«Исцелить душу можно, изменить судьбу – никогда».
Ай да, Гюго, ай да, молодец! Это же каким писательским талантом надо обладать, чтобы повесть о жизни низов парижского общества превратить в трехтомный роман-эпопею?! Ведь даже самая малая деталь в книге получает свое пространное объяснение. Миллионы мельчайших обстоятельств, словно камешки в калейдоскопе, под умелым пером Гюго складываются в причудливой формы игры Провидения. И, главное, насколько органично в общую канву повествования вплетены философские зарисовки!
В «Отверженных» в полной мере раскрывается многогранный талант автора. Здесь можно встретить Гюго-философа и Гюго-историка, Гюго-филолога и Гюго-политолога… Скупые исторические факты перемежаются с собственной философией автора, и в такие моменты повествование становится все больше похоже на «крик души», оно несет в себе частичку его самого. Гюго, стараясь быть максимально правдивым, не гнушается ни описаний парижской клоаки, ни употребления языка нищеты – арго. Он докапывается до самой сути вещей, не обращая внимания на то, где приходится копать. И в этом его смелость и его оригинальность.
Все повествование пронизано чувством щемящей любви к Парижу того времени, Парижу его детства. Для автора Париж – это целая страна, целая цивилизация, целая Вселенная. Благоговейным трепетом преисполнены страницы, на которых Гюго говорит о родном городе. Вот это настоящая любовь, настоящий патриотизм и преданность!
Причем Гюго признается в своей любви к Парижу не только в этом своем труде, он делает это при каждой возможности – и вот уже сладостные серенады городу звучат со страниц его произведений. Как имя возлюбленной Анжольраса была Родина, так у Гюго – Париж.
О чем же сама история «Отверженных»? Вряд ли можно об этом сказать лучше самого автора. Это история о «преступнике, коленопреклоненном на высотах добродетели». О беглом каторжнике Жане Вальжане, преисполненном некоего «внутреннего света», который обретает человек, опустившийся на самое дно жизни. Человек чистый душой наполнится этим светом, человек потерянный – скатится еще ниже. Хотя можно ли вообще Жана Вальжана считать преступником? По-моему, единственный преступник в романе – само общество, порождающее неравенство, нищету, пороки, со своими несправедливыми законами и жестокой карой…
Тема просветления в романе в некоторой степени перекликается с таковой в «Воскресении» Толстого. Но, да простит меня Лев Николаевич, Гюго и его Жану Вальжану я верю больше.
Бедность, порой граничащая с нищетой; нужда, разрушающая до основания; унижение, тянущее на дно подобно камню на шее; и озлобленность на весь мир, перерастающая в дикую, нечеловеческую жестокость… Можно ли при этом оставаться человеком? Да, можно! Но только с одним условием. И это условие – наличие путеводной звезды, лучика, освещающего дорогу во мраке. Она может принимать любые формы – епископа, подкупающего своей верой в человечество, маленького ребенка, преданного тебе всем своим крохотным сердечком или прекрасного, почти невесомого ангела в белой шляпке. Но имя ей всегда одно – ЛЮБОВЬ. Только она имеет такую целительную силу, способную превращать жестокость в нежность, отчаяние в надежду и размягчать даже самые зачерствевшие сердца…
Любовью дышит каждая страница «Отверженных». Это слово трепетно звучит из уст молодого студента и громогласным эхом раздается на баррикаде. В этом и проявляется романтизм произведения.
Этот роман – ода духовному исцелению и ода любви. Причем у Гюго невозможно одно без другого. Любовь – движущая сила.
Примечательно противостояние Жавера и Жана Вальжана на протяжении всего романа. Эти два героя будто связаны невидимой кармической нитью и призваны, слегка отдаляясь, затем снова с еще большей силой сталкиваться друг с другом. Это столкновение долга духовного, перед совестью, и долга земного, перед законом. Сцена размышлений Жавера на мосту лишь доказывает, что земные законы оказываются ничтожными перед законами высшими, но их гордость настолько велика, что предпочитает гибель коленопреклонению.
«Отверженные» - один из моих самых любимых романов, и я испытала ни с чем не сравнимое наслаждение, вновь перечитав его. Большое спасибо за это автору.