Глава первая.

От нуля до пяти.

За редким исключением, я лично не очень люблю читать детские воспоминания, особенно известных личностей. Помню ещё школьником как то попробовал читать "Детство" Льва Толстого и бросил на середине. Но бывают очень интересные детские воспоминания людей, с которыми я сталкиваюсь в повседневной жизни. Такие воспоминания намного глубже западают в душу и гораздо более близки, так как они происходят не двести лет назад, а примерно в те же времена, когда и я был молод. Начну писать о своём детстве и постараюсь сделать это как можно интереснее. Садитесь поудобнее и слушайте мой рассказ.

Часть первая.

 Когда моя мама меня вынашивала, она почему-то была уверена, что должна родиться девочка. Возможно потому, что сын у неё уже был, а может это были предчувствия или какие-то приметы. Но об УЗИ тогда мало кто слышал, тем более в "глуши" в Саратове. Она даже имя придумала: Галочка.

 Как вспоминала моя мама, я родился синеньким без криков, и врач даже подумала, что я умер, но потом услышала пульс и начала меня хлопать и приводить в чувства. Лишь когда меня положили под яркую лампу, я облизнулся. Все облегчённо вздохнули: "Жив". А причиной этого моего состояния было удушье собственной пуповиной: уже тогда мне хотелось крутиться, а не сидеть сложа руки как все.

 "Галочке" нужно было срочно придумать мальчишеское имя.

Сначала мама меня чуть не назвала Толиком. Но папа был против: мамин двоюродный брат Толик был большим шалопаем в юности. И ещё он подозревал, что Толиком звали мамину первую любовь.

 Случайно мама услышала от одной из рожениц в палате, что та своего мальчика хочет назвать Виталиком. Маме понравилось это имя, она вспомнила героя Гражданской войны Виталия Бонивура, и вопрос был закрыт. То, что этого героя молодым сожгли в топке паровоза, её, видимо, не очень испугало.

 Из тех же рассказов моей мамы я помню, что мой, старший меня на пять лет, брат сильно ревновал и долго не мог принять моё существование.

 Как-то мама прибежала ко мне грудному из-за моего необычно громкого плача, но никаких признаков болезни не было. Когда же она взяла меня на руки, то обнаружила, что мой родной братик положил мне в кроватку под спину сапожную щётку. Она его отругала, но на этом мои испытания на прочность только начинались.

 Когда мне надоело ползать и я пошёл, то первым, что я сделал – это пересчитал, причём многократно, все углы нашего кухонного столика. Как ни странно, но пересчитывал я их лбом, поэтому несмотря на лёгкие сотрясения мозгов и бесчисленное количество шишек и синяков, всё же с математикой в школе у меня потом был полный порядок.

 Пожалуй я должен рассказать Вам подробнее о моём трудном детстве от двух до пяти, так как после пяти мои родители уже не сомневались в том, что я почти взрослый, ну или размышляю как взрослый.

 В два года я неплохо разбирался в музыке. Дело в том, что моего брата тогда отдали в музыкальную школу, а он мечтал быть хоккеистом. Представьте себе хоккеиста, пытающегося стать баянистом. Вот примерно так он и играл гаммы и фуги. Мне же подарили маленький детский аккордеончик. На нём