Отзывы на книги автора «Виктор Нель»

Встал вопрос об экзистенциализме книги (да, это что-то на очень умном языке).

Может ли книга существовать, как отдельный организм, который развивается в голове автора как заблагорассудится? Или все же, нужно работать над основами построения, в частности, и простого линейного сюжета?

То есть, так должнен главный герой иметь темперамент, характер и соответствовать линии своего персонажа до конца сюжета, или давайте все дыры, промахи и алогичность поступков оправдаем выражением: я автор, книга моя, я так вижу?

Мое мнение, последнее - это эпикфейл.

Сказала бы я раньше, пока не встретила книгу Виктора Неля, что рвет любые шаблоны. Как оказалось, даже якобы бессвязный сюжет может быть целостным и структурированным.

Книги - это эмоции. Не впервые за свою жизнь говорю/пишу, но:

Книги, которые не несут эмоций НЕ КНИГИ.

Если между первой буквой и последней точкой не мелькнуло ни одной эмоции, а одни лишь сухие фразы и заумные наборы слов, то это учебники, пособия или инструкции, но никак не книги.

Действительные книги, это маленькое сердечко, нежно трепещет в руках читателя, ожидая что ее прочитают, ее историю услышат, из нее возьмут что-то для себя важное и она с гордостью оставит свой след в чужом сердце.

После прочтения романа «Шар и звезда» захотелось почитать что-то еще этого автора. Было только несколько рассказов и мини-повесть. Жаль что так мало.
Чем удивили и понравились рассказы?
Во-первых, они написаны как будто разными авторами и в разных стилях. Например, «Притча о зелёном зверье» — как былинное сказание. «Монолог» — как диссидентский опус, «Ходики» написаны жизнерадостным ребёнком, а «Поэт Мема» — деревенским стихотворцем.
Во-вторых, темами, что поднимаются в каждом из рассказов.
«Курьер» ставит вопрос о самом понятии «УСПЕХ», которое привычно вошло в обиход. А еще мне понравилась идея про курьера, для которого перемещение между двумя точками это возможность переложить ответственность за принятие решений на того, кто тебя отправил из точки А в точку Б.
«Ходики» — как воспринимает мир пятилетний мальчик, живущий в начале шестидесятых годов. Очень тонко и филигранно показано, как он не понимая, что мир на пороге Третьей мировой войны — я про Карибский кризис, все равно чувствует тревогу взрослых. Великолепный рассказ. Такое ощущение, что автор вытащил из закоулков своей памяти воспоминания о своем детстве и очень бережно передал их. Показав мир глазами ребенка.
«Поэт Мемо» — при всей специфичности сюжета, я не рассказ поэта Мемо, а то при каких обстоятельствах он общался с рассказчиком — глазами которого мы видим происходящее, это дорожная история. Встретились двое случайных попутчиков в вагоне плацкартного поезда, поговорили и разошлись, что бы не разу больше не встретиться. У самого таких встреч в советское время было несколько. Не таких радикальных, но все же. Один раз даже влюбился в случайную попутчицу, другой раз услышал историю чем-то похожую на рассказанную Мемо…
«Неопределенная форма» — нечто среднее между философией и притчей.
«Собака» — можно сказать, что это мир глазами собаки, можно, что это про нищего и его четвероного преданного друга, можно… Каждый решит для себя сам о чем это. Как и литературный стиль. проза это или стих, белый стих или верлибр… Хотя столь ли важно, что это. Главное, что оно написано…
«Монолог», несмотря на омерзительность главного действующего лица, на самом деле — рассказ о любви.
Ну из неоконченного. Жаль, что недописано…
«Мое зеленое зверье — дети Левиафана» — причта, к которой нет финала.
«Геометр» — набор коротких одна – три предложения историй. Забавно и необычно.

Необычное произведение. Я бы даже сказал, единственное в своём роде. Удивительно, как автор переплетает размышления о духовных ценностях вместе с научными фактами, вырезками из исторического прошлого. От этой комбинации создаётся впечатление некой собранности, общности картины. В какой-то мере мне даже печально, что подобные труды так и остаются незамеченными, ведь их застилает популярная белетристика, бульварные романы, научпоп и мейнстримная литература. С другой стороны, приятно осознавать, что ты попадаешь в редкий круг людей, коим известно чуть больше, нежели остальным гражданам… нет, нежели остальным жителям нашей планеты. Удивительно, что книгу может читать как американец, так и русский либо граждан любой другой страны. Во-первых, идея и тема произведения информативна для каждого; во-вторых, для общего развития интересно ознакомиться с чужой культурой или, если вы причастны к странам СНГ, вспомнить былое время. Что примечательно, читать историю можно в любое время и в любом месте, так как хронологический порядок повествования даёт некоторую вольность в чтении. Для занятых людей это несомненный плюс. Поэтому вердикт таков: книгу однозначно стоит прочитать.

Атмосферный и необычный, в хорошем смысле этого слова, роман. Когда прочел в предисловии, что это произведение про НИИ, где в середине восьмидесятых годов создают некую секретную пушку ПУПОГТ, ожидал что-то в стиле неудачного подражания «Понедельника начинается в субботу» братьев Стругацких. Там тоже был НИИ ЧАВО и занимались там различными научно-практическими изысканиями в сфере магии. Ну и в советское время «Понедельник…» считался изощренной сатирой на то, что происходило в годы «застоя» в многочисленных НИИ. Сейчас бы книгу Стругацких назвали юмористическим городским фэнтези.

Когда начал читать «Звезду и шар», то с удивлением обнаружил, что сатиры все же больше в «Звезде и шаре», чем в «Понедельнике…». Например, «разработанная» в этом НИИ вращательная насадка. Как справедливо говорит начальник патентного отдела: все прекрасно понимают, что бред, но оформлено все правильно. Начиная это экономического эффекта при внедрении и заканчивая списком тех, кто участвовал в процессе «изобретения» во главе с директором НИИ. Или история про строительство сотрудниками НИИ «первого в пионерлагере цельнокирпичного туалета». Ну и все их приключения в колхозе. Вспоминается песня Владимира Высоцкого «товарищи ученые, доценты с кандидатами».

Другое достоинство «Звезды и шара» — в нем происходящее в НИИ изображено достаточно реалистично, без использования предметов из мира волшебства. В отличие от того же «Понедельника…». Например, важную роль в сюжете «Звезда и шар» играют пластиковые плиты высокой ударной прочности, которые планировалось использовать для защиты танков. Все начинается с того, что один из героев романа Саша должен был доставить сырье для их производства — два мешка, каждый весом по 25 кг, а еще сумку с документацией и продуктами из Ленинграда на секретный объект Минобороны в Курской области. Его поездка в поезде, транспортировка от места высадки из поезда «до монастыря». Ну и само посещение сверхсекретного объекта, куда он попал без «нулевого» допуска. И это событие сильно повлияло на судьбу Саши. Хотя отдельно прослеживается и судьба двух плит, что все же попали в НИИ.

Одна из плит досталась Борису Вениаминовичу Полстернаку, заведующему сектором одноосного упрочнения. Он установил её к стене, закрыв дыру в соседний штаб гражданской обороны… Безрезультатно. Первым же выстрелом Большой Берты, то ПУПОГТ плиту разнесло вдребезги. Печальный финал «жизни» этой плиты.

Судьба второй плиты, казалось бы, развивалась успешнее Из неё слесарь-умелец Вадим выпилил центральный узел кубика Рубика его собственной конструкции. Всё бы было здорово, если бы народ в лице слесаря Борьки не раскурочил всю конструкцию под предлогом изъятия пружин для термодатчиков вращательной головки двуосного упрочнения. Глубинной мотивацией поступка Борьки была его исконная неприязнь к "новаторам-академикам", что он и объяснил Вадиму, не скупясь на ненормативную лексику.

Еще нужно отметить, кроме серий глав про Звезду и Шар, еще короткие, в одну главку, истории про «неодушевленные» предметы. Хотя они никакого отношения к основному сюжету не имеют, но их истории так великолепно написаны. Например, главу про таежный аэродром, а точнее про оборудованную взлетно-посадочную полосу, я перечитывал раза четыре. Звучит как хорошая песня. Все ощущения и «мысли» этого «лесного аэродрома» переданы так, словно это живой человек. И происходящее мы видим «глазами» этого аэродрома.