Иллюстрации Ильи Шейна

Художник-оформитель Л. П. Вировец

© В. Е. Зонис, 2015

© И. Шейн, иллюстрации, 2015

© Л. П. Вировец, художественное оформление, 2015

***

Уважаемые читатели!

Чтобы не вызвать у искушенных в исторической науке людей нареканий, имена некоторых персонажей этой книги и место, где эти события происходили, – изменены. Возможно, этих людей не существовало как исторических личностей вообще. Но их совокупность и общество, в котором они жили, так же реальны, как реален тот мир, в котором мы с вами сегодня живем.

В попытке добиться большей достоверности в описании событий того времени – действительных и возможных, причин, эти события вызвавших, я посчитал правильным обезличить историческую и фотографическую подлинность отдельных персонажей.

В. З.

Книга первая
На изломе времени

Глава 1

Иосиф бен Эзра – сорокалетний красавец и умница – понуро сидел во дворе у фонтана, машинально отправляя в рот нежнейшие, любовно выпестованные испанским солнцем виноградинки. Он думал, и ему было страшно. Многочисленные домочадцы тихо сновали на приличном расстоянии, боясь попасться Иосифу на глаза.

Иосиф знал, что надо решаться. Вот уже месяц, как на светлом и знойном небе Толедо появились тучи, неся реальную и страшную угрозу всему испанскому еврейству и лично ему, Иосифу, – баловню судьбы, удачливому и богатейшему финансисту Толедо и Андалузии.

Пятнадцать последних лет, ссужая деньгами знатнейших людей Испании, вкладывая средства в дела, от которых, как от чумы, открещивались его собратья по цеху, он ни разу не ошибся. Ни разу его золото не превратилось в пыль, ни разу горечь утраты не омрачила его высокий лоб. За эти пятнадцать лет Иосиф многократно приумножил оставленное отцом состояние. Он, как никто другой, умел ссужать деньгами под высокие проценты, при этом не унижая своего достоинства и не вызывая у тех, кого он, по большому счету, грабил, чувства раздражения и ненависти.

И вдруг все изменилось – ему перестали платить по долгам. Еще недавно, заискивающий перед ним, евреем, дон Аминьерос де Кастильядо на прошлой неделе даже не пустил на порог Иосифа, сославшись на внезапное недомогание.

Иосиф видел перед собой ехидное, по-плебейски злорадное лицо слуги, который радостно сообщил об этом через маленькое окошко в огромных, кованных медью воротах виллы де Кастильядо. Это уже был не просто плохой знак – это был сигнал надвигающейся катастрофы! Иосиф употребил все свое влияние, подкрепленное двумя мерами полновесных золотых монет, чтобы добиться аудиенции у своего старинного приятеля – дона Мигеля да Гаммы – хранителя печати при дворе их Католических Величеств и, по совместительству, хранителя всех сплетен и слухов.

Да Гамма нервно теребил бородку и, похоже, чувствовал себя очень неуютно под пристальным взглядом оливковых глаз Иосифа. Пауза затягивалась – никто не хотел начинать первым. Да Гамма, наконец, оторвал взгляд от затейливых витражей, где-то над головой Иосифа, и хрипло произнес:

– Рад тебя видеть. Все ли у тебя хорошо?

И от этих простых, ничего не значащих слов, Иосифу впервые стало по-настоящему страшно. Догадки и подозрения начинали приобретать четкие очертания силы, перед которой Иосиф чувствовал себя беспомощным и беззащитным. Его красивое лицо побледнело, и здоровый румянец щек стал похож на красные пятна проказы.

– Хвала Богу, все живы и здоровы, – медленно, с расстановкой ответил он.

Да Гамма бросил быстрый взгляд на Иосифа. Они хорошо понимали друг друга. Да Гамма был обязан ему многим, если не всем. Благодаря уму, хитрости и деньгам Иосифа он, да Гамма, потомок знатнейшего и некогда богатейшего испанского рода, разорившегося в двух последних Христианских войнах, стал тем, кем он был сегодня – хранителем королевской печати, советником их Католических Величеств и влиятельнейшим лицом в иерархии Инквизиции. И сейчас пришло время платить по счетам. Они оба хорошо понимали, что да Гамма ничем не сможет помочь Иосифу. Наоборот, всем была хорошо известна их дружба, и, в этой связи, да Гамма должен стать первым, кто «бросит в Иосифа камень». Но, предупредить – значит – вооружить. И да Гамма собирался это сейчас сделать.

– Пойдем прогуляемся, здесь становится душно. – Да Гамма встал с кресла и красноречиво указал взглядом в потолок, давая понять Иосифу, что у этих стен большие уши.

Они вышли во внутренний дворик – маленькое чудо мавританской архитектуры – зажатый, как колодец, мощными стенами королевского дворца; присели на мраморную скамью в тени апельсинового дерева, укрытые, как заговорщики, от посторонних глаз. В прозрачном и легком утреннем воздухе повисла плотная, как патока, тишина. Они не спешили – разговор предстоял тяжелый и взвешенный.

– Ты знаешь, – рука да Гаммы мягко легла на плече Иосифа, – вот уже больше ста лет евреи живут здесь, в Испании, ни в чем не испытывая нужды и отказа. Ваши синагоги построены в лучших местах испанских городов; Толедская талмудическая^[1] школа, как это ни странно, стала центром культуры в Испании и привлекает людей со всех концов цивилизованной Европы…

Иосиф нетерпеливо кивнул:

– Я знаю, друг мой, все это, и мы, евреи, не устаем молиться богу за здоровье их Католических Величеств, – перебил он да Гамму. – Мы жертвуем всегда и много денег на увеличение мощи королевства и лично их Величествам…

– Не перебивай меня, Иосиф! – Да Гамма повысил голос.

– Вам нигде и никогда, со времен Соломона, не жилось так хорошо, как здесь и сейчас. Ваши виллы превзошли по роскоши дома испанской знати, а капиталы многократно превышают изрядно оскудевшую в христианских войнах казну. Ваши жены носят наряды, каждый из которых стоит не меньше, чем военный корабль, в то время как испанские аристократки латают одежду своих великих бабушек. Так есть – и это вызов! Я не говорю, что вы украли свои деньги или обагрили их кровью. Я так не говорю. Но таких, как я, остается все меньше. Могущество Испании уже давно не соответствует уровню ее притязаний. Мы нищая, ветшающая страна, покрытая, как ржавчиной, налетом амбиций и воспоминаний. И каждый Божий день короля отравлен одной и той же мыслью: где взять деньги? А деньги есть у вас, и вы их даете. Даете незамедлительно и в нужных количествах, постепенно прибирая эту страну к рукам и становясь ее истинными хозяевами. Евреи – хозяева самой христианской страны Европы! – Да Гамма криво улыбнулся. – Это факт. И это, к сожалению, понимают уже многие. Ты меня знаешь, Иосиф, я вырос среди евреев и ты мне, как брат. Ты знаешь, – да Гамма воровато оглянулся, – я никогда не делил людей по их вере. Ваш бог ничем не хуже нашего, если он не один и тот же.

Иосиф удивленно посмотрел на да Гамму. «Если бы кто-нибудь нас подслушал – это костер! Пытки и костер!» – Подумал он.

– Да, бог… – Продолжил Мигель, словно отвечая на какую-то невысказанную мысль. – Бог всегда и везде, во все времена…

Неделю назад получена Папская Булла. В ней, в очень резких и недвусмысленных выражениях, предписано повсеместно укреплять веру, искоренять ересь и инакомыслие. Ты понимаешь, Иосиф, что это значит?

Иосиф понуро сидел, уставившись в одну точку, но лихорадочный блеск его глаз говорил: – Да, я понимаю!

– Великим Инквизитором разосланы гонцы во все уголки страны с тайным указом обличать с амвонов иноверцев – убийц Христа и грабителей правоверных испанцев.

Да Гамма выдержал паузу и, глядя в упор, произнес:

– Это конец, Иосиф! Погромы начнутся не сегодня-завтра, и костры разгорятся так, что земля начнет плавиться!

– Сколько у нас времени? – Жестко спросил Иосиф.

– У вас его уже нет, а у тебя лично и твоей семьи – три, от силы – пять дней. Я видел списки тех, кто должен быть схвачен в числе первых. Ты – во главе этого списка. Я сделал все что мог, и ты оказался в конце. Этого не достаточно, чтобы хорошо подготовиться, но достаточно, чтобы успеть покинуть Испанию. – Да Гамма достал из рукава свиток, бережно развернул его и осторожно, словно ветхий пергамент, протянул Иосифу.

– Это охранная грамота для беспрепятственного проезда по стране и выезда за ее пределы. Она именная – для тебя и твоих домочадцев.

Иосиф как будто бы не замечал протянутый ему свиток. Он пристально смотрел на да Гамму, хорошо понимая, чем тот рискует.

– Бежать? – выдохнул он. – А деньги? Дома? Куда, куда бежать?

Да Гамма пожал плечами:

– Я думаю, что даже тех денег, которые у тебя есть в наличии, хватит на безбедную жизнь. Куда бежать? – да Гамма чертил на песке замысловатые узоры.

– Полагаю, что многие уйдут в Португалию… Будет ли там безопасно для них и как долго – не знаю. Он поднял взгляд на Иосифа: – На север! – Неожиданно резко произнес он, решительно растирая ногой рисунок. – На север, в Германию. Немцы поднимают голос против Папы. Они хотят создать свою Церковь, и они это сделают. А для этого им будут нужны деньги. – Да Гамма усмехнулся.

– И тем, у кого они есть, будет хорошо там жить. А они у тебя есть. Правда, насколько мне известно, сейчас для евреев в Германии наступили не самые лучшие времена. Но ведь тебя никогда не останавливали трудности?.. Там можно будет начать сначала, а не повторить или продолжить прошлую жизнь.

Он решительно встал со скамейки, давая понять, что пора расставаться.

– В самое ближайшее время, Иосиф, ты должен быть уже в пути. И да хранят тебя оба наших Господа. Будет судьбе угодно – встретимся. Прощай, брат, удачи тебе…

Иосиф взял да Гамму за руку:

– Мигель, погоди! – Тихо произнес он.

– Мы знаем друг друга с самого детства… всю жизнь. И у каждого из нас нет причины не доверять другому. Но эту простую истину я понял по-настоящему только сейчас. Только сейчас, когда увидел, что в этом свитке много свободного места. Скажи, что я не ошибся и это значит, что я могу вписать сюда и другие имена? Или я могу спасти только свою жизнь?

Да Гамма помедлил с ответом…

– Спасти чью-то жизнь может один лишь Господь. Мы же можем только помочь избежать смерти… возможно, ценою собственной жизни. Если этот свиток попадет на глаза Торквемаде^[2] – любому фанатику, – даже Господь не спасет меня… Когда ты будешь вписывать в него имена – помни об этом, Иосиф. Только всех ведь не впишешь. У инквизиции уже есть списки – Списки Смерти, и они длиннее, чем жизнь самого старого еврея в этой стране. И их еще продолжают писать.

– Я знаю это, Мигель! Я знаю, что многие тысячи пойдут на костер только потому, что называют бога другим именем, и я не могу вывести их всех из Испании, как когда-то Моисей вывел их предков из Египта. Но я могу спасти столько из них, сколько свободного места в этой грамоте. – Иосиф раскрыл ладонь, и свиток медленно развернулся. – И ты, Мигель, хочешь того же, иначе эта бумага была бы много короче. Это будет – Список Жизни! Жизни, дарованной тобой этим людям.

– Эта бумага принадлежит тебе. И ты знаешь, Иосиф, как распорядиться ею. Это все, что я мог сделать. А теперь – иди. Если нас увидят вместе… ну, ты сам знаешь…

Они еще секунду постояли – пристально, словно желая запомнить, посмотрели друг на друга, и в едином порыве крепко обнялись – Мигель да Гамма – благородный аристократ испанского Двора, и Иосиф бен Эзра – потомок старинного рода Давидова. Они оба знали, что больше не встретятся. Пути Господни неисповедимы, и они оказались на разных его путях…

Пятнадцатый век церковь встретила глубоким кризисом, потрясшим до основания незыблемую твердыню католицизма. В короткий срок, один за другим, были объявлены еретиками и смещены три Папы. Над христианским миром нависла угроза безвременья. Занявший в это время пошатнувшийся римский Престол Бенедикт XIII, желая продемонстрировать миру непоколебимость церкви, вызывает раввинов на открытую дискуссию. Еврейская религия, полторы тысячи лет стоящая на пути у христианства, должна быть наконец посрамлена и растоптана, а евреи поголовно обращены в истинную веру, – пишет он воззвание к епископам.

Шестнадцать Арагонских раввинов предстали перед сорока лучшими теоретиками христианства, собранными со всей Европы. Бенедикт XIII, восседая на роскошном кресле, облаченный в щедро украшенные драгоценными камнями одежды, открывает дискуссию…

Через шестьдесят дней заседаний, превратившихся для раввинов в полное откровенных угроз судилище, проигравший и раздосадованный Папа прекращает дебаты и покидает собрание. Разбитый наголову, в ярости он повелевает изъять и сжечь все Талмуды, а евреев насильно обратить в христианство. Католицизм, проповедующий всему миру добро и терпимость, в очередной раз берет в свои руки Меч и Огонь.

Церковь не простила Бенедикту XIII поражения, и он вскоре был смещен. Для евреев – тех, кто не испугался угроз и насилия, наступили десятилетия относительного покоя. Хуже всего было остальным, кого церковь все же сумела обратить в христианство, приняв в свои «братские» объятия. Евреи называли их – анусим – принужденные; братья-христиане – маранами, свиньями.

Испания, в течение многих веков наиболее фанатично преданная церкви, раздробленная и растерзанная опустошительными войнами, остро нуждалась в деньгах. К концу XV столетия евреям Арагонского и Кастильского королевств удалось сконцентрировать в своих руках огромные по тем временам финансовые ресурсы. Во все времена и у всех народов деньги всегда означали – власть! Не всегда публичную и явную, но всегда – власть! Испанские королевства задолжали евреям такую огромную сумму, что избавиться от долга стало означать – избавиться от евреев.

И когда наследник арагонского престола Фернандо взял себе в жены Изабеллу, наследницу кастильского королевства, объединив тем самым обе страны, началось заключительное действие трагедии испанского еврейства.

В планы циничного и тщеславного Фернандо входило – захват мусульманской Гренады, принудительное крещение евреев и мусульман, а также создание самого мощного в Европе католического королевства. Для крестового похода в Гренаду нужны были большие деньги, и, заручившись согласием Папы, Фернандо обвиняет новообращенных евреев в ереси. Десятки тысяч людей заживо сжигаются на святых кострах, а их имущество пополняет казну. Едва успев отмыть руки от нечистой крови обращенных, их католические величества издают указ, предписывающий всем евреям, нежелающим принять христианство, в трехмесячный срок, оставив имущество и золото, покинуть страну.

Фернандо и Изабелле, залившим страну кровью маранов, и присыпав ее пеплом от сгоревших костров, уже не нужны были еврейские жизни, но им по-прежнему были нужны еврейские деньги. Евреи посылают во дворец делегацию, составленную из самых известных и уважаемых раввинов, ученых, врачей – во главе с министром финансов королевства – Ицхаком Абарбанелем. Евреи предлагают огромный выкуп за право остаться на своей родине, и их католические величества соглашаются. Почти соглашаются…

Каждая эпоха услужливо рождает необходимых в тот момент героев. Таким востребованным в тот момент героем и стал фанатичный до паранойи, доминиканский монах – личный духовник королевы – Томазо Торквемада.

Когда депутации евреев уже удалось уговорить короля Фернандо, подслушивавший за дверью Торквемада ворвался в королевские покои, и, неся перед собой на вытянутых руках огромный крест, истошно возопил, глядя в упор на перепуганную Изабеллу:

– На этом кресте за тридцать сребреников уже один раз распяли Мессию! Возьми еврейские деньги и распни его еще раз!

Изабелла побледнела и потеряла сознание. Евреи были обречены. Торквемада получил карт-бланш на убийства.

Второго августа 1492 года или 9 ава 5252 года, в день скорби по разрушенному Иерусалимскому Храму, последний еврей покинул страну.

Испанская казна переполнилась золотом. Но кто же не знает – то, что не умножается, – быстро заканчивается, как бы много его ни было. Деньги закончились, и начался упадок. Испания больше не сумела подняться. Главным богатством для нее, как оказалось, были не еврейские деньги, а сами евреи. Но это было гораздо позже.

А пока…

Весь вчерашний день Иосиф писал письма и отправлял гонцов в разные концы Испании. По иронии судьбы его люди прибывали одновременно с гонцами инквизиции. В их свитках, поспешно вручаемых в церквях и синагогах, были одни и те же строки: в одних – инструкция как убивать, в других – как избежать смерти.

Прошло еще несколько дней. В загородном доме Иосифа, затерянном среди виноградников и оливковых плантаций далеко от пыльного Толедо, собрались представители самых знатных и уважаемых еврейских семей. Окна и двери были закрыты и люди просто плавились от жары в тяжелых, богато украшенных золотом и жемчугом, одеждах. Часть из них расположилась за большим круглым столом, многие стояли вокруг него или просто сидели на полу, подогнув под себя ноги и раскачиваясь в такт беззвучной молитве. В комнате стояла напряженная тишина. Люди молчали, соблюдая степенное достоинство и ожидая, когда им объявят истинную причину столь неожиданного сбора. Их лица не были тревожными, скорее удивленными и настороженными. Никто не хотел верить в то, что написал Иосиф каждому из них, настойчиво предлагая встретиться в этом доме. Первым не выдержал богатый, как легендарный Крез, поставщик товаров для королевского военного флота, – Яков де Кордоба:

– Да что это такое, в конце концов? – громовым голосом прокричал он, вскакивая со стула. – Сколько можно здесь сидеть? Что он себе позволяет, этот Эзра? И где он, наконец, наш новоявленный Пророк? – В его голосе слышалось презрение. – Я сижу здесь уже битый час! Мое время стоит дорого, очень дорого! И он ответит за то, что я его теряю, и за свои бредни, заодно!

Все присутствующие повернули головы в сторону говорившего, но никто ничего не возразил. Люди были наслышаны о мстительности и могуществе заносчивого Кордобы. Многие из них, к тому же, были его неоплатными должниками. Кордоба открыл, было, рот для следующей гневной тирады, но в этот момент в комнату вошел Иосиф и еще несколько человек, добравшихся до места сбора последними.

– Друзья! – негромко произнес он. – Я собрал всех, кого смог, потому, что более печальной и неотложной причины нет, и не может быть. Иосиф выглядел настолько уставшим и встревоженным, что даже у Кордобы исчезло с лица надменное и презрительное выражение. Он сел на стул, растерянно пробежав взглядом по напряженным в ожидании лицам.

– Все вы, наверное, почувствовали в последние месяц-два, что отношение испанцев к евреям стало резко меняться в худшую сторону, – продолжил Иосиф. – Мне стало известно из самых достоверных источников, что всех нас – всех без исключения – хотят уничтожить в самое ближайшее время, или насильно обратить в христианство, а значит, тоже уничтожить. Именно для этого создана Инквизиция, которая уже провозгласила лозунг – «Одна страна – одна вера!». Надо что-то сделать, нельзя сидеть сложа руки… – Иосиф помедлил и, совсем тихо, разведя руками, продолжил: – В общем, это все, что я хотел сказать.

На несколько минут воцарилась гробовая тишина, а затем, словно по команде, перебивая друг друга, заговорили, закричали все одновременно. Воздух, выдыхаемый с хрипом и свистом из нескольких десятков глоток, горячей волной ударил в потолок и стены, искривился в причудливой гримасе, с издевкой копируя выражение искаженных ужасом лиц.

Первым опомнился Кордоба. Он встал, с силой отшвырнул стул и медленно, делая ударение на каждом слове, в упор глядя на Иосифа, сказал:

– Я не верю! Почему я должен верить твоим бредням, Эзра? Как такое может случиться? Мы вложили многие миллионы золотых в эту страну! Разве не мы финансировали бесконечные войны с маврами? Разве кто-то другой оплатил долги Фернандо и собрал сказочное приданное для Изабеллы? А? Что ты молчишь, Иосиф? Мы построили им школы и библиотеки, равных которым нет во всем мире! Да мы больше испанцы, чем они сами, потому, что создали своими потом и кровью изобилие этой страны! – Он завертел в разные стороны головой, ища поддержки присутствующих, воздел руки к небу и закричал:

– Я не верю тебе, Иосиф! Кто заставил тебя это сказать нам? Кто и зачем тебя подослал?

– Замолчи, Кордоба… успокойся и замолчи… – послышался тихий голос откуда-то из угла комнаты. Все обернулись на голос. С пола встал пожилой человек – известный всей стране, почти легендарный, хранитель Королевского архива, философ и историк – Исайя.