Пролог

Солнце опускалось в море, окрашивая небо в южные, сочные цвета. Пожилой мужчина поднес ко рту спелый персик с розоватой махровой кожей и надкусил его, любуясь закатом. Он наслаждался сладким вкусом и не обращал внимания на стекающий по пальцам и подбородку сок. Когда он закончил, то небрежно вытер руки и рот лежащим на коленях полотенцем и потянулся к связке маленьких зеленых бананов. Раздался стук в дверь, и старик торопливо обернулся на звук.

– Подействовало, отец!

На пороге стоял высокий молодой мужчина с темными курчавыми волосами. Судя по быстро вздымающейся груди и румянцу на гладкой смуглой коже, он торопился донести эту весть.

– Я понял, Мааль. Дай мне минуту, – прохрипел старик.

Он тяжело встал с кресла и, взяв свою трость, поковылял вслед за сыном. Когда они дошли до лестницы, Мааль забрал у отца палку, и тот, опираясь одной рукой на перила, а другой – на сына, превозмогая старческое бессилие, стал медленно спускаться на самый нижний этаж. По пути им встретилось несколько женщин, которые торопились по своим делам и при виде старика почтительно склоняли головы. А поднимающиеся навстречу мужчины в длинных цветных туниках останавливались и шептали благословения вслед Маалю и его отцу.

Когда уставший от долгого спуска мужчина и Мааль вошли в помещение на цокольном этаже, там уже собрались почти все члены рода. Гости расступились, давая дорогу старику, и тот, оглашая тишину стуком трости, подошел к стоящей посреди комнаты кровати. Остановился, все еще тяжело дыша, и взглянул на лежащего на кровати молодого человека. Его волосы и кожа были светлее, чем у собравшихся, что выдавало в нем иностранца. Он бормотал что-то неразборчивое, смотря широко раскрытыми глазами в потолок, его руки и ноги беспокойно ерзали по кровати.

– Сколько вы ему дали? – спросил старик, оборачиваясь к сыну.

– Три чашки. За раз.

Старик кивнул и вновь взглянул на парня. Услышав голоса, тот сначала заскулил, словно моля о чем-то, и, не получив этого, заметался по кровати, сминая худыми пальцами простыню.

– У него сильнейшая ломка, – пояснил мужчина, стоявший возле прикроватного столика с расставленными на нем деревянными пиалами, заполненными скукоженными чайными листиками. – Пульс все время подскакивает. Если не дать ему еще одну порцию отвара в течение часа, его сердце не выдержит.

– Подождем, – хладнокровно отозвался старик. – Мне нужно знать, что без следующей дозы они точно подохнут.

Он посмотрел на Мааля и взмахом руки велел ему следовать за собой.

– Мне надо присесть, Мааль, – устало сказал старик, когда они оказались в коридоре.

– Да, отец. Пройдем сюда.

Мааль отвел его в соседнюю комнату и усадил в широкое плетеное кресло. Забрал трость, поставил ее у стены и плотно закрыл дверь.

– Итак, у нас есть новости? – спросил мужчина, борясь с отдышкой. – Мне недолго осталось. Я хочу умереть, зная, что у нас все получилось. Только это подарит мне покой.

Мааль сжал губы. Разговоры о скорой кончине родителя заставляли со смесью страха и сомнения заглядывать в будущее. После смерти отца ему придется взять управление делами рода на себя, а это будет не просто совместить с их миссией.

– Несколько дней назад мне доложили, что все готово, – сказал Мааль. – Совсем скоро лаборатории запылают. Уверен, новости об этом разлетятся по всему миру. И конечно, дойдут до нас.

Старик кивнул, продолжая надсадно дышать.

– Думаешь, она не подведет нас? Эта женщина. Не передумает в последний момент?

– Она одна из нас, – ответил Мааль, как будто этим все было сказано.

Старик расслабил спину и вытянул ноги. Его мечтательный взгляд устремился в сторону.

– Как же хочется дожить до этого момента, – через несколько секунд сказал он. – Увидеть, как старый мир погружается в хаос. Как прогнившие опоры их цивилизации рушатся на глазах, унося в бездну все их богатство, пропитанное нашей кровью. Смотреть, как они барахтаются в бесплодных попытках спасти свои шкуры. И потом, когда у них появится надежда, уничтожить ее на корню с помощью травы.

Мааль кивнул.

– Так и будет, отец. Трава показала себя как надо. Они не смогут с ней бороться.

– Хорошо, – прохрипел старик. – Хорошо.

Он замолчал на некоторое время, обдумывая все еще раз, а потом добавил, застывшим взглядом смотря на трость:

– Грядет новая эра. Столетия позорного рабства канут в небытие. Мы изгоним чужаков с Большого острова и вернем себя наш дом. Обязательно вернем. И твоим детям, – он перевел взгляд на сына, – достанется уже совсем другой мир. Да будет так!

Последние слова прозвучали на фоне прогремевшего вдалеке грома, такого мощного, что он был слышен даже под землей.

Мааль улыбнулся, решив, что это хороший знак. В этот раз они не проиграют.

Глава 1

г. Айхенлин, Республика Брэйе

Рагиль

Вы когда-нибудь задумывались, какое значение в нашей жизни имеют воспоминания? Не события, а именно воспоминания о событиях. Застывшие в нейронном янтаре реликты мысли, отполированные и блестящие, бережно выставленные на ментальной полке с другими окаменелостями. Бесполезная вещь, скажет кто-то. Но без окаменелостей мы не сможем узнать свое место в длинной эволюционной цепочке. А без воспоминаний не поймем, кто мы. Что нам дорого, а что – ненавистно. Воспоминания почти никогда не отражают реальность, но эти фантазии, закрепленные в памяти булавками эмоций, являются частью нас самих. Наших поступков и решений.

Этот ручеек мыслей тек в мой голове уже какое-то время. И причиной ему стало большое черное пятно, как на неудачно проявленных фотографиях, которое закрывало собой воспоминания о вчерашнем дне. Да, именно так. Сегодня я проснулся и понял, что ничего не помню о прошедших сутках.

И вот я лежу на заправленной кровати в твидовых штанах, запыленных туфлях, в саржевой рубашке, в которой хожу на работу, смотрю в потолок и не могу понять, что вчера произошло и почему я заснул полностью одетым. Как я вообще добрался до своей квартиры? Где был? И главное – почему, нет, даже не почему, а каким образом я ничего не помню?!

Но потерянная память – не единственная странность. С первой секунды пробуждения я почувствовал тяжелый маслянистый запах, похожий на запах керосина. Им была пропитана вся моя одежда и волосы. Возможно, именно из-за него я и проснулся, потому что, судя по тяжелой голове и дико саднящему горлу, мне следовало еще спать и спать, восстанавливая силы. Что же все-таки со мной произошло?

Преодолевая вялость и скованность мышц, я поднялся с кровати и подошел к окну. Колени уперлись в холодный медный радиатор, зато лицо тут же обдало теплом ярких солнечных лучей. Я открыл окно и полной грудью вдохнул ароматы цветущей вишни и черемухи, в которые примешались уже истончившиеся запахи озона и орошенной накануне влажной земли. Сознание тут же прояснилось, появилось чувство легкости и бодрости. Обманчивое, судя по состоянию организма.

Часы показывали полдень, и я с беспокойством подумал о работе, на которую безнадежно опоздал. Внизу раздался гудок, привлекая мое внимание, и я стал рассеянно наблюдать, как два автомобиля, бодаясь своими вытянутыми мордами с огромными хромированными решетками, пытаются разъехаться. Кремовая машина с выпуклыми круглыми фарами, уступив дорогу выезжающему соседу, втиснулась во двор и затихла. Открылась дверь, и из салона выпорхнула Летти. Я узнал ее сразу же, несмотря на узкие темные очки и платок, скрывающий волосы. Не по лицу, но по хорошо изученной за последние пару месяцев фигуре, затянутой сегодня в красное платье с коротким рукавом и расклешенной юбкой. Еще по своеобразному ритму отстукивающих по асфальту каблучков. По кружевным белым перчаткам с инфантильными рюшами на запястьях. Но в первую очередь – по запаху. Приторно-сладкий аромат парфюма хлынул из автомобиля вперед нее, покружился в воздухе, и, подхваченный легким дуновением ветерка, тут же достиг моего призывно открытого окна. Обычный человек ни за что не уловил бы чужой запах с высоты третьего этажа. Но, к моему большому сожалению, я не обычный человек.

Летти подняла голову, будто почувствовав мой взгляд, и я тут же отпрянул от окна. Нет, с Летти я сейчас говорить не хотел. Ее навязчивое внимание и удушливый аромат еще больше спутают мысли. Сперва надо разобраться, что со мной случилось.

Закрыв окно, я вновь почувствовал керосин и поспешил снять с себя одежду. Замочил рубашку с брюками в холодной воде, принял душ и переоделся в чистое. Покрутил радиоприемник в поисках нужной станции и стал готовить себе завтрак.

Мою тесную квартиру заполнили обычные, даже какие-то будничные звуки. В булькающей воде о стенки кастрюли бились яйца, на плите трещал кофейник, с улицы доносилось щебетание птиц, а из комнаты – классическая музыка, которую ставили по радио в перерывах между выпусками новостей. И на этом фоне в голове с визгом проносились беспокойные мысли, рискуя образовать когнитивную аварию. Я посмотрел на отрывной календарь: тот остался открытым на субботе. Этот день, как и следующую за ним ночь, я помню отчетливо. Вот только утро воскресенья проглядывает в памяти уже с трудом. Я проснулся, позавтракал, а дальнейшие события словно вырезали из нейронной кинопленки. Дата на наручных часах показывала, что сегодня понедельник, а значит, из памяти выпало только воскресенье. Воскресенье… Почему именно воскресенье?

Кофейник завыл. Выключив плиту, я полез за посудой, и пока белая фаянсовая чашка наполнялась густой черной жидкостью, тут же осевшей знакомой горчинкой на рецепторах, по радио начался выпуск новостей. Охваченный беспокойством, я не сразу расслышал голос диктора. Но когда смысл сообщения добрался до сознания, занятого разгадкой потерянных воспоминаний, чашка чуть не выпала у меня из рук. Поставив ее на стол, я побежал в зал.

– …Корпус специальных научных исследований загорелся неожиданно, – сообщал сухой и ровный голос ведущего. – По данным полиции, пожар произошел в воскресенье, около одиннадцати часов вечера. Здание Корпуса уцелело, но все лаборатории сгорели. Экстренные службы продолжают разбирать завалы, количество погибших и раненых устанавливается. Утром состоялось срочное заседание Совета…

В ушах зашумело, и я сел на диван, обуреваемый паникой. Пожар в Корпусе специальных научных исследований… в воскресенье… в тот день, о котором я ничего не помню. Пожар в Корпусе… В Корпусе… И следующая мысль, стрелой сбившая предыдущую: там же работает Кава!

Я кинулся в коридор к висящему на стене телефону, снял трубку и застыл, не зная, что говорить телефонистке. У меня же нет номера Кавы. Я понятия не имею, где ее искать!