Десять лет тишины

она даже не изменилась в лице, когда ей сказали, что ее мать умерла.

Почему никто не пугает меня? Наверное, потому что и без них страшно.

Грибы были везде: сыроежки выскакивали прямо возле дома, у двух сросшихся берез. Грибы преследовали во сне: маленькие, ярко-оранжевые, похожие на лисички, но несъедобные; или же трухлявые, червивые маслята, до которых стоит дотронуться – и шляпки расползутся гнилью, кишащей червями. Ничто не вечно. Кончается всё. А затем начинается новое. Но если новое не начнется? Возможно ли, чтобы жизнь прекратилась, а человек остался существовать? Коптить небо – и ничего больше? Искать смысл – и не находить? Гнить заживо.