© В.Я. Левина, 2021

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2021

Не такая

Глава 1
Последыш

Я явилась долгожданным послевоенным последышем. Потерявшие надежду папа и мама, израненные во время войны, чудом уцелевшие в пекле самых жестоких сражений, уже и не чаяли… А тут такое дело…

– Папа! У нас родилась дочка!

Хохотали все: весь технический обслуживающий персонал маленького стратегического аэродрома, затерянного на росийско-китайской границе, куда папку направили начальником после окончания японской войны, последовавшей за Великой Отечественной. Техники, инженеры, собственно лётчики и прочая обслуга, состоящая в основном из местного бурятского населения, находились в приподнятом настроении и веселились от души.

– У нас родилась дочка! – радостно орал мой четырнадцатилетний брат, спустившись с близлежащей сопки на велике. – Их выпишут через неделю!

Радости присутствующих не было границ, так как единственной женщиной в радиусе трёхсот километров была моя мама – жена начальника аэродрома в этой богом забытой дыре. Кстати, именно в этом месте некогда отбывал каторгу писатель Чернышевский, в чьём деревянном доме и прошли первые месяцы моей жизни.

Особенно неистовствовал брат Валерка – сын мамы от первого брака. Замуж за его отца матушка наша пошла не по собственному желанию и не по велению сердца. Это решение было навязано ей голодающей семьёй. В те печально известные дни на Украине за несколько килограммов сахара, выносимых за пределы сахарных заводов Бобринского между пышными сиськами предприимчивых работниц, можно было спасти нескольких членов семьи, опухающих от голода…

Директор одного из таких сахарных заводов, которому предстояло стать супругом мамы, был старше своей невесты на пятнадцать лет. Она откровенно его не любила и была готова на всё, чтобы избежать незавидной участи. Но он терпеливо сносил все выбрыки молодого технолога («выбрыки» в буквальном смысле этого слова, так как мама каблучками нарочито отстукивала по земляному полу его украинского дома-мазанки, намеренно стараясь нанести вред имуществу и при этом наивно полагая, что такое её вызывающее поведение отсрочит, а может, и аннулирует надвигающуюся, как беду, свадьбу…).

Несмотря на то, что сердце невесты было отдано кому-то другому (я услышу об этом лет через десять после моего рождения), семья, состоявшая из бабушки и четырёх сестёр, была настроена категорично и не желала слушать никаких доводов. Нужно заметить, что сахар, спрятанный в больших объёмах мамочкиного украинского бюста, действительно спас всех от голодной смерти…

Перед самой войной родился брат Валерка – красавец с голубыми глазами-блюдцами на пол-лица и пушистыми русыми ресницами! Он своего отца так и не узнал. Мужа мамы убили в первую же неделю военных действий.

Вдова продолжала работать технологом на сахарном производстве, но уже в режиме военного времени. За братом смотрела бабушка. Так продолжалось, пока однажды утром молодая вдова, заглянув в дом своей сестры, не увидела ладненького, рыженького, невысокого военного, который ловко выделывал на самодельном турнике в саду чёрт-те что! Военного лётчика-аса определили сюда на постой. Я прекрасно помню этот большой, прохладный, аккуратный дом с огромным садом уже после войны… И помню тот турник, возле которого познакомились мои родители!

Мама моя была девушкой решительной, а может, просто прислушалась к голосу судьбы, но на следующий же день она уже уезжала на фронт следом за папкой, спешно оформленная в интендантскую службу…

Немного попозже я расскажу о войне, о любви моих родителей, о фронтовых дорогах, которые им было предначертано пройти вместе. А сейчас мне важно отметить, что тот самый брат Валерка, с которого и начался экскурс в историю семьи, лихо спустился с забайкальской сопки и в который уже раз во всё горло прокричал:

– У нас родилась дочка!..

В самом лучшем доме посёлка, отданном командиру, особенных условий для младенца не было. Наскоро соорудили кроватку, натаскали воды в чан возле печки – и на этом всё. Дело в том, что на свет я появилась в опасной близости к полюсу мерзлоты (есть такое местечко в Забайкалье!), где зимой бывает ниже -55 градусов, а коротким летом, которое длится всего два месяца, столбик термометра поднимается до +50.

Бедная моя мамочка в последние месяцы беременности очень тяжело переносила жару – дело было как раз в конце июля. Она наливала ведро воды на пол и ложилась почти голенькой под стол («как свинка», вспоминая то время спустя много лет, рассказывала она мне). Так она надеялась поймать хоть какую-то прохладу…

Впрочем, зимой было ни капельки не легче. Печка топилась беспрерывно, но на расстоянии метра от неё вода в кадке покрывалась плёнкой льда! Родители рассказывали, что однажды Олег, старший сын папы от первого, довоенного брака, был приглашён пожить в этот суровый край. У парня к тому времени сложились натянутые отношения с московской милицией, его причислили к категории «шпаны», и он был вынужден срочно ретироваться к отцу на Байкал. На новом месте его ждали совсем не столичные условия, спартанский образ жизни и молодая мачеха, то есть вторая папина жена… Свободолюбивая душа Олега не выдержала такой напасти, и однажды зимой он, прихватив из дома все сбережения и тёплые вещи, чтобы обменять их на деньги на железнодорожных станциях, сбежал в Москву. Бедные мои родители в течение трёх дней сидели взаперти дома, пока служащие не хватились командира, поскольку выйти наружу в такой жуткий мороз без специальной одежды не представлялось возможным…

Но вернёмся ко дню моего рождения!

Прошло больше недели, прежде чем я впервые попала домой. Нет, не подумайте, со здоровьем у меня всё было хорошо благодаря крепким генам мамочки и особенно папочки. Просто в одно и то же время с мамой в больнице рожала бурятка из дальнего стойбища. Она нагуляла ребёнка от заезжего солдатика и не собиралась его забирать.

Ребёнок был смуглым, узкоглазым, родился с чёрными волосами и с седой(!), совершенно белой прядью через всю голову. Сердце мамы не вынесло такой несправедливости, и она решила взять его себе. А пока оформляли документы моему потенциальному «молочному» брату, она кормила нас обоих, благо молока было с избытком. Но в последнюю минуту всё разладилось. Бурятка вернулась за ребёнком, упала в ноги врачам, поцеловала маме руки и забрала сына. Я часто думаю, как было бы здорово, если бы в нашей семье остался роскошный узкоглазый мальчик-бурят! Жизнь, наверное, была бы ещё богаче и непредсказуемее.

Как бы там ни было, домой мама вернулась только с одним младенцем. Вопрос имени деморализовал и поверг в бесконечные дискуссии весь состав аэродрома! Чего только не предлагали! Но папа был непреклонен – только Виктория! Дело в том, что в это время английские докеры в каком-то там порту добились какой-то там победы над дирекцией порта, и все газеты чернели заголовками: «Виктория! Виктория!» Победа, значит. Как истинный московский (читай: английский) джентльмен, мой политически подкованный папка не мог обойти этот факт стороной… Так меня и назвали редким в Бурятском автономном округе именем Виктория и, мирно посапывающую на руках счастливой мамы-хохлушки, торжественно встретили на военном аэродроме всем составом.

Глава 2
Одиссея папы Яна

До того незабываемого дня в жизни моих уже немолодых, по тогдашним меркам, родителей, когда Бог послал им в моём лице позднего и любимого ребёнка, у каждого из них уже имелся за плечами богатый жизненный опыт и была своя одиссея. Особенно это касалось папы Яна.

Момент моего появления на свет был выбран не самый подходящий. И то верно, разве многие решились бы обзавестись потомством в богом забытой дыре, в Забайкалье, и принести малютку в дом, где писатель-демократ Чернышевский отбывал когда-то ссылку, о чём я рассказывала в предыдущей главе? К тому моменту папка был уже в больших воинских чинах. В больших настолько, насколько позволяла «пятая графа», как, шутя, он любил приговаривать, – графа национальности в паспорте…

Детство отца прошло в доме любящих родителей, моих бабки с дедом, где было идеально чисто и всегда вкусно пахло клёцками. Мама Янчика, которого тогда все звали Иосифом, плавно, но быстро передвигалась по дому, несмотря на необъятные размеры.

– Йоселе, Йоселе, и где ты вечно пропадаешь? – причитала моя бабушка, выискивая рыжего веснушчатого мальчишку, который был самым неугомонным из всех её многочисленных отпрысков. – Все дети как дети, а ты скочим^[1], каких ещё поискать! – приговаривала она. – И что из тебя вырастет?..

Но тут же женщина сменяла гнев на милость и уже совсем другим тоном спрашивала:

– Что тебе положить – лапшу или суп с клёцками?

Бабушка обладала невероятными достоинствами в виде необъятного бюста, вскормившего семнадцать (!) детей, непревзойдёнными кулинарными способностями, позволявшими ей из одной курицы готовить семь блюд, чтобы накормить всю свою семью, и огромной любовью и терпением, без которых не получилось бы достойно содержать дом со всем этим выводком и мужем-сапожником.

Дед был честным и бедным, соблюдал традиции, искренне молился своему богу и любил пропустить рюмочку после трудов праведных. Он давно смирился с главенствующей ролью жены в доме и не вмешивался ни в какие дела, хотя бабушка искренне почитала мужа и подчёркивала важность его слова и присутствия.

Одним словом, то была типичная еврейская семья, живущая в типичном еврейском местечке в Белоруссии. Нетипичным было лишь то, что из огромного количества детей вышло пять человек высшего комсостава Красной Армии! Старший брат папы, дядя Семён, стал впоследствии одним из первых комиссаров конницы Будённого, о нём написали книги. Другой брат всю жизнь играл на трубе в Большом театре. Забегая вперёд, скажу, что сам папа тоже отличился. Он стоял у истоков Звёздного городка.

Увы, когда городок, в котором обитало семейство Янчика, оккупировали фашисты, за успех пришлось дорого заплатить. Всех членов семьи, которые не уехали, не удрали, не были призваны в армию, включая деда и бабушку, немцы вывели на центральную площадь и закопали живыми в большой, специально для этих целей вырытой яме на глазах соседей… за тех самых пятерых офицеров… по доносу. Я знаю, что сейчас на этом месте соорудили стелу в память о семье моего папки. Я там не была. Больше, к сожалению, мне ничего не известно.

Но вернёмся в тот день, когда бабушка безуспешно пыталась отыскать своего младшенького – Йоську. А Йоська тем временем, прихватив из дома немного хлеба и сахара, спал на верхней полке поезда, уносившего его из родительского дома в далёкую и такую желанную Москву! И вправду – скочим.

В столице в те дни как раз начиналось строительство метрополитена. Требовались рабочие руки, строительные материалы и, конечно, мозги. Йоська первым делом сколотил бригаду из такой же, как он сам, шпаны, приехавшей в столицу на поиски счастья и удачи. Именно он придумал способ очистки выжиганием старых заброшенных склепов на безымянных кладбищах и сумел заработать неплохие деньги, поставляя строительные плиты подрядчикам метрополитена. Но это вовсе не было мечтой его жизни. Он хотел пойти дальше.

Следующим этапом на пути к заветным вершинам стало поступление в учебное заведение. Без образования было довольно трудно воплотить свои идеи и достичь успеха. Подавая документы в машиностроительный техникум на дневное отделение, юный скочим ясно понимал, что, если вместо Иосифа он назовётся Яном, его шансы увеличатся…

Бог дал моему отцу мозги. Я всегда шучу, что, если бы у меня было хотя бы пять процентов его способностей, я бы уже стала Нобелевским лауреатом! Блестящий математик, музыкант, полиглот, он за два с небольшим года экстерном окончил техникум. Янчику исполнилось всего семнадцать, когда его приняли на один из старейших заводов Москвы заместителем начальника цеха! Тогда очень ценилось образование, а ещё больше ценились природные склонности и желание работать.

Столичная жизнь бурлила! Мой Янчик сколотил один из первых джаз-бандов в Москве, попевал в оперетте, работал за двоих и… женился в семнадцать лет… В заводоуправлении молодым выделили казённую квартиру. Впоследствии именно там вырастут мои старшие брат и сестра.

Туда, в эту старую просторную квартиру в доме из красного кирпича, расположенном на Матросской тишине, однажды загляну и я, чтобы нанести визит папкиной первой семье. Это произойдёт много лет спустя, когда я уже стану московской студенткой. Встретят меня по-разному… Сестра поведёт себя вежливо, но сдержанно. Брат откровенно обрадуется. Бывшая папина жена отнесётся ко мне насторожённо и чуточку брезгливо. Ну а муж сестры примет меня восторженно. «Посмотри, какая чудная у тебя младшая сестрёнка!» – воскликнет он. И это восклицание послужит поводом для довольно холодного предложения бывать у них как-нибудь при случае…

Так вот, Янчик женился на очень красивой женщине. Она была намного старше его и вскоре подарила молодому супругу двоих детей – мальчика и девочку. Они получились умными, как папа, и красивыми, как их мама. Конечно, это не стало квинтэссенцией достижений для юного скочима. Пришла пора двигаться дальше.

В то время шёл активный набор в сталинскую авиацию. Папка был молод и умён, имел хорошую хватку и отличную физическую подготовку. Он предложил свою кандидатуру, и очень скоро его послали на учёбу в Вольское лётное училище – колыбель всех асов нарождающейся советской авиации.

Уж и не знаю, какими такими пируэтами, но судьба круто вела моего родителя к невиданным в то время вершинам! Люди, окружавшие его в те дни, с какой-то небывалой лёгкостью входили в историю! Папа летал в одной эскадрилье с Чкаловым (до его знаменитого беспосадочного перелёта), рос в чинах и в мастерстве. Даже после гибели Валерия Павловича он продолжал очень долгую переписку с женой учителя. Перед отъездом в Израиль у меня хватило ума передать эту переписку в музей…

И всё было бы просто отлично, не случись один казус… Кирпичные стены квартиры, полученной папкой от завода, были очень тонкими и прекрасно пропускали всяческие звуки, а он в то время просто бредил немецким языком! Я уже говорила, что мой Янчик был полиглотом: ему хватало двух недель для взятия любой языковой крепости, но при условии полного погружения… Так вот, в то самое время он на сто процентов «погружался» в немецкий. А соседке за стенкой страшно приглянулась чужая квартира! И очень скоро у неё появилась возможность получить желаемое, ибо папа по ночам цитировал по-немецки Шиллера… как настоящий немецкий шпион!

Без суда и следствия «немецкого шпиона» – папку, препроводили в Лефортовскую тюрьму, где продержали в одиночной камере целый год. Его водили на допросы, били, истязали. Он никогда не рассказывал мне деталей этого периода своей жизни. Чудом вырвавшись из казематов и уцелев, он дал подписку о неразглашении и своё слово сдержал… Лишь изредка, когда воспоминания накатывали с новой силой и терпеть становилось невыносимо, он снова переносился в свою «одиночку» и, уткнувшись мне в плечо лысой, старой, родной и любимой головой, плакал…

А пока в Лефортово пытались сделать из папки «немецкого шпиона», военные начальники бравого рыженького и жутко талантливого майора стучали во все двери… и таки достучались! На станции «Взлётная» по Люблинской дороге в Подмосковье формировался прообраз будущего Звёздного городка, и по счастливой случайности над моим Янчиком решили провести показательный процесс под лозунгом «Невиновных мы не обвиняем!». Очень скоро он обрёл долгожданную свободу и был принят на службу лётчиком-испытателем.

Страна неуклонно приближалась к войне. Перед самым началом боевых действий Яна послали на учёбу. На военном отделении Института иностранных языков он принялся штудировать японский для будущей работы в качестве японского шпиона (шпиона таки!). Для подобной деятельности необходимо иметь ничем не примечательную внешность, и конечно, никаких татуировок! У папки внешность была самой заурядной, а вот татуировка имелась: по глупости и молодости он наколол на руке сердце, пробитое стрелой… Его тщетно пытались вывести, но не успели… Да и учёбу закончить Янчику было не суждено, так как началась война. Но любовь к японскому языку осталась у него на всю жизнь.

Отец, как и другие мужчины, отправился на фронт. Это стало началом долгого и опасного пути, который однажды привёл его на постой в украинскую хату, где обитала сестрица моей матери. Как я уже упоминала ранее, прошло всего несколько дней, и мама, бросив всё, уехала за полюбившимся ей офицером на фронт в составе лётной дивизии. Сначала она стала специалистом по материальной части, потом стрелком-радистом. Вместе родители прошли всю войну и не раз прикрывали друг друга собственными телами при бомбёжках, приняв для храбрости фронтовые сто грамм… К Великой Победе папка пришёл в чине подполковника.

– «Пятая графа»! – впоследствии смеялся он…

Пришла пора объяснить, как же «голубки» всё-таки остались вместе после войны, обеспечив моё появление на свет, ведь отец был женат и имел двоих детей…

Два влюблённых по уши фронтовика, Ян и Маша, пройдя вместе через ад, получив множество медалей и припрятав в чемодан трофейные часики, прибыли в Москву на Киевский вокзал…