Как известно, в 1986 году на Чернобыльской атомной электростанции произошла авария. В атмосферу было выброшено большое количество радиации вместе с ядерным топливом и графитом, который ужасно «фонил». Возле станции фон достигал до 15 тысяч рентген в час, возле активной зоны в реакторном отделении- до 30 тысяч рентген в час. Это огромные цифры. Просто представьте, норма для человека- около 30 микрорентген в час. В одном рентгене- миллион микрорентген, а на станции были десятки тысяч таких рентген в час. Человеку достаточно было провести там минуту, как его жизнь уже сократится вдвое. А что же говорить о пожарных, о работниках, которые работали там часами без защиты и сами не представляли ,что же произошло? Все они поступили в больницу с признаками острой лучевой болезни вследствие однократного радиационного облучения.

Многие не знали, что Анатолий Дятлов- заместитель главного инженера Фомина, был нанят буквально бездумно, ошибочно… Григорий Медведев, написавший книгу «Чернобыльская тетрадь», рассказывает о том, что сам лично видел резюме Дятлова, и знал этот человек о реакторе лишь из учебника по физике. Григорий был против такого работника, однако, когда он уехал, Брюханов принял Анатолия, а со временем и повысил его. Разве так можно? Это не работа продавцом, тот, кто идет работать на станцию, на него сразу же возлагается ответственность за жизни многих людей. Ведь при любой ошибке, допущенной даже случайно, этот человек уже подписывает смертные приговоры людям, которые будут ликвидировать эту ошибку. А что же на счет строительства станции? Что же о том, что под реактором РБМК был установлен прочно-плотный бокс, который не предусмотрен для таких типов реакторов? Что же можно сказать о том, что графита для замедлителя урана использовали больше и пошло «перезамедление»? Все это- ошибки человечества и вина здесь не только Топтунова, Акимова, Дятлова, Брюханова, Фомина. А еще и всех тех людей, который строили станцию, тех, кто безответственно относился к своей работе. Ведь из-за них умирали сотни тысяч человек. А сколько боли принесла потеря человека семье. На одном примере семье Ингатенко руки дрожат, невозможно представить, что же тогда чувствовала Людмила. А ведь это только одна семья…

Владимир Шашенок, который находился во время взрыва в 604 кабинете, получил огромное количество радиационных ожог и умер в 6 часов того же дня в медсанчасти города Припять. Из-за разрушения реактора, в том самом кабинете прорвало трубу, и вся горячая и радиоактивная вода полилась на Владимира. Прижатый балкой, умирающий от боли, он лежал так на протяжении 10 минут, прежде чем его нашли Пётр Паламарчук и дозиметрист Николай Горбаченко.

Валерий Ходемчук нашел себе могилу в помещении ГЦН, где его накрыло радиоактивными обломками, его там же искал Валерий Перевозченко- начальник смены реакторного цеха. Обжигая руки о ядерное топливо, он кричал его имя, надеясь получил ответ. Пройдя чуть дальше, где находился пост акимовской вахты, он увидел лишь завалы.Тело Ходемчука так и не найдено.

Кургуз и Генрих работали рядом с реактором. Их отделяли 2 открытые двери. За несколько секунд до происшествия Кургуз ждал, когда им выдадут следующие поручение. А Генрих отошел в рядом находящуюся небольшую комнатку. Когда взрывная волна ядерного топлива пронеслась рядом с ними, Кургуз тут же бросился закрыть двери, получая ядерный удар, дополз до Генриха и они легли на пол, ведь там было холоднее… За несколько мгновений им стало ужасно жарко, их кожа стала бурой и висела также, как одежда, которая была больше на 2 размера. У Кургуза с лица и рук сильно шла кровь. Оба схватили по шестьсот рентген. Затем они попытались выйти, встретились со стажерами и были доставлены в медсанчасть в ужасном состоянии. Через несколько минут после этого в то же самое помещение прибежал Перевозченко, пытаясь найти и вытащить своих товарищей. Но он лишь тратил время впустую, не зная, что коллеги уже на пути в медсанчасть. Сам Валерий получил огромное количество радиационных ожогов. Он догадывался об опасности, видя всю страшную картину взрыва, но жизни друзей для него были куда важнее собственной. Придя к Акимову, он доложил о происходящем:

–Реактор разрушен, Саша… Надо уводить людей с блока…

–Реактор цел! Мы подадим в него воду!– запальчиво возразил Акимов. -мы все правильно делали. Иди в медсанчасть, Валера, тебе плохо… Но ты перепутал, уверяю тебя… Это не реактор, это горят строения, конструкции. Их потушат…

Вот что делает с человеком уверенность в том, что все хорошо. Акимов мог догадываться, но как все не мог поверить, он боялся огласки начальства, но разве он не понимал, что одной лишь надеждой изменить такую масштабную катастрофу невозможно?

Сначала больных, заражённых работников вели к первому блоку, где был пункт первой помощи АБК-1 ( административно бытовой корпус), однако он был закрыт, как и помещение, в котором находились хорошие дозиметры. Поэтому всех направляли к машинам скорой помощи, где одними из первых дежурили фельдшер Саша Скачок и педиатр Белоконь, пока их самих не повезли в больницу с признаками лучевой болезни.

А все ведь были уверены, что взорвался бак аварийной подачи воды СУЗ, мол ожоги не радиоактивные и реактор цел. Однако, многие догадывались о серьезности катастрофы, но не хотели в это верить.

Анатолий Дятлов был уверен в своих словах. Он вместе с дозиметристом пошел вокруг четвертого блока замерять радиацию. Как только они вышли, тот сказал, что на приборе зашкал. На что в ответ получил только матерную ругань. Вот тот самый разговор из книги «Чернобыльская тетрадь»:

– Активность?– спросил Дятлов дозиметриста.

–Зашкал, Анатолий Степанович… Кха-кха! Ч-черт! Сушит глотку… На тысяче микрорентген в секунду- зашкал…

– Японские караси!.. Приборов у вас ни хрена нет! В бирюльки играете!..

– Да кто думал. Что будут такие поля?– вдруг возмутился дозиметрист. – В каптерке есть один радиометр со шкалой на десять тысяч рентген, да закрыта. А ключ у Красножона. Да только к каптерке той, я смотрел, не подобраться. Завалило её. И «светит» дай бог. Без прибора чувствую…

–Индюки! Японские караси! Прибор в каптерке держат! Обалдуи! Носом измеряй!

–Да я и так уж измеряю, Анатолий Степанович…– сказал дозиметрист.

– Если бы только ты… Я ведь тоже измеряю, сукин ты сын! – кричал Дятлов. – А ведь не должен. Это твоя работа… Усёк!?

После того, как они подошли ближе к блоку Т, то увидели возвышающийся горой завал.

– Е-мое!– воскликнул Дятлов. – Что натворили! Крышка!

Дозиметрист щелкал туда-сюда переключателем диапазонов, бормоча: «Зашкал…Зашкал…»

– Выбрось ты его к едрене фене!.. Японские караси… Пошли в обход вокруг машзала…

Заместитель главного инженера лично видел графит, ходил по нему, но отказывался верить, что реактор взорвался. Но как же так? Они могли спасти жизни многих, если бы изначально при строительстве не допускали ошибок, если бы во время испытаний не отходили от программы, не отключали локальные системы, если бы сказали, что реактор взорвался, ведь графит на земле с ядерным топливом излучают радиацию… Но они этого не сделали. Мы никогда не сможем понять, что было тогда ну них в голове. Возможно, они хотели донести о проблеме, но было уже поздно. Уже не было времени что-либо изменить, ведь ошибка уже допущена.

Что же на счет пожарных?

Первым прибыл караул лейтенанта Правика, он был брошен на тушение кровли машзала, так как он был соединен с другими блоками и боялись, что пожар распространиться на 3,2 и 1 блок. Так как все приказы отдавал Леонид Телятников, то во время его отсутствия ответственность на ликвидацию огня взял на себя Правик. Не раз поднимался на крышу ужасно фонящего блока Б, чтобы получше рассмотреть ситуацию и определить тактику борьбы с пожаром, подходил к реактору. Когда же прибыл Телятников, Правик стал его правой рукой. Позже прибывший караул Кибенка был брошен на тушение реакторного отделения. Там пламя бушевало на разных отметках. В эту борьбу бросились Кибенок, Титенок, Ващук, Тищура, Игнатенко. После тушения огня они пытались ликвидировать радиоактивную волну, выходящую из жерла реактора. Игнатенко хорошо дружил с Кибенком. Василий с Людмилой часто встречались с их семьей, играли в шахматы, ведь это была их любимая игра. Как только Игнатенко перешел к Кибенку, так караул словно ожил. Они часто шутили и радовались жизни. Ведь что же еще для жизни надо? Верные друзья, любящая семья- и есть роскошная жизнь, которой позавидует любой.

Через несколько часов пожарным стало плохо, их по очереди отвозили в медсанчасть, где промывали раны молоком. И женам говорили, что им в день надо выпивать по 3 литра молока, как же ошибочно это было, ведь их сильно рвало, такие ожоги молоком не залечишь .А тело их менялось с каждым часом, с каждым прикосновением…