Испытания Мыслина продолжались. Между центрами мышления и памяти в голове обжоры сформировалась густая паутинка нейронных цепочек. Уклад его жизни резко изменился. Каждый новый день толстый художник начинал с размышлений о том, как работает человеческий организм. Писать картины он совершенно забросил. Теперь всё свободное время творец посвящал прогулкам в парке. А ещё он стал частым гостем на форумах о здоровом образе жизни в Интернете.
– Сколько всего интересного можно узнать о человеке – думал он, разглядывая на дисплее новенького планшета картинку со строением тела. – Вот казалось бы, знаменитая болезнь сахарный диабет. Художник всегда считал, что она появляется оттого, что люди едят чересчур много сахара. А оказалось – всё совсем иначе. У каждого человека уже есть свой сахар. Глюкоза. Она растворена и крови и подпитывает клетки. А почему глюкозы в крови вдруг становится много? Оказывается, от еды!
В моменты таких размышлений нейронные цепочки в его голове пополнялись всё новыми и новыми звеньями. В стороны от них разрастались множественные ответвления, формируя в голове целые лабиринты. Они устремлялись от центра мышления к отделам памяти, воображения, зрения и слуха.
– Вот ведь почему человеческая кровь превращается в сахарную патоку – продолжал думать ненасытный художник. – Такое случается, когда человек много ест. Много и неправильно.
В его память то и дело отправлялись новые воспоминания из мыслительного центра. Теперь творец знал, что каждая пища имеет свой шифр.
– Съел я, к примеру, десяток-другой вареников. И что же? – рассуждал он. –А вот что! – незамедлительно отвечал обжора сам себе, разглядывая таблицу гликемических индексов, найденную где-то на просторах Интернета.
– Один-одинёшенький вареник приводит к скачку сахара в крови на целых 60 единиц. А если я ухлопывал по двадцать вареников? – ужасался художник, представляя, как трудно было засахаренной крови пробираться по сосудам.
– О, ужас! – вспоминал он в следующий миг о том, что в его меню были не только вареники. – И всё это я съедал за один присест! Бедные, бедные мои сосуды! Сколько же пришлось вам натерпеться из-за глупости своего хозяина!
– Растут, как на дрожжах – ухмыльнулся нейрохирург Гордей Титов, разглядывая появляющиеся в голове художника звенья и цепи нейронов. Ему, как специалисту, нравились перемены, происходившие в мозгу зависимого от еды человека.
– Удивительно, как всего одна мысль может поменять ход целой жизни – вслух рассуждал нейрохирург, наблюдая, как быстро расползаются по мозгу длинные нейронные паутинки.
Военный, сидевший за соседним компьютером, согласился с ним:
– Да, это правда. Мой алкаш теперь тоже плетёт паутину из нейронных цепей, как паук в жаркий летний день. Но самое главное, на мой взгляд – это центр удовольствий в его голове. С этого участка исчезла одутловатость, отёчность. Он сдулся и стал… Стал рельефным, что ли… Смотри – военный показал пальцем на монитор.
Нейрохирург кивнул, оторвавшись от своего занятия и рассматривая картинку из головного мозга алкоголика.
– Да, и у моего обжоры так же. Отдел удовольствий из бесформенной огромной массы превратился в изящный слепок. Теперь он не сдавливает нейронные цепи в голове и даёт им возможность разрастаться.
– А что всё это значит? – спросил сам себя военный, наблюдая, как небольшое скопление нейронов в мозге алкоголика превращается в длинную цепочку между отделом воображения и центром памяти. И тут же дал ответ на свой вопрос.
– А это значит, что у бывшего любителя спиртных напитков кардинально поменялись интересы. Он больше не хочет пить боярышник. Это занятие стало для него слишком примитивным. Вчерашний небритый алкаш с засаленными седыми волосами превратился в эстета и флориста. И теперь он опьянён творчеством.
Действительно, Витя стал неузнаваем. И куда подевался тот взъерошенный, насквозь пропахший спиртом мужик? Нет его. Испарился. Исчез. Превратился в цветочную пыльцу. Вместо него возник совсем другой, помолодевший Витя, с красивой причёской и блеском в глазах. Настоящий король цветочной оранжереи! Паутинки нейронных цепочек в его теперь уже вечно трезвой голове становились всё гуще, каждую минуту пополняясь новыми звеньями. Витя ежедневно размышлял о возвышенном. Ему хотелось создавать оригинальные букеты из своих цветов, а ещё больше он мечтал о выращивании необычных сортов роз.
– Что будет, если скрестить розу, например, с ландышем? – фантазировал бывший алкоголик. – У этой парочки получится роскошное потомство, которое покорит весь мир своей красотой. Только на секунду представить, как на миниатюрном ландышевом кустике с широкими ярко-зелёными листьями, распускаются бордовые колокольчики роз! Такого не видывал ещё никто – радовался Витя своей оригинальной задумке.
В разных отделах его мозга то и дело сверкали разряды электроимпульсов, сигнализируя о появлении очередного звена в цепочках нейронов.
– Тюльпанам, похоже, не хватает солнечного света и тепла, – беспокоился он о своих питомцах. И тут же создавал в своём воображении план размещения тепличных обогревателей и ламп дневного света в оранжерее. Потом этот план превращался в зелёную ниточку и отправлялся в отдел памяти, откуда уже не мог исчезнуть никогда.
Военный Тарас Кулян искренне радовался за своего подопечного, сидя за лабораторным компьютером. Как же хорошо, что вместо тусклых и одиноких нейронов в голове алкоголика клубятся целые нейронные облака. Исследователь отвёл взгляд в сторону, давая отдохнуть уставшим от постоянного мелькания глазам. Справа от него продолжал свою нехитрую работу нейрохирург Гордей. Слева сидел программист Эдуард Горяев и почему-то загадочно улыбался.
– Ну, а у твоего наркошки что? – решил спросить Эдуарда военный. Программист ухмыльнулся и продолжил смотреть в экран, на котором виднелись центры головного мозга наркомана. Мыслительный – с десятками ответвляющихся цепочек. Отдел памяти с воспоминаниями в виде тёмных нитей. Зрительный отдел, почему-то напоминающий калейдоскоп. Слуховой центр, куда пытались вползти извне новые мысли, похожие на маленьких гусениц.
– Нейронные цепочки растут в геометрической прогрессии – ответил Эдуард. Его голос сквозил восхищением. – Представляете, – самозабвенно стал рассказывать программист коллегам. – Ещё несколько дней назад этот метадоновый организм только-только задумывался над тем, почему же плачут матери? А сегодня в его голове уже выстроились небольшие нейронные тропинки! И знаете, после чего?
Нейрохирург с военным внимательно слушали Эдуарда, не обращая внимания на едва уловимые нотки безумства в его речи.
– Он решил помогать брошенным матерям! И сейчас ищет подходящие кандидатуры.
Коллеги, вероятно, не оценили всю прелесть ситуации, которой так восхитился программист.
– Как это, брошенные матери? – спросил военный, в то время как нейрохирург лишь неопределённо хмыкнул, потерев подбородок широкой ладонью. – Я слышал, что в мире есть брошенные дети. Их отправляют в детские дома. А где живут брошенные матери?
Программист задумчиво пожал плечами и сокрушённо произнёс:
– Да где угодно. У таких матерей могут быть свои дома с ухоженными огородами, фруктовые сады или квартиры в лучших районах. Но только какой в этом толк? Ведь они всё равно чувствуют себя бездомными.
– Как можно при наличии дома, и быть бездомным? – недоумевал нейрохирург.
– Можно, – послышался торопливый ответ программиста. – Ведь для матери настоящий дом – в сердце своего ребёнка.
Военный удивлённо вскинул брови:
– Эдик, а тебе точно 28? Кажется, ты нам что-то недоговариваешь о себе. Откуда в столь молодом возрасте такие мудрые мысли?
Программист отвёл в сторону взгляд водянисто-голубых глаз, изображая смущение.
– Жизнь была интересная у меня. Непростая. Вот она и научила.
Нейрохирург Гордей улыбнулся своей привычной, широкой улыбкой.
– Я понял. Получается, наркоман захотел вернуть дом брошенным матерям, о которых забыли их собственные дети?
– Да! – радостно воскликнул Эдуард. Наконец-то коллеги начали что-то понимать. – Именно так! Но интересное даже не в этом. Наркоман так увлёкся идеей помощи бездомным матерям, что напрочь забыл о дозе. Вот уже сутки он живёт без наркотиков!
На лице нейрохирурга снова распласталась улыбка.
– Ну, в этом нет ничего удивительного. Типичное переключение внимания. Мне этот метод хорошо знаком. Я его тоже применял – в лечении людей с онкологическими болезнями.
Гордей любил рассказывать о своей работе всем окружающим людям, причём даже тем, кто в нейрохирургии не понимал ровным счётом ничего. Вот и сейчас он принялся разглагольствовать о психологических уловках в медицинской практике.
– Большинство пациентов делают огромную ошибку, концентрируясь на своей болезни. Люди размышляют о ней целыми днями и постоянно злятся за то, что она не хочет их покидать. А ведь поведение у любого заболевания точно такое же, как и у человека!
Нейрохирург посмотрел на заскучавшего и грызущего колпачок шариковой ручки программиста, а затем спросил:
– Вот, например, ты, Эдуард. – Программист высунул ручку изо рта и насторожился. – Что чувствуешь, узнав, что о тебе кто-то думает?
– Я? – озадаченно спросил тот. – Наверное, радость. Радость оттого, что кому-то я нужен в этом холодном и ненавистном мире.
– Вот-вот, – просиял нейрохирург. – И болезнь ведёт себя точно также. Радуется и думает, что нужна. Поэтому и не уходит. А что придумал я? Отвлекать пациентов от их болезни.
В этих его словах слышалась гордость.
– Ежедневно я старался переключить внимание больных на что-то радостное. Цветы на окне. Пчёл, собирающих нектар на клумбе. Необычные формы облаков на небосводе. Чтобы болезнь обиделась за невнимание своего хозяина, стала слабой и ушла.
– И что, помогало? – с сомнением в голосе спросил собеседника программист.
– Да. По крайней мере, в некоторых случаях.
Гордей внезапно помрачнел, вспомнив о чём-то нехорошем.
– Только маму Мирославы спасти не удалось. Упёртая была женщина. Никак не хотела отвлекаться от своей болезни.
– Значит, наша Мирослава в неё удалась, – сделал вывод военный. – Такая же упрямая и целеустремлённая.
***
Упёртость была для Мирославы Божьим даром. Или проклятием? Иногда это качество характера здорово помогало ей в жизни. Например, в достижении поставленных целей. Но бывало и наоборот. Мирослава часто страдала от собственного упрямства. Поставив перед собой задачу, она уже не могла от неё отказаться, даже ощущая явную опасность задуманного. Сейчас она находилась в кабинете психологических консультаций, где весь интерьер был оформлен в зелёных тонах. Оштукатуренные в нежно-оливковый цвет стены были украшены картинами с изображением природных пейзажей. В северной части комнаты висели изображения заснеженных полей, лесов и курортов. Восточную стену украшал живописный пейзаж восходящего над морским горизонтом солнца. Подсолнухи и полевые цветы радовали буйством солнечных красок на южной стене. Мирослава считала, что обилие природы в интерьере расслабляет и располагает к беседе. Напротив неё за прямоугольным столом сидел очередной клиент. Он нервничал. Очевидно, потому, что стеснялся рассказывать чужому человеку о своих семейных неурядицах с женой. Мирослава слушала вполуха историю о том, как сложно терпеть стареющую и некогда любимую женщину после 20-ти лет брака, размышляя про себя совсем о другом. Мыслин наконец-то работает. Создать его она захотела давно. Ещё в детстве. Было у маленькой Миры одно наивное детское желание. Остановить войны на Земле. Безусловно, электрод стал хорошим помощником для зависимых людей. Он помог им найти новый смысл жизни и навсегда избавиться от разрушающих привычек. Но не для этих людей Мирослава его разрабатывала. Нет, не для них…
Идея с Мыслином появилась после того, как на войне без вести пропал её отец. Где-то посреди горных афганских хребтов он исполнял интернациональный долг. Почему-то все земные войны объясняются каким-то долгом. Долг перед Отечеством. Долг перед нацией. Долг… Долг… Долг…
– Бездушная государственная машина тоже должна отдать долг – размышляла Мирослава, попутно кивая клиенту, продолжавшему жаловаться на свою несчастливую семейную жизнь. – Пришло это время. Правда, что взять с безжизненной железяки? Разве может машина отдавать долги? Очевидно, что нет. Она только требует. То шарнир у неё сломается, то гидроусилитель руля выйдет из строя, то резину с летней на зимнюю менять надо. Ответственность за её работу и поведение несёт водитель. А кто у нас управляет машиной под названием «государство»? Кто постоянно твердит о долге? Кто отправляет солдат на войну? Правильно, Президенты. Это им придётся, наконец, отдать долг. Это они обязаны вспомнить о дипломатии и остановить войны.
– Следующими носителями Мыслина станут Президенты враждующих государств!
С этой мыслью Мирослава спешила в лабораторию после работы и её же озвучила своим коллегам прямо с порога. Мужчины переглянулись, а во взгляде военного тут же появилась тревога.
– Мира – ошарашено воскликнул Тарас Кулян. – Мира…
От новой идеи этой фурии с заплетёнными в две косы рыжими волосами у него перехватило дыхание.
– Это невозможно, – сдавленным шёпотом произнёс военный.
Он как никто другой понимал, насколько опасны всякие секретные операции против первых лиц государства. Слишком опасны. Но Мирослава не собиралась отступать от задуманного.
– Отчего же невозможно? – спокойно спросила она. – Электрод у нас есть? Есть! Бабочки для его подсадки? Сделаем, это не проблема. Да никто и ничего не заподозрит. Тем более, сейчас весна. Бабочки толпами летают.
Военный посмотрел на нейрохирурга, печально качавшего головой, а затем на программиста, который почему-то весело улыбался. Потом он вновь обратил суровый взгляд к Мирославе, с невозмутимым видом стоявшей у стола посреди лаборатории, и он обрушил на неё гневную тираду.
– Как ты не понимаешь, Мира! Нельзя этого делать! Это опасно!
– Чем опасно? – недоумевала женщина. – Мы ведь проверили действие Мыслина. Его испытания прошли успешно!
– Проверили! Успешно! – злобно передразнил её Тарас Кулян. – Мы только-только начали эти испытания. Ещё неизвестно, как на работу устройства влияют разные состояния человеческого организма: температура, голод, сон. А если этот электрод зависнет? Ты подумала об этом?
Военный гневно распекал Мирославу, словно не она была его начальницей.
– А вместе с ним зависнут и президенты. Что тогда, а Мира?
Хозяйка лаборатории была непоколебима.
– Я уже всё решила. И точка. Наша цель – исправить мысли враждующих президентов и помочь им остановить войны.
– Ты сумасшедшая, Мира! – грустно заключил военный.
– А мне нравится идея, – раздался звонкий и весёлый голос программиста.
Эдуард сиял, как медный пятак и выделывал танцевальные пируэты, не вставая с кресла.
– Узнать мысли Президентов мечтает каждый! Но такая возможность будет только у нас! Мы – избранные!
– Молодой ты ещё! И Глупый! – прикрикнул на Эдуарда военный. – Многого не понимаешь!
Но Эдуарда такая реакция не остановила. Он продолжал радоваться и приплясывать на офисном кресле. Настоящая причина этой бурной радости была известна только ему одному.
– Ну, а что скажешь ты, Гордей? – тихо спросила нейрохирурга Мирослава.
– Ты же знаешь, Мира – спокойно ответил он. – Я всегда тебя поддержу. Но мне эта идея не по душе. Я согласен с Тарасом. Затея твоя очень дурно пахнет. Случись что – не отмоемся.
– Всё пройдёт хорошо, Гордей. – По-другому просто не может быть.
Мирослава была уверенна в своей правоте, как никогда раньше.
***
Программист, надув свои и без того пухлые губы, уставился в компьютер. Мирослава не позволила ему участвовать в подсадке Мыслина президентам, поэтому его изнутри разрывала обида.
– Ты чересчур молодой, Эдик! – объяснила она своё решение. – И не умеешь контролировать свои эмоции! В том деле, которое мы задумали сделать, нужны опытные, внимательные, хладнокровные люди. Такие, как я, Гордей, Тарас. Уж мы точно не сломаем ход операции бурным проявлением эмоций. А ты будешь так радоваться атаке бабочек на президентские лбы, что тебя сразу же заметят и рассекретят.
Программист делал вид, что работает и не замечает суетливых приготовлений своих коллег к предстоящему мероприятию. Но внутри него всё бурлило от возмущения.
– Значит, для всяких там алкашей с наркоманами я ни разу не подозрительный тип – думал программист. – А как президентам Мыслин внедрять – сразу стал Эдиком, маленьким мальчиком, который только и может, что всё портить. Ну, ничего! В спецоперации с Президентами главным буду всё-таки я! Я!
На его лице появилась кривоватая ухмылка, но никто из присутствующих в лаборатории её не заметил. Остальные сотрудники лаборатории были заняты совсем другим.
Нейрохирург с военным делали бабочек. Подготовленные нейронные нити плавали в колбах со специальным раствором, который поддерживал жизнедеятельность живых нейронов. Металлические иглы с видеокапсулой на острие красиво обрамлялись яркими тканевыми крылышками. У одной из бабочек они были коричневыми. Другая получила лимонно-жёлтые крылья. У третьей, самой огромной из всех, крылья украшал змеиный узор. Наконец, четвёртую бабочку мужчины сделали сине-голубой.
Мирослава пыталась вывести на компьютерный проектор, висевший на стене напротив входной двери в лабораторию, какое-то изображение. На огромном экране то появлялись, то исчезали фотографии мужчин в деловых костюмах. Несколько попыток создать коллаж из 4-х фото с надписями внизу, оказались безуспешными. Наконец, старания Мирославы дали свой результат. Уверенный голос хозяйки лаборатории с характерным стальным оттенком наполнил собой помещение.
– Так-с, коллеги, у меня всё готово. Я могу вам представить тех, с кем нам придётся работать дальше.
Трое мужчин повернулись к ней. На лице программиста запечатлелось учтиво-недовольное выражение. Нейрохирург с военным источали спокойствие и умиротворение. Они почти закончили творческую работу над бабочками. На столе рядом с ними лежали четыре разноцветных красавицы с металлическим туловищем и маленьким ушком для нейронной нити.
О проекте
О подписке