Биография с акцентом на литературу

Родиться имела честь в бывшем СССР, на стратегическом аэродроме, что на китайской границе в Читинской области. Случилось это в семье папы-лётчика и мамы-радистки в 1954 году к несусветной радости двух израненных фронтовиков. Росла на Украине, ходила в пионерках, даже удостоилась быть командиром пионерской дружины, чем очень разочаровывала философически настроенного папку, имевшего к тому времени диссидентский настрой ума.

Тогда же и случились первые литературные опыты. Стихи писались в муках, в состоянии огорошенности от их появления на свет и были обильно смочены слезой от первых влюблённостей… Мир был огромен, а стихи были маленькими и очень глупыми, что возмущало тогда уже не по годам развитый интеллект. И посему были задвинуты на несколько лет в запасники памяти.

И вдруг – Москва! Учёба в Бауманке, огромная любовь, потрясшая основу бытия, музыка, камерные хоры с гастролями и – стихи, стихи, стихи! Однажды, прилетев на короткую побывку к обожаемым родителям, случайно оказалась на конкурсе поэзии на Украине – и победила! Состояние шока. Неожиданная окрылённость занесла в редакцию «Юности», где по рекомендации маститых украинских «виршистов» и пропечаталась. Стихи становились более или менее профессиональными, а литературные реалии более конкретными – мечталось о Высших литературных курсах. Но советская действительность не давала второго высшего образования без необходимости.

Стихи рвались наружу! Свои научные статьи в профессиональных журналах я заканчивала в стихотворной форме – вот была потеха для глубокоуважаемых научных референтов! Писалось хорошо везде – на тесной кухоньке: в хрущёвской «двушке» – шумной и прокуренной квартирке студенческой семьи, на конференциях, на пне в походных условиях под гитару и портвейн, у детской постели с посапывающими во сне дочечками. Очень хорошо писалось на трагедийной нотке, хуже – на оптимистичной. И это бесило! Ну почему, почему лучше поётся со слезой, чем от радости?

Выходили подборки стихов на Украине, в России. Литературные семинары, литературные друзья на всю жизнь и – стихи, стихи, стихи… А потом всё кончилось. И был Израиль, и было синее-синее небо, и пальмы, и море. И скалы пустыни Негев с горными козлами на склонах, и библейские тропы, по которым ходил Бог…

Сначала забылся русский язык, потому что его вытеснил гортанный иврит и округлый булькающий английский. Забылся на 10 объёмных лет, чтобы потом прорваться бурной рекой на страницы Интернета на литературных сайтах. Писала взахлёб как казах, едущий верхом на осле и воспевающий всё, что увидел: о музыке, о любви, о жизни, о стране, о путешествиях, перехватывающих дыхание! И было небо, и был маленький одномоторный самолёт – и стихи, которые я громко слагала в воздухе и орала их от радости бытия под недоумевающие взгляды моего инструктора, который ну ни бум-бум по-русски…

По утрам я еду на работу с товарищем. Он немного работал в России и понимает простейшие фразы. «Почитай мне или спой по-русски», – просит он. И я читаю и пою на широком автобане ранним утром «в Израиле, на русском языке», как я написала в одном из стихотворений.

Так что и аудиторию свою я имею, и десятки тысяч горячо любимых мною читателей, которые заходят на мою литературную страничку в Интернете. Мой второй «израильский» муж понимает понемногу мой родной язык, но не настолько, чтобы понять всю глубину моей радости, когда что-то из пролившегося на виртуального читателя вдруг прорывается на главные страницы медиа. Он просто радуется вместе со мной и тихо гладит меня по голове, когда я читаю ему новорожденные стихи, переводя каждое слово…

Я тебя люблю, или Как это будет на иврите

У меня есть проблема – я верю людям!

Вот, например, сказал мне человек что-нибудь – и я, как солоха, распускаю уши и свято верю, что услышала правду в последней инстанции…

Меня поэтому очень легко обмануть; и жизнь не раз и не два пыталась обучить меня простейшей вещи, что, мягко говоря, ну, не всегда, что ли, нужно доверять тому, что тебе пытаются втемяшить – намеренно ли или так, походя… Бедная моя мамочка, первая обнаружившая во мне это генетическое упущение, часто, глядя жалостливо на свою хромоножку и понимая, что ей в очередной раз промыли мозги, говорила, вздыхая:

– Господи, как ты жить-то будешь! Ну с чего ты взяла, что это правда?

На что я гордо отвечала:

– Мне так сказал (сказала, сказали) имярек!

Или вот когда мои дочечки подросли, у них сформировалось твёрдое мнение, почти формула, что обвести их наивную мамашку вокруг пальца только ленивому не под силу! Между нами говоря, я сама о себе так не думаю, но жизнь уже так много раз доказывала обратное!

После такого вступления будет понятнее то, о чём я собираюсь рассказать. Итак, много лет тому назад, когда мы только что приехали в Израиль и пытались вписаться в новое общество, понять и принять его законы, миллион вещей казались незнакомыми и непонятными: общение, правила поведения, пугающий своей таинственной неизвестностью гортанный язык…

Я вприпрыжку бегу по пляжу с подносом в руке и разношу прохладительные напитки. Работаю я в прибрежном ресторанчике официанткой. Язык изучается вечерами в учебной студии для вновь приехавших, а днём я, полностью погружённая в языковую среду, набираюсь знания сама. Некоторые простейшие фразы были выучены сразу. Напитки, виды закусок, мороженое, деньги – всё это сразу же засело в голове крепко-накрепко! Ну а если у кого-то из клиентов возникало особенное желание – например, салат нарезать длинненько, соломкой, или колу смешать с лимонным соком – я тут же звала хозяина или других официантов на подмогу, ничуть не смущаясь, а, наоборот, весело хохоча вместе со всеми над своим минимальным ивритом!

Всё было весело, красиво, необычно – как в сказке! На пороге январь, а я, окунувшись очередной раз в море, бегаю между столиками, разношу заказы и всем улыбаюсь! Видели вы такое? Тётке за сорок, неизвестность полная: чужая страна, что будет с работой, с детьми, как-то всё образуется? А у меня – жеребячий восторг! Но ведь и людям возле меня весело и хорошо! Вон все улыбаются мне, суют чаевые, говорят мне слова, которые я ещё не понимаю, но обязательно выучу!

Вчера на занятиях в вечерней школе мы выучили фразу «Я тебя люблю!» Сердце таинственно замирало от этих слов… Вы заметили, что очень часто, когда вы только начинаете учить незнакомый язык, вы сразу же выучиваете признание в любви? Почему? Наверное, потому, что это важно, потому, что это ключевая фраза в жизни, потому, что сердце замирает, произнося эти слова… по крайней мере, у меня.

Мужчина за последним столиком давно отставил газету в сторону и внимательно, с открытой улыбкой наблюдает за мной… Я часто вижу его здесь, среди постоянных клиентов. Он заказывает неизменно израильский завтрак: зелёный салат, козий сыр, глазунью, несколько кусочков маринованной сельди и маслины, после чего следует чашечка чёрного кофе. Всё это я приношу и ставлю перед клиентом. Он протягивает мне кредитную карточку, чтобы сразу рассчитаться и кладёт бумажку – очень солидные чаевые! Я смотрю на него, не понимая – это всё мне, или я должна разменять и принести ему сдачу?

– Бери! Это тебе! Я тебя люблю!

Я поняла каждое слово! Но легче от этого не становится… Я чувствую, как всю заливает краской. Чего это он? Я не давала ни малейшего повода! Для меня эта фраза – чудесная мантра, которую произносят максимум несколько раз на протяжении жизни… Эй, парень! Ты чего? Думаешь, если я официантка, да ещё и недавно в стране, то можно мне вот так, сразу говорить ТАКИЕ СЛОВА?

Я разворачиваюсь и со слезами на глазах убегаю. Рассчитывает его уже другая официантка, а я всхлипываю в складском помещении… Хозяин допытывается, что случилось:

– Может, клиент тебя обидел? Может, он сказал что-нибудь непозволительное? Ты только скажи – я тут же вызову полицию!

– Нет! – почти кричу я в ответ. – Не нужно полиции!

Не могу же я сказать хозяину, что мне только что признались в любви!

Сцена следующая. Перед еврейской пасхой в домах наводят порядок: всё перебирается, чистится, моется. Ненужные вещи часто просто выставляют на улицу. Иногда всё это в очень хорошем состоянии. Я бы такое ни за что не выбросила! Но у нас, новоприбывших, другие критерии и другие понятия. Звонок в дверь. На пороге – сосед-израильтянин. В руках – две солидные сумки.

– Бери, бери! Всё новое! Мы уезжаем в Америку на год, вернёмся – всё равно не сможем носить: выйдет из моды…

Я с сомнением посматриваю на предложенное богатство: такие спортивные костюмы для детей, для мужа, такое постельное бельё в упаковке, новёхонькое, я не смогла бы купить, если бы даже и захотела, – не по моим доходам…

Сосед широко улыбается, видя моё смущение. Сказать ему, что ли, что я должна с мужем вначале посоветоваться, прежде чем взять всё это?

– Бери! Я от чистого сердца! Я же тебя люблю!

Опять заливаюсь краской… опять подозреваю сложную ситуацию… Я – блондинка, это раз. Израильские мужчины обожают блондинок… С мужем у меня вещи непонятные творятся… Может, это уже соседями замечено? Это два. Про соседа тоже что-то такое говорили, что-то насчёт жены… это три!

Но мозг вдруг начинает работать, несмотря на ржавчину, совсем в другом направлении: что-то подозрительно часто я стала слышать эти признания в любви! А может, они означают нечто другое? Ну симпатию, например, родство душ, да просто – расположение друг к другу!

Я решаюсь проверить эту версию. Набираю в лёгкие побольше воздуха и, как бы бросаясь с разбега в холодную воду, выпаливаю:

– Спасибо! Я возьму! Я тебя тоже люблю!

Мы весело смеёмся, оба довольные состоявшимся диалогом, я закрываю дверь и долго стою, прижавшись к ней. От волнения не могу двинуться. Я поняла, как это будет переводиться!

– Я приветствую тебя! Ты мне друг! Я рада, что ты живёшь на земле рядом со мной! Мне симпатична твоя семья! Я тебя люблю!

Подружка

– Госпожа!

Он осторожно взял мою руку и поднёс к губам…

Я покраснела. Такие нежности в среде нашего инженерно-офисного состава работников выглядели как-то странно, неуместно даже…

Люди, хорошо знающие друг друга, чтобы показать радость встречи, могут приобняться, даже поцеловать в щёчку или дать себя поцеловать, но не руки же целовать, в конце концов!

Я слегка скосила глаз – не видел ли кто этого галантного жеста: неловко как-то…

От Давида это не укрылось – от него вообще трудно было что-то скрыть, от моей «подружки»!

Руки Давид не выпускал, и даже наоборот – ещё раз нежно прикоснулся губами.

Импозантный интересный мужчина с элегантной седой шевелюрой и аккуратными усиками, всегда прекрасно одетый и пахнущий дорогим мужским парфюмом, выглядел сегодня необычно смущённым и немного взволнованным. Я его просто не узнавала! «Не в любви же он пришёл объясняться!» – ни с того ни с сего промелькнуло в голове… Я не узнавала свою «подружку»! Сколько лет мы работали вместе, обедали за одним столом, болтали обо всём на свете!

Я пришла работать в чисто мужской коллектив. Да и работа была чисто мужская – чертежи, компьютерные модели, замеры… Вначале меня как-то не брали в расчёт, не укладывалось в голове у моих новых товарищей по работе, как это среди них вдруг оказалась женщина. Какой такой сбой программы произошёл в их налаженной и живущей своей размеренной и такой профессиональной жизнью мужской команде, – что прислали вдруг эту русскую? Ну была бы хоть молоденькой куколкой, чтобы глазу было на чём отдохнуть… А эта – так себе, не первой молодости барышня…

А мне было наплевать на их настороженное отношение! К мужскому коллективу мне не привыкать – и там, и здесь я в основном всегда работала среди мужчин, дело я знаю, да и работы не боюсь. В общем, уже через несколько дней они начали потихоньку замечать меня, пытались разговаривать, несмотря на мой ещё ужасающий тогда акцент. А уж когда обратили внимание на мой «ненормированный» день – прихожу первая и ухожу последняя, – первый лёд был растоплен, и начинали зарождаться нормальные человеческие взаимоотношения.

Все, как один, мужчины были религиозны, носили на себе атрибуты верующих евреев и два раза в день уходили молиться. А я в это время, радуясь наступавшей тишине и одиночеству, набрасывалась с азартом на работу! Подправляла, подчитывала, уясняла! Мужчины, в свою очередь, сделали вывод, что женских черт во мне, видимо, мало, что я отношусь к категории «трудоголик обыкновенный», – расслабились и перестали чувствовать себя со мной «как уж на сковородке». Короче, вскоре мы подружились.

А ведь никому из них и в голову не приходило, какая бурная жизнь у меня кипит за порогом офиса! Я в то самое время вышла замуж – по большой любви, вопреки всем законам логики, почти в сорок восемь! Купила квартиру, уже вторую, в новом эксклюзивном суперсовременном доме! Получила права на вождение первой в моей жизни машины! И, наконец, защитила американский диплом по компьютерным сетям! Вся эта информация просилась наружу, хотелось её с кем-нибудь обсудить, рассказать, поделиться с подружкой!

И я такую подружку нашла.

Давид отличался от других сотрудников-мужчин тем, что любил и желал слушать. Понемногу я начала делиться с ним. Он слушал заинтересованно, задавал вопросы, желая уяснить для себя некоторые непонятные ему вещи, советовал. Мне было приятно просто поболтать с ним во время обеденного перерыва, рассказать новости, обсудить проблемы.

Однажды он ворвался в кабинет, непохожий сам на себя – взъерошенный, злой, и заорал с порога:

– Иди посмотри, что они там творят в цеху, на твоём объекте! Думают, что ты не заметишь – новый человек! Халтуру гонят твои подопечные, а тебе отвечать придётся! Мы вдвоём бегом ринулись в цех. Двое молодых рабочих, пытаясь скрыть ошибку, «чтобы не наругали», уже почти заканчивали зашлифовывать следы переделок, которые могли стоить людям жизни… Они и мы стояли друг напротив друга. Давид орал, размахивая деталью с криминальной ошибкой перед носом испуганных операторов, а я ревела в голос от обиды, от разочарования в людях, от осознания опасности… Не забываются такие вещи.

Он долго не верил в истинность моих взаимоотношений с мужем:

– Скажи, а он, этот твой персидский князь, знает вообще, что у него в руках? – намекая на то, что мы с мужем принадлежим к разным мирам, культурам и социумам.

– Знает, знает! – смеюсь я. – Ты ведь вот тоже – восточный мужчина, а жену свою уважаешь, лелеешь и бережёшь!

Давид, смущённо поглаживая свой марокканский ус, доволен комплиментом: