Глава 4

Лерка атаковала Игоря телефонными звонками еще два дня, а потом вообще перестала звонить. Жанну пришел отчет из банка, что она сняла немалое количество средств со своего счета и купила билет по безналу.

– Едет домой! – объявил он семье, когда все собрались в большой гостиной.

– Вот и хорошо! – за всех ответил Эд. – Пора решить этот вопрос.

Жан посмотрел на семью и, встретившись взглядом с женой, вздохнул, поправил ворот рубашки, словно тот ему очень мешал, и начал:

– Я попросил вас всех приехать, потому что хочу кое в чем признаться.

– Ты выиграл миллион! – усмехнулся Дэн.

– Не совсем. – тихо ответил на его шуточку Жан. – Я не знаю, с чего начать… Дело в том, что поступок Леры…

– Отец! – Эд решил ему помочь. – Это без вопросов, мы все в гневе, шоке и даже больше. Подобное поведение, без сомнения, надо пресечь!

– Эд, сын, не перебивай меня, пожалуйста. Я сам буду сто раз сбиваться. Именно она натолкнула меня на откровенный разговор. Скажу сразу, я хотел поговорить только с вами, так сказать, по-мужски, но вовремя понял – мы семья, одна, большая и дружная! Если я в чем-то виноват, то перед всеми.

– Жан, ты хочешь сказать, что Лерка умчалась не без твоей помощи? – спросила Вел, видя, как он волнуется.

– Нет, дочь, не это. – он прошелся, стал ровно посредине. – В общем так! – Жан взял себя в руки, выпрямил спину и смотрел на сыновей. – Дети, я был не совсем откровенен с вами, всю жизнь. Дело в том, что я пережил подобное, много лет назад. Мама Эдгара не умерла при родах, как я вам говорил. Она нас бросила.

– Что?! – не сдержался Эд, побелев, как полотно. – Ты хочешь сказать…?

– Да, она как Лерка, сбежала, когда ты был совсем маленьким. Просто собрала вещи и уехала, не сказав ни слова. Эд, прости, но…

– Жан, прекрати извиняться! – вставила Виен. – Ты действовал, оберегая детей.

– Да, но это не оправдание. Я бы может и не вспомнил об этом, если бы не поступок Леры. Теперь поздно оправдываться, я понимаю, но, несмотря на это, должен все рассказать. Она…

– Отец, подожди. – проговорил Эд, как-то резко осунувшись. – Я ей был не нужен? И она ни разу не вспоминала обо мне?

– Не могу сказать, что ею двигало, не знаю. Эд, тогда телефонов не было, а писем она не писала. Сын!

– Все! Оставим это, пожалуйста. – сказал Эд и уставился в пол. – Уехала и уехала. Значит умерла. Мог бы и раньше сказать правду. Но теперь все. Забудь! – он нервничал, кусал губы, ломал пальцы. Злился, не понимая на кого больше.

– Эд, я не хотел чернить ее имя. Прошу тебя, выслушай все до конца!

– Отец, разве ты не все сказал? Считаю, что и не стоило начинать этот разговор.

– Да как же вы не поймете?! – Жан заметил, что Дэн собирается поддержать брата и поспешил высказаться: – Вернее, не хотите понять и дослушать. Дайте мне пять минут. Я хочу, чтобы вы все знали.

Эд поднялся, собираясь покинуть комнату, Вел усадила его на место и держала за руку:

– Прости, но мы выслушаем Жана. А потом ты спустишься, истерзаешь грушу в клочья, до самого песка. Все равно надо покупать новую.

– Как скажешь. – безразлично ответил Эдгар и опустил голову.

– Вот и ладненько, вот и славно. – Вел погладила мужа по плечу и подняла глаза к свекру: – Жан, сам понимаешь, такое не каждый день слышишь. Ты говори, мы больше перебивать не будем.

– Да, я понимаю. – Жан выпил воду, смачивая пересохшее горло. Виен провела по его руке, улыбнулась и присела в уголке, подальше от всех. Жан, словно боясь потерять ее поддержку, прошел следом, поцеловал ее руку и став за ее спиной, положив обе руки ей на плечи, словно она давала ему силы, продолжил: – Ее не было года полтора, точно сказать не могу. В один из зимних вечеров я поздно возвращался домой, она стояла у ворот, замерзшая и совсем синяя от холода. Не знаю, может Ольга не пустила, может сама не решалась постучаться. «Жан!» – позвала она и я повернулся. Мне было больно ее видеть, в нашей глуши, в темноте, на морозе. И я подошел.

– Приехала? – она лишь пожала плечами. Сил ругаться, доказывать, выяснять что-либо, не было. Я открыл дверь: – Входи!

– Нет. – замотала она головой и сделала шаг назад. – Я не могу войти, там семья.

– Семья. Вся. Кроме…

– Не надо сейчас об этом. Я виновата, хочешь – прогони, я пойму. Хочешь – четвертуй.

– Что ты хочешь?

– Кусок хлеба и переночевать. У меня совсем закончились деньги… – Она замялась, и я тогда подумал – стесняется спросить о сыне. Она, словно услышала мои мысли. – Как сын?

– Растет. Можешь переночевать в домике, там тепло и есть чем подкрепиться. Деньги?

Я, глупец, достал все, что было, и отдал ей, тут же:

– Это все, что у меня есть с собою. Где твои вещи?

– Вот. – Показала она на небольшой саквояж.

– Пойдем. Утром встретимся, когда ты выспишься и согреешься, поговорим.

Она пошла за мной, больше не сказав ни слова. Михаил встретил ее не приветливо. Даже более чем, но ушел, оставив одних. Разговор не клеился и я, извинившись, оставил ее одну. Шел в дом, думал, надеялся, идиот, что она увидит сына, как тот вырос, какой стал… и опомнится, останется. Мало кто не ошибается. Ну, сорвалась, нервы, с кем не бывает.

– Ужинать будешь? – спросила меня мать, и я по взгляду понял – знает.

– Спасибо, не хочу.

Эд спал в кроватке, у меня в спальне. Я долго любовался им и всю ночь думал о ней. Утром, отдав сына няньке, первым делом пошел в сторожку, но ее не было. Сердце словно оборвалось.

– Михаил, где она?

– НЕ знаю, я зашел растопить, а тут пусто.

– Ты и не видел, как она выходила?

Я ему не поверил, честно говорю – не поверил.

– Нет! – ответил он. А я бросился в комнату, где она должна была ночевать. В надежде, что он не заметил, ошибся, или на крайний случай, она оставила записку.

– Жан! Я видел следы экипажа у двора.

– Спасибо! Бог с ней.

Закрывшись у себя в комнате, я первым делом стал вспоминать, сколько денег я мог ей отдать и надолго ли ей хватит. Затем корил себя, что не сказ ей всю правду о себе и тут же радовался, что не сделал этого. А летом, этого же года, Эд увидел ее, гуляя у моря с няней. Ольга сразу мне сообщила, что она явилась. Я как скаженный помчался, мечтая об одном – забрать сына! Не подпускать ее к нему. Дать ей денег, сколько захочет и что бы мы ее больше никогда не видели в нашей жизни. Эд с нянькой гуляли, а она тихонько так, сидела в стороне и любовалась им, как же она смотрела на него! Сколько нежности и раскаяния было в глазах! Я успокоился и медленно пошел к Эду. Ты, сынок, набирал песок в кулачки и пересыпал его горкой, поглядывая на нее. Я присел рядом, уже не торопясь тебя уводить. Не знаю, чего было больше в моей душе – гордости за тебя, или желания сделать ей больно. Да и пугать тебя не хотелось…. А ты все косил глазки в ее сторону. Как-то неожиданно пошел к ней, говоря: «мама, мама» …. Как же мне хотелось выть! Бросится, забрать тебя, увести как можно дальше, но я сидел и ничего не делал. Ты подошел к ней и так нежно проговорил: «Мама! Идем домой. Ты будешь с нами жить». Твои ручки кольцом сомкнулись на ее шее. Ну не смог я оторвать тебя от нее. Ты взял ее за руку и тянул: «Будешь мамой, будешь с нами» ….

Она смотрела на меня, глазами побитой собаки.

– Идем! – это было все, на что меня хватило. Взял тебя на руки, она пошла следом. Сидела тихо, пока тебя, сын, кормили и укладывали спать.

– Я посплю. – сказал ты ей, еле выговаривая половину букв. – Ты будешь ждать?

– Буду! – ответила она и расплакалась.

Потом мы долго с ней говорили, не хочу вспоминать всего, что наговорил ей. Она соглашалась, кивала, не оправдывалась, не пыталась оспорить обвинения. Ольга вошла на средине разговора, заявила: «Пусть остается»! Сразу же ушла.

– Прости, прости, прости! – запричитала она. – Я была глупой. Хочешь, буду прислугой, нянькой, посудомойкой!

– У сына уже есть няня, очень хорошая и преданная. – Возможно, мои слова прозвучали жестоко. Я не смотрел на нее, мне было больно ее видеть. – Живи. Мне даже интересно, сколько выдержишь.

Старался с ней не встречаться. Так прошло около полугода. Мы постепенно начали общаться. Вроде все стало налаживаться. Сам не знаю почему, но я ей опять поверил. Ольга уехала, не высказав ни мне, ни ей своего мнения, оставила нас одних. Я тогда даже рад был, ни сомнений, ни влияний, ни поддержки. Да и не прислушался бы я к словам матери. Мне же тогда казалось, что твоя мать, Эд, стала лучше, чем была до…. – Жан сделал паузу, все заметили, что он нарочно не упоминает имени. Вот только почему, у женщин были разные предположения. Ев думала – боль возродилась. Вел, что ненависть проснулась с новой силой, а Жан, таким образом, пытается ее погасить. И только Виен не предполагала, она точно знала – это обида. Но не за себя, за сыновей, что сейчас, по прошествии стольких лет им приходится узнавать правду, да еще горькую. Тут Жан снова вздохнул и продолжил: – Все-таки я ее любил, раз был настолько слеп. Мы опять стали семьей, только уже никуда не выезжали, постоянно жили в имении, втроем. Ты, сын, любил ее. Не отходил, следовал за нею всюду, словно хвостик и, как маленький джентльмен, ухаживал за ней. Скамеечку подашь, чашечку отнесешь, цветочек найдешь, ей несешь. Привезу тебе сладостей – ты ей в первую очередь даешь, а затем уже сам кушаешь….

Однажды она мне сказала:

– Я тебя прошу только об одном, не говори Эду, что я его бросала. Лучше скажи, что его мама умерла, а я новая.

– Зачем? – не понял я, – он же еще маленький, не помнит. – Сказал, а с плеч, словно груз упал. Ведь мы никому не говорили, что она …, весь Род знал о смерти моей жены. Вернее, говорили, что она тяжело больна, подстраховываясь. Ольга была против, но я уговорил, отец поддержал. Почему так решил? Да много было причин и одна из них та, что я не мог признать себя слабым, показать всем, что совершенно не умею разбираться в людях. Я! Сын Ольги. Скорее всего, это тоже было не маловесной причиной, почему Ольга согласилась врать. В общем, как бы там ни было, а жизнь пошла своим путем. Она сильно изменилась и в первую очередь внешне. А в связи с тем, что ее мало кто видел, вполне можно было говорить о новом браке. Ну, похожи. Да в те времена все старались быть на кого-то похожим, чтобы не выбиваться из общего плана. В общем, я принял ее предложение и не смог сдержать эмоций, она это заметила:

– Что улыбаешься? Я предложила то, что давно уже сказано? Вельможи Гаи не смогли признать, что никчемная женщина осмелилась бросить завидного мужа? Не злись, я не хочу тебя обидеть. Давай, признавайся.

– Почти. Ты же знаешь нашу большую семью…