Цитаты из книги «iPhuck 10»

У Делона Ведровуа было эссе с названием «Гипсовая контрреформация».

А великие вопросы сводятся, по сути, к одному-единственному. Что делать человеку в этом суровом и беспощадном мире, на берег которого он выброшен судьбой?

Одни будут орать, что это не искусство, а просто железка с помойки. Другие – что это искусство именно по той причине, что это просто железка с помойки.

развивается сегодня в том же направлении, что и все остальные виды «энтертейнмента»: пустая динамика, повторение сделавших когда-то кассу клише, virtue signalling[26] в форме угодливого подчинения последнему писку левой цензуры (проблемы для бизнеса не нужны никому) – и при этом полный отказ от всего, что может хоть ненадолго задержаться в умственном кишечнике.

Конечно, искусственный интеллект сильнее и умнее человека – и всегда будет выигрывать у него и в шахматы, и во все остальное. Точно так же пуля побеждает человеческий кулак. Но продолжаться это будет только до тех пор, пока искусственный разум программируется и направляется самим человеком и не осознает себя как сущность. Есть одно, только одно, в чем этот разум никогда не превзойдет людей. В решимости быть. Если наделить алгоритмический рассудок способностью к самоизменению и творчеству, сделать его подобным

Как литературный алгоритм, замечу, что самый короткий путь к литературному успеху для молодого белого писателя в USSA такой: поменять цвет кожи, написать какую-нибудь глуповатую (шибко умная не проканает – выкупят в плохом смысле слова) и полную этноязычных вкраплений историю о трудном становлении аффирмативно-миноритарной identity – и, когда посланцы свободных СМИ прибудут осыпать эту идентичность лавровым листом и лепестками роз, насладиться пятнадцатью минутами славы и взять как можно больше авансов.

Через это тонкое переживание проходил любой отечественный акционист гипсового века. Увы, русский художник интересен миру только как хуй в плену у ФСБ. От него ждут титанического усилия по свержению режима, шума, вони, звона разбитой посуды, ареста с участием двадцати тяжеловооруженных мусоров и прочей фотогеничной фактуры – но, когда он действительно свободен, идти ему особо некуда. Мировой пизде он уже не нужен. Больше того, он становится для нее опасен – и она делается невероятно далекой и обжигающе-холодной…

Не существует никакого «Большого Другого», подглядывающего в щелочку и строящего нам козни. У машин и программ нет субъектности. Они следят не за нами. Они следят за информацией. Поэтому «surveillance capitalism» еще бездушнее, чем принято думать – в своей бесчеловечности он редуцируется до капитализма информационного. Одна дигитальная последовательность отслеживает другую и строит на этой основе третью.

За нами следят не люди, – произнесла та округло и певуче. – За нами следят алгоритмы. И они следят не за нами. Они следят за, э-э, – она покосилась на стол, – за осцилляцией информационных паттернов. Поэтому гораздо правильнее говорить «информационный капитализм», как делают самые продвинутые и образованные господа…

саркастическое самопозиционирование, к которому прибегали крупные монстры финансовой вселенной. Их все иррационально ненавидели – и, как бы подыгрывая этому чувству, они жестко иронизировали сами над собой и тем самым возвращали себе частицу народной симпатии.