– Остановитесь! – вскричал иезуит. – Остановитесь, этот текст граничит с ересью! Почти такое же положение имеется в «Augustinus», книге ересиарха Янсения, которая рано или поздно будет сожжена рукой палача. Берегитесь, мой юный друг, вы близки к лжеучению! Вы погубите себя, мой юный друг!

А. Дюма-отец, «Три мушкетера»

Глава первая. К вопросу о читательской понятливости

Главная претензия к «Острову без Сокровищ», сформулированная многими читателями, звучала примерно так: Стивенсон сочинил незамысловатую пиратскую историю для своего двенадцатилетнего пасынка Ллойда Осборна, а потом издал для целевой аудитории примерно того же возраста. А столь юные читатели попросту не способны уловить подтексты, вторые-третьи-четвертые смысловые слои, зашифрованные намеки… И замечать нестыковки, неточности и прочие мелкие огрехи текста они тоже не станут. Так что все свои построения автор «ОбС» напридумывал, взял с потолка, высосал из пальца.

Детская история, значит… Разберемся.

Ну да, именно так воспринимаются сейчас, например, «Путешествия Гулливера» Свифта – острейшие политические памфлеты своего времени. И «Робинзон Крузо», книга изначально вполне взрослая и полная скрытых намеков, ныне числится по ведомству детской литературы. С романом Стивенсона произошла та же метаморфоза.

Однако для кого бы ни начал сочинять мэтр «Остров окровищ», после публикации знаменитый британский политический деятель Гладстон провел всю ночь за чтением, до утра глотал текст, пока не добрался до финала – и не представляется убедительной версия о том, что политик семидесяти четырех лет от роду, к тому же занимавший пост премьер-министра Соединенного Королевства, до такой степени фанател от сугубо детских книжек.

Но почему же, спрашивают критически настроенные читатели «ОбС», Стивенсон – если действительно хотел донести до читателей «второе дно» романа – спрятал свои намеки так глубоко, что для расшифровки тайнописи «Острова Сокровищ» пришлось предпринять самое натуральное детективное расследование?

Ответ прост: современные российские читатели очень отличаются от английских современников Стивенсона. Те намеки схватывали на лету, нашим же приходится долго и доказательно растолковывать. И не в том, разумеется, дело, что англичане сообразительные и продвинутые, а мы туповатые и малообразованные. Просто российские читатели росли совершенно в иной социокультурной среде. В кардинально отличающемся информационном поле.

Уже вступительные фразы «Острова Сокровищ» – дескать, перед вами воспоминания, написанные в 17.. году – должны были насторожить читателя-современника. И заставить весьма скептически отнестись к рассказу Джима Хокинса, сына трактирщика.

Дело в следующем: на протяжении семнадцатого и большей части восемнадцатого века художественно-развлекательная литература в подавляющем большинстве была мемуарной. Книжный рынок переполняли всевозможные «Записки», «Дневники», «Воспоминания», «Исповеди»… Фальшивые записки и фальшивые дневники.

Бойкие литераторы подделывали мемуары людей известных, действительно существовавших (самый известный пример – «Мемуары г-на д’Артаньяна, капитан-лейтенанта королевских мушкетеров», сочиненные после смерти гасконца памфлетистом де Куртилем).

Сочинялись фальшивки и от имени людей, никогда не существовавших, но якобы проживших яркую и богатую приключениями жизнь. «Записки Фанни Хилл, женщины для утех» – яркий тому пример, автобиография никогда не существовавшей проститутки стала настоящим бестселлером. Да и воспоминания моряка из Йорка, просидевшего двадцать восемь лет на необитаемом острове, выдавались издателями за чистую монету, имя Даниэля Дефо поначалу на обложке не стояло.

Разумеется, встречались и подлинные мемуары, хоть и редко, – люди с бурной биографией не так уж часто склонны к бумагомаранию. Но и авторам воспоминаний, признанных впоследствии аутентичными, доверять безоговорочно не следовало. Врали мемуаристы о себе, любимых, как могли и умели. Весьма превратно излагали действительные события, умалчивая о многом, способном повредить их имиджу.

В конце восемнадцатого века начался обратный процесс: некоторые псевдомемуары и прочие литературные мистификации разоблачили, имена их подлинных авторов стали известны широкой публике, а Рудольф Эрих Распе сочинил своего «Мюнхгаузена», едкую пародию на лжемемуаристов: записки реально существовавшего человека, однако нашпигованные такими невероятными выдумками, что даже самому доверчивому читателю ясно – врет рассказчик, как сивый мерин.

Но это были еще цветочки и первые ласточки… С настоящим размахом разоблачать и опровергать стали во второй половине девятнадцатого века. Досталось на орехи всем: и фальшивым мемуаристам, и настоящим, грешивших враньем и самовосхвалениями. Литераторы, писавшие беллетристику, перестроились – сочиняли в основном от третьего лица, а если все-таки от первого, на обложке непременно стояло имя подлинного автора.

Вспомните романы Жюля Верна и Дюма-отца – сплошь взгляд со стороны на сюжет, рассказ от первого лица идет крайне редко. Да и Роберт Льюс Стивенсон, например, написал «Черную стрелу» именно от третьего лица, хотя все до единого события показаны глазами главного героя, Дика Шелдона, и дать ему слово было бы логично и естественно…

А «Остров» написан не просто от первого лица… В первых же строках сказано: перед вами, господа, мемуары восемнадцатого века. Для читателей, воспитанных на массовых опровержениях и разоблачениях подобных мемуаров, такой пассаж – маркер, метка, огромный жирный штамп во всю страницу: псевдомемуаристу доверять нельзя.

* * *

Разумеется, все помнят, какое имя носил корабль знаменитого капитана Флинта? Правильно, «Морж». А кто-нибудь задумывался, что название это не совсем типичное для судна, плававшего в тропических и субтропических широтах?

При желании можно придумать тысячу и одну причину того факта, что корабль Флинта получил имя полярного зверя, в теплые воды не заплывающего и жителям теплых мест в восемнадцатом веке практически не известного. Не было у них, жителей, телевизоров с «Миром дикой природы» и каналом «Дискавери».

Но мы не будем придумывать. Мы вместо того вспомним, чем питался Бен Ганн, на три года застрявший на Острове Сокровищ. А питался он козлятиной, ягодами и устрицами…

Устрицы, надо заметить, существа привередливые, где попало не водятся. Слишком соленую воду не любят, но и пресную тоже, океанские глубины им не нравятся, нужно прибрежное мелководье…

Во времена Бена Ганна европейских устриц добывали и разводили в Европе, на прибрежных отмелях, образовавшихся неподалеку от устьев впадающих в Атлантику и Средиземное море рек. В Японии культивировали другой вид, тихоокеанскую устрицу.

Позже, в свете гастрономического устричного бума, устриц развезли и акклиматизировали по всему свету – где не было подходящих отмелей, там насыпались искуственные и строились устричные садки; где океанские воды оказались слишком солоны – начали выращивать в бассейнах, разбавляя морскую воду пресной…

Но кто в середине восемнадцатого века развел устриц у берегов затерянного в Атлантике острова? И зачем? Как представляется, развел их там Р. Л. Стивенсон. И лишь потому, что корабль Флинта назывался «Моржом».

Морж, устрицы… Авторский намек понемногу проясняется, не правда ли? Да и Плотник где-то неподалеку – коли уж матрос Абрахам Грей числится помощником судового плотника «Испаньолы».

Время написания «Острова Сокровищ» пришлось на самый пик увлечения англичан творчеством Льюиса Кэрролла. Совсем недавно вышла из печати «Охота на Снарка». Книги о приключениях Алисы в Стране Чудес и в Зазеркалье активно переиздавались, изучались, толковались на все лады… Книги по видимости детские, но прямо-таки нашпигованные намеками и скрытыми смысловыми слоями, адресованными вовсе не детям.

В истории Моржа, Плотника и устриц (это стихотворение, если кто позабыл, входит в текст «Алисы в Зазеркалье») – происходят вещи несуразные и нелогичные: например, солнце светит глубокой ночью. Смысл всех этих несуразиц современники Стивенсона выясняли весьма активно. И месседж столь явной отсылки к Кэрроллу вполне очевиден для современников. Предупреждение читателям: перед вами отнюдь не детская книга, читайте внимательно, пытайтесь понять, что вам на самом деле хотел сказать автор. И не доверяйте псевдомемуаристу, не уподобляйтесь наивным устрицам, поверившим Моржу.

Но надо признать, что мэтр слегка перестарался… Целиком и полностью вскрыть зашифрованную в «Острове Сокровищ» историю пока никому не удалось. Даже мы – автор «Острова без Сокровищ» и его пытливые читатели – кропотливо исследуя сюжетную канву романа и опровергая выдумки Джима Хокинса, вскрыли лишь один подтекст, событийный. И, увлекшись пальбой и рукопашными схватками, практически не затронули другие смысловые слои – философский, этический, литературно-исторический, религиозный… И даже, не удивляйтесь, эротический. Они есть, их можно выделить при внимательном чтении – и этим мы займемся тоже, порой ненадолго отвлекаясь от захватывающих приключений пирата Флинта.

* * *

Целиком и полностью замысел Стивенсона не сумел пока восстановить никто. Но, повторимся, отдельные намеки первые читатели «Острова Сокровищ» понимали сразу, не утруждаясь долгой дешифровкой.

Вот лишь один пример: сквайр Трелони пишет в письме, что навербовал двадцать бравых морячков и теперь шхуна «Испаньола» может успешно вступить в схватку хоть с фрегатом.

Ну и как воспринимают эту фразу наши российские читатели?

Те из них, кто никогда не интересовался парусниками минувших веков, воспринимают спокойно. И шхуна, и фрегат – нечто с парусами и пушками, отчего бы шхуне и не одолеть фрегат, эка невидаль…

Читатели, знакомые с военно-морской историей, сразу понимают: сквайр Трелони и в самом деле трепач и хвастун редкостный. Либо полный профан во флотских делах. Потому что шхуна, даже специально оснащенная для боевых действий, против фрегата все равно что автомобиль «Запорожец» против танка. Нет шансов ни при артиллеристской дуэли, ни при абордаже. Даже у двух шхун против одного фрегата – нет: когда английский фрегат «Ласточка» сошелся в бою с двумя судами Бартоломью Робертса, итог оказался плачевен для самого удачливого пирата восемнадцатого века. Сражение длилось менее двух часов, сам Робертс погиб, а пиратские шхуны получили такие повреждения, что уцелевшие джентльмены удачи были вынуждены спустить вымпелы и сдаться на милось победителей.

Так примерно воспримет фразу сквайра Трелони современный российский читатель, достаточно подкованный.

А для английского читателя, современника Стивенсона, в ней содержится куда более глубокий намек. Дело в том, что один-единственный раз за всю историю морских сражений приватирская шхуна умудрилась-таки в открытом бою одолеть фрегат. Историческое событие случилось в октябре 1814 года: американский приватир «Принц Невшательский» победил сорокапушечный английский фрегат «Эндимион». Для сравнения: «Принц» имел всего лишь 16 пушек значительно меньшего калибра.

В этой истории наложились многие благоприятные для американцев случайности (внезапно наступившее полное безветрие, например), плюс к тому британцы умудрились допустить все возможные в такой ситуации ошибки.

Вопиющий случай на многие десятилетия остался в памяти англичан: выходили книги и статьи, по косточкам, в мельчайших подробностях разбиравшие тот морской бой. Ну как, как такое могло произойти? Если сегодня на ринг выйдет мальчишка, второй месяц занимающийся боксом, и нокаутирует Николая Валуева, информационное эхо наверняка будет меньше.

В общем, случай с «Принцем Невшательским» для англичан во время первой публикации «Острова Сокровищ» – все равно что история с Чернобылем для россиян конца века двадцатого: разъяснять, что к чему, не требовалось…

Но в чем здесь намек? Какая связь между Островом Сокровищ и победой шхуны над фрегатом?

Намек есть, и для британских читателей последней четверти девятнадцатого века – хорошо знакомых и с тем боем, и с его действующими лицами – более чем ясный. Дело в том, что в знаменитом бою абордажными шлюпками, отправленными ввиду полного безветрия на захват шхуны, командовал офицер по фамилии… кто догадается? Ну да, Хокинс. Шхуну он не захватил, погиб в схватке.

Хокинс – не Смит, не Джонсон и не Браун, далеко не самая распространенная английская фамилия, и связь с Джимом Хокинсом, плывущим на челноке захватывать «Испаньолу» (тоже, на минуточку, шхуну), для современников и соотечественников Стивенсона была очевидна. И легко понять намек, предупреждение автора: не стоит излишне доверять мемуаристу в том, что он насочинял про этот захват, – не захватывали Хокинсы шхун, ни тот, ни другой.

Ну и на закуску: в пиратских хрониках хорошо известен еще один Хокинс. Пират, кстати, – но совсем иного разбора, чем Долговязый Джон и его сообщники. Из той плеяды елизаветинских пиратов-джентльменов, что делились с королевой награбленными в испанских колониях миллионами и получали за то титулы сэров.

Дрейк, Кавендиш, Рэли… Джон Хокинс (дальний родственник и соратник Френсиса Дрейка) из того же ряда, а мать его в девичестве – фанфары, барабанная дробь! – носила фамилию Трелони.

Для двенадцатилетнего пасынка, говорите? Ну-ну…

* * *

Еще один пример. В «Острове без Сокровищ» мы вычисляли вторую ипостась трактира «Адмирал Бенбоу», служившего контрабандистам перевалочной базой, по косвенным признаком, тщательно выискивая в тексте первоисточника замаскированные авторские намеки.

У английских читателей, современников Стивенсона, не было нужды заниматься столь кропотливыми изысканиями. Им уже название трактира – «Адмирал Бенбоу» – говорило о многом.

Разумеется, сам знаменитый адмирал отношения к занятиям контрабандой не имел, наоборот, преследовал и топил суда контрабандистов. Хотя Джон Бенбоу известен не только подвигами, совершенными в морях и океанах, и прочими военно-морскими делами. Произошла и на суше с адмиралом одна история, причем непосредственно связанная с нашей страной, посему стоит ее вкратце вспомнить.

Илл. 1. Адмирал Джон Бенбоу, слуга королю, отец матросам. Лишился ноги в морском сражении у мыса Санта-Марта, но ампутацию – в отличие от Джона Сильвера – перенес неудачно, несколько месяцев болел и умер на Ямайке.

В 1698 году в Англии, в доме адмирала Бенбоу, гостил царь Петр Первый. Российское Великое посольство добралось до Британских островов, там Петра весьма заинтересовали вопросы кораблестроения – и почти три месяца царь со свитой провели, наблюдая за работами на верфях. Для жилья им предоставили самый приличный особняк в округе – дом адмирала Бенбоу, в те времена курировавшего постройку боевых кораблей для британского флота.

Наконец иностранные гости съехали, и в оценке дальнейшего мнения расходятся.

Западные историки (и примкнувшая к ним часть российских) утверждают, что русские дикари во время своих попоек изгадили дом до невозможности: перебили посуду, раскурочили мебель, разбили статуи и прихватили кое-какие ценные мелочи на память о гостеприимных хозяевах. Досталось и окружавшему дом ухоженному саду: газоны и клумбы вытоптаны, живые изгороди изломаны…

Российские историки патриотической направленности утверждают, что ущерб был преувеличен в разы; к тому же Бенбоу не был владельцем дома, сам арендовал его у придворного архитектора, причем остались свидетельства: арендодатель еще до вселения русских жаловался, что наниматель относится не слишком бережно к чужой собственности. Дескать, Бенбоу сам в пьянках со своими офицерами накуролесил, а придумал свалить все на русских варваров.

Вероятнее всего, истина лежит где-то между этими двумя полярными мнениями. На дикарей из варварской страны и в самом деле можно было навесить все, что угодно, в том числе разрушенную в тринадцатом веке часовню. С другой стороны, царь Петр и среди родных берез предавался в пьяном виде всевозможным чудачествам, не слишком полезным для мебели и интерьеров.

Как бы то ни было, Джон Бенбоу подал королю прошение о возмещении убытков, и получил в качестве компенсации триста пятьдесят фунтов стерлингов, деньги по тем временам немалые.

Но вернемся к контрабандистам и к трактиру, носящему имя знаменитого флотоводца.

Во времена Стивенсона в газетах обсуждалось громкое уголовное дело: в прибрежном городишке Пензанс (на юго-западе Британии, в Корнуолле) полиция накрыла разветвленную организацию, промышлявшую контрабандой. Несколько поколений контрабандистов орудовали там чуть ли не два века, при пособничестве таможенников и местных властей. Нарушители закона даже пробили подземный ход между своим притоном и морским берегом, в целях незаметной транспортировки партий контрабандного товара.

Притон находился в трактире, стоявшем на отшибе от городка. А трактир задолго до написания «Острова Сокровищ» назывался «Адмирал Бенбоу».