– Не поясняй, это даже лучше. – отмахнулась она от дальнейших моих слов. – Меня мало кто видел, а кто видел, вспомнит ли, какой была на свадьбе. Ох, как вспомню, самой смешно, я же тогда была увешана накидками, как матрешка. Нет, правда, я не зря тебе предложила, самой легче – не будут коситься, ваши напыщенные барышни, и тыкать пальцем, мол, как благородно, Гаи простили и приютили!

А в скором времени меня постиг новый шок. Примчалась Ольга, как ураган, набросилась на меня, даже не обратив внимания, что я в комнате не один:

– Что ты делаешь?! Ты начнешь когда-нибудь думать головой?! Хочешь опять остаться один? – орала она.

Я сидел, хлопал глазами и не понимал, что мать хочет от меня. Помню меня так задел тон, что я резко поднялся и повернулся, собрался силой вывести мать и серьезно поговорить наедине, а… твоя мать, Эд, в ноги:

– Прости, собиралась сказать, не успела. Думала, ты будешь счастлив. Да оттягивала, хотела сообщить как-то по-особенному!

По-особенному и получилось. Ольга тогда много еще говорила, так конкретно, с крепкими словами. Мальчики, я, правда, был на седьмом небе от счастья, что у меня будет еще один сын. И то, что она решилась подарить мне тебя, Дэн, говорило только о том, что ваша… мать… исправилась! Что хочет семью, хочет загладить первую неудачную ошибку. А я ни о чем плохом даже думать не хотел…. Как же мы с тобой Эд ждали братика. Какими подарками засыпали, с каким рвением выполняли все просьбы. А она принимала, так кротко глядя в глаза, благодарила, словно ей все это не важно. Фантазировала, как мы, вчетвером, будем выгуливать «подарки» … Да, да Эд, ты почему-то сразу решил, что у тебя будет братик.

Помню, как-то к нам приехали гости, Стафан с семьей, и удивились:

– Ты женился?! И нам ничего не сказал?!

Посыпались поздравления, умиления, как моя новая жена сошлась с Эдом. Ольга только бросила на нас свой взгляд, взяла их под руки и уводя, громко так объясняла:

– Простите! Боялись афишировать, временно. Вы же помните, каким трагическим был у Жана первый брак!

Ох, как я разозлился на мать! А она обняла меня и тихо так, убаюкивающее, проговорила:

– Видишь, как все хорошо сложилось. Я же говорила, что меня никто не узнает. И для твоей матушке так лучше.

И вот настал долгожданный день, родился Дэн. Такой ангелочек! Беленький, глазки ясные синие как василек. А она в истерику:

– Прости, мне плохо, можно я его завтра возьму.

Слезы, обмороки.

Хорошо у нас в доме, у одного из слуг жена недавно родила, стала Дэну кормилицей.

Пять дней она болела, жар не спадал ни на минуту, я уже просил Ольг дать ей эликсир, та отказала, довольно убедительно, пояснила отказ. Правда, не обмолвившись ни словом о грехе, о том, что та собирается сделать. Сидела с ней днями, оставляя мне ночи. Я сначала и не замечал ни выражения лица матери, ни того, что она делает, чтобы поднять больную на ноги. Жар спал, а лихорадка и истерики не прекращались. Я опять к матери, мол, неделю страдает. Опять заговорил об эликсире, мать же рассмеялась:

– Неужели ты такой слепец? Да притворяется она, нагло врет!

– Как ты можешь такое говорить? Посмотри на нее.

– Я-то вижу, а вот ты глаза то открой! Эх, сын! Устала я быть ее сторожем. Решил второй раз на те же грабли, отлично, наступай. Авось прозреешь.

И ушла, совсем ушла, больше на нашу половину не показывалась. Ночь я провел без сна вообще, а на утро опять к матери, но уже не просить, а требовать.

– Хорошо, – говорит, – дам! Только у меня условие. Три дня, всего три дня подожди, в таком-то состоянии нельзя, сгореть может.

– Ладно, подожду. – Ушел, как же я был сердит на жадность матери, на недоверие, на то, что не умеет прощать. Но, недолго злился. Пока я говорил с матерью, … взяла немного вещей, все драгоценности и все деньги, что были у меня на этот момент дома.

– Подожди! – взорвался Эд, прервав рассказ отца. – Но я хорошо помню, как она умирала и как мы ее хоронили.

– Да, сын, она умерла в нашем доме. Где-то в конце декабря, я нашел ее замершей у наших ворот. Пришла ли на заре, или провела ночь на улице, мне неведомо. Лечили ее. Ольга даже сама принесла капли, думаю, чтобы избавить ее и нас от мучений. Она пришла в себя на третьи сутки, позвала меня:

– Прощения не прошу, мне нет прощения. Я очень тебя люблю, уважаю родителей. Но я такая. И я не мать! Я умираю, мне недолго осталось, но и сейчас я не хочу их видеть. Просто дайте мне с миром умереть.

– Выпей! – поднесла Ольга ей стакан. – Тебе станет легче.

– Нет, не буду. Я же знаю, что ты хочешь меня отравить.

– Ты хоть сама себя слышишь?! Только что ты просила дать тебе умереть и тут же боишься выпить лекарство.

– Да, я умру, но не буду убита тобой! Я знаю, это ты виновата во всех моих бедах. Ты меня невзлюбила. Но я не ты, я не дам тебе согрешить.

Смех Ольги прозвучал как гром, она повернулась ко мне, всунула в руки стакан и кивнула на флакон на столе:

– Держи! Делай, как знаешь. Мало того, что она КУКУШКА, так еще и полная дура!

Больше Ольга к нам не входила. Я все же уговорил выпить травы, заваренные Ольгой, даже смог накапать несколько капель, пока… спала. И ей стало лучше. Но случилось непредвиденное. Эд пробрался в комнату, когда с ней рядом никого не было, принес Дэна. Положил на кровать, сам сел рядом. Я услышал крик и вбежал в комнату. Она сидела, забравшись в дальний угол кровати, глядя со страхом в широко открытые глаза Дэна, его курчавые волосики, как лучики, светились от огня в камине. Нянька сидела в стороне и испуганно смотрела на эту картину.

– Унесите! – истерически орала … – Унесите!

– Зачем вы принесли? – спросил я няньку, схватив обоих мальчишек и уводя с глаз.

– Но это не я! Это Эд. Они так тихо сидели, пока госпожа спала.

Естественно, дети испугались, разрыдались, я не знал, за что хвататься. Вас бросил на няньку, говоря:

– Идите милые мои, дорогие! Мама очень больна.

Признаюсь сразу, я с большим трудом, уже тогда назвал ее мамой, но я не знал, как вас, сыновья успокоить. А ночью она умерла. Вот это ты и помнишь.

Только после ее похорон, мы решились на то, чтобы сделать вторую могилу. Мы не смогли похоронить ее в склепе, это было бы кощунством по отношению к фамилии, но табличку с именем повесили, а ее похоронили на городском кладбище, как положено, пригласив Род.

Вот так и получилось, что из-за своего стыда, я всем говорил, будто мои обе жены скончались после родов.

Жан замолчал, остался стоять, опустив голову, боясь смотреть в сторону детей. Ев первой проявила свое отношение к повествованию свекра. Поцеловала Дэна, всхлипнув, обняла Жана:

– Не кори себя, ты все сделал правильно.

– Простите, я не мог поступить иначе.

– Конечно, не мог! – поднялась со своего места Вел, все еще держа за руку мужа, подошла к Жану. – По мне, так ты дважды совершил подвиг. Тогда – уберегая мальчиков от боли и сейчас, решившись открыться. Жан, ты лучший отец, ты вырастил таких сыновей, один! Ты сделал из них настоящих мужчин, любящих и уважающих женщин! И они это понимают. Спасибо, дорогой мой Жан. Ты не травмировал их юный мозг. Я почти уверена, узнай они это в детстве, могли бы возненавидеть женщин. И у меня бы не было такого замечательного мужа, а у Славок лучшего отца. – поцеловала Жана и сжала руку Эда, подталкивая сказать отцу пару приятных слов. Эд освободился от нее, не смотря отцу в глаза, произнес:

– Спасибо. Правда, ты все сделал правильно. А сейчас, простите, мне надо побыть одному.

– Эд, брат, подожди!

– Нет! Не говори со мной сейчас, Дэн, пожалуйста! – Эд был на взводе и каждую секунду мог сорваться на крик. Все это видели, а Виен слышала то, что клокотало и разрывало его изнутри. Он уже почти вышел, когда почувствовал руку брата на своем плече. Сбросил. – Это не тебя, а меня бросили дважды. – не оглядываясь, ушел. Дэн так и остался стоять, растерянный и взъерошенный. Он еще не осознал всей глубины сказанного братом и очень боялся за него. Затем повернулся к отцу:

– Все эти сложности мне не понятны. Но ты, наверное, был прав. Тогда, в далеком прошлом. Но мы – то, давно выросли. Я не знаю, как бы поступил сам, и предполагать не берусь. Почему, почему ты не сказал нам раньше? Не пришлось бы так краснеть. – Он собрался уйти, пряча глаза от Ев, почему-то стыдясь ее, словно жена могла из-за этого с ним разорвать все отношения. Опять остановился. – А знаешь, одного не могу понять, о чем ты, все-таки, думал в первую очередь – о своем лице, о чести семьи, или о детях? Да, теперь это уже не важно. – Дэн махнул рукой. – Ты поступил, как посчитал нужным. И сейчас мне все равно. Да, мне все равно, бросили меня, или нет. Вот так. – Он собрался уходить, Ев, отпустив Жана, окликнула его:

– Дэн, подожди! Прошу, пойми хоть ты, Жан думал только о вас! Ему параллельны все остальные. Это только кажется, на первый взгляд, что он боится осуждения со стороны. Но я-то знаю, и ты знаешь, что он все делает, только для нашего благополучия! Дэн! Услышь меня. Вы же ни разу не думали о том, что вас не любили! Это намного тяжелее, чем вы сейчас надумали себе. Вы были маленькими, он уберег вас от боли, страха, да, в конце концов, чувства ненужности! Вы же жили полноценной жизнью!

– Да, любовь моя, я тебя услышал. Женщины бывают разные. Мне, нет, НАМ – повезло! Прости, пожалуйста, там Эд и ему хреново!

Ев смотрела на опустевшую дверь, приподняв бровь:

– Что же это такое? Что за реакция?

– Этого я и боялся. – ответил Жан. – Всю их юность намеревался признаться, но так и не смог. Они меня возненавидят.

– За что? – Не унималась Ев.

– Я их учил и требовал, всегда и во всем, быть честными, откровенными и как бы там ни было, не преступать правды. А сам? Сам же все перечеркнул.

– Да все правильно ты сделал. – Вел подошла к двери и прислушалась, стараясь понять, где делся муж. – Ты лучше, чем я думала. Восхищаюсь! Они поймут, все поймут. Жан, родителей не выбирают, но я знаю одно, мне было бы все равно, благодаря кому я появилась на свет. Главное, кто подарил мне тепло и заботу, кто был рядом. Жан! Они придут в себя и оценят, по достоинству, твой поступок. Я пойду, ладно? Устрою ему промывание мозгов.

– Вел. – попытался вставить Жан.

– Да не переживай ты за Эда, он большой мальчик, выживет, правда.

Ев так же поцеловала свекра, подмигнула и убежала говорить со своим муженьком. А Виен, покопавшись немного в головах каждого и поняв, что трагедии не ожидается, подошла к мужу:

– Я конечно и не ожидала такого. Слышала твои воспоминания, но они были не столь негативные, как есть на самом деле. Жалеть тебя не буду, ты у меня крепкий, как кремень. Тебе не нужна жалость. Если честно, я бы так же поступила. Зато я теперь понимаю поведение Ольги. Все стало на свои места. Да…. Теперь понятно, почему она опасалась, что я так же возьму и испарюсь. И твое поклонение ей, стали ясны. А эта тайна – пустяк! Иногда скрывая нечто, мы сохраняем доброе имя о человеке, пусть мелком, даже никчемном. Гораздо хуже, когда ни за что поливают грязью. Сохранить доброе имя намного сложней. Я так люблю тебя! И мальчики тоже. Все образуется.

– Думаешь?

– Уверена!