В результате смысловое измерение, которое должно быть запретным и тайным, зияет во всех дырах. Оно без усилий видно любому. Это фактически катастрофа…
Энлиль Маратович жалобно вздохнул.
– А проще можно?
Калдавашкин секунду думал.
– Помните профессора Преображенского в «Собачьем сердце»? Его просят дать полтиник на детей Германии, а он говорит – не дам. Ему говорят – вы что, не сочувствуете детям Германии? Он говорит – сочувствую, но все равно не дам. Его спрашивают – почему? А он говорит – не хочу.
Энлиль Маратович сделал серьезное лицо и обхватил подбородок руками.
– Продолжай.
– У Булгакова это показано как пример высшей номенклатурной свободы, вырванной у режима. Тогда подобное поведение было немыслимым исключением и привилегией – потому-то Булгаков им упивается. А для остальных дискурс всегда устроен таким образом, что при предъявлении определенных контрольных слов они обязаны выстроиться по росту и сделать «ку». Мир от века так жил и живет. В особенности цивилизованный. А вот Россия сильно отстает от цивилизации. Потому что здесь подобных слов уже не осталось. Тут каждый мнит себя профессором Преображенским и хочет сэкономить свои пятьдесят копеек. Понимаете?