.
Когда мне было десять лет, я думал, что вообще никогда не начну курить. В пятнадцать, был уверен, что не буду курить тяжелый сигареты. Сейчас в моей жизни из тяжелого не только сигареты. Оставалась еще и память. Она услужливо подбрасывала щепки в огонь разрастающегося безумия.
Я подошел к окну, вытерев с подоконника пыль, сел и уставился во двор. Все круги ада Данте Алигьери, в конце концов, сводятся к одной точке в центре комнаты под зависшими над ней ногами.
Решил начать с крайнего и, собравшись, вышел на лестничную площадку.
Когда сходишь с подъездной лестницы, по инерции начинаешь сходить с ума и от безнадежности кутаешься в шарф еще сильнее, а потом гадаешь от удушья или от холода у твоего отражения синие губы. С этим нечего не поделать. Надеваешь свитер, судорожно снимаешь, примеряешь второй, третий и так, покуда не натыкаешься на одиночество. Оно в отличие от свитера не висит на плечах и не жмет в талии. Именно поэтому я постучал в первую попавшуюся дверь.