Дизайнер обложки Владимир Квашин

© Виктор Квашин, 2018

© Владимир Квашин, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4483-4476-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чудо

– Осторожно, двери закрываются, – сказал Санька и повесил микрофон.

Камкин тронул поезд.

– Почему следующую не объявляешь? – спросил у Саньки.

– Да надоело. И так все знают. Бубнишь целый день, как попугай.

– Объяви! Положено, – сказал Камкин.

Санька нехотя подчинился:

– Следующая станция «Матросики».

Поезд набрал скорость. Солнце нещадно палило сквозь лобовое стекло, покрытое пятнами от разбившихся насекомых.

– Никитич, а почему «Матросики» называется? – спросил Санька.

Камкина никто, кроме молодого помощника по отчеству не называл, и ему было немножко приятно ощущать себя начальником.

– Говорят, во время войны тут флотский госпиталь стоял. Слушай, Санька, скоро в отпуск, поехали вдвоём на рыбалку. На неделю. Мне тут одну речку посоветовали, говорят, форели немеряно.

– Не, не хочу. Чего там делать? Я мотоцикл покупаю, в байкбанду вступлю. У них классно. Зелёный, – доложил Санька цвет светофора.

– Вижу зелёный. Жаль, одному скучновато. В тайге тоже классно. Красиво.

– Никитич, а правда, что ты с Грядиным вместе учился?

– Правда.

– А что ж, он начальник, а ты до сих пор машинист?

– А вот так. Не всем же начальниками быть. Не люблю я.

– Никитич, долго мне ещё «попугаем» работать?

– Научишься поезд водить, тогда посмотрим.

– Да как же я научусь, если только остановки объявляю? Ты ж меня не учишь.

– Как я тебя учить буду? Смотри, запоминай.

– А тебя тоже так учили?

– О, меня учили! – Камкин помолчал, улыбнулся своим воспоминаниям. – Меня знаешь, как учили! Я после техникума на маневровый тепловоз помощником пришёл. Машинист, Михайлыч покойный, суровый был мужик, пожилой уже, он ещё после войны на паровозах начинал. Вот он меня учил! Раз, говорит, помощник, значит работа поровну. День со мной покатался, а потом говорит: «После обеда твоя смена». Пошёл в машинное отделение, на матрац завалился и спит. Вот я и учился. Первые дни на ногах не стоял к концу смены. Там же, на тепловозе только одну сторону видишь, не то, что на электричке. И манёвры постоянно. Туда – сюда, с одного пути на другой по всей станции, состав собирать знаешь как сложно! Да ещё за двигателями смотреть надо. Тормозим. Объявляй.

– «Матросики». Следующая – «Залесье». Повезло тебе, Никитич. А тут, разве научишься?

– Тогда время другое было. Теперь мигом диплома лишат, если узнают.

– Да как узнают, Никитич? Мы же одни. А-а, всё со мной ясно, до конца жизни буду остановки объявлять.

Камкин усмехнулся, глядя на лицо юного помощника.

– Ладно, Саня, учись. Становись на мое место, – взял микрофон. – Уважаемые пассажиры, будьте осторожны, двери закрываются. Следующая остановка – платформа «Залесье». Трогай, Саня. А я пойду по вагонам прогуляюсь, заодно щиты посмотрю. Если что, по громкой позовёшь. Да в кривой на сто тридцатом сигнал дать не забудь. Давай, дерзай.

Камкин шёл по вагонам. Народу сегодня не много, почти все сидят. Бабушки с помидорами в вёдрах, туристы с гитарой, почти раздетые девушки с наушниками в ушах, подвыпившие парни, торговки с мороженым и газетами, суровые контролёры с охранниками в камуфляжной форме. Музыка, пиво, разговоры, газеты. Горячий ветер из открытых окон. В тамбурах курят. Камкин не обращал внимания на нарушение порядка – не его это дело, пусть наряд следит. Он прислушивался к ходу поезда. Тронулся Санька почти нормально, лишь чуть дёрнул. Ход набирал медленно, осторожно. Это ничего, пару минут всегда можно нагнать. Теперь скорость была нормальной. «Перегон длинный, – думал Камкин, – успею вернуться до „Залесья“. Пусть парень попробует полную ответственность, раз так рвется в бой».

Камкин проверял электрощит в шестом вагоне, когда услышал свисток. Поезд накренился в кривой. «Сто тридцатый километр. Молодец, Санька, сигнал дал», – подумал Камкин, закрывая дверцы ключом, и тут же отлетел, больно ударившись плечом. Тормоза завизжали, вагон затрясло, и Камкин всем телом ощутил, как колёсные пары юзом скользят по изогнутым стальным рельсам, высекая искры и пытаясь выскочить из колеи. Он рывком оторвался от стенки тамбура и ринулся по вагонам. Лица бледные, женщины визжат, помидоры под ногами… Наконец, поезд остановился. Кажется, с рельсов не сошёл.

Санька стоял бледный, вцепившись в рукоятку управления.

– Что, Саня, кто? Человек?

– Нет, собачка.

– Что-о?

– Собака. Бежит и бежит по путям. И не сходит. И не оглядывается. Я подумал, может, глухая.

– Саня, ты с ума сошёл! На собаку экстренное! Да ещё в кривой!

– Да она со щеночком была.

– И где она? Задавил?

– Не знаю. Убежала.

Камкин с минуту молчал, приходя в себя.

– Так, помощничек, бегом марш проверять колесные пары! Обе стороны!

Взял микрофон.

– Уважаемые пассажиры, электропоезд совершил непредвиденную остановку. Причин для беспокойства нет. Скоро поедем.

Включил связь.

– Диспетчер, диспетчер, ответьте машинисту шестьсот двадцать седьмого.

– Слушаю, диспетчер.

– В четырнадцать двадцать одну совершил экстренное торможение на сто тридцатом километре.

– Причина?

Камкин помедлил.

– Корова на путях.

– Сбил?

– Нет. Метров двадцать не доехали. Ушла.

– Ясно, понятно. Проверяйте подвижной состав и трогайтесь. График мне не сорвите.

– Понял. Уже проверяем.

– Ну, и что мне с тобой делать, Камкин? – глядел поверх очков Грядин.

– А что, в первый раз экстренное, что ли? – Камкин стоял перед столом начальника и никак не мог побороть в себе робость. Вроде не так давно студентами вместе водку пили, а теперь он вон какой солидный.

– Да ты все колодки на поезде пожёг, тридцать две колёсные пары с ползунами! Перетачивать за чей счёт будем?

– А что я мог сделать? Согласно инструкции…

– Кто там тебе путь перешёл?

– Корова… – глядя в окно, сказал Камкин.

– Врать ты, Камкин, никогда не умел. Откуда там корова, в десяти километрах от деревни? Темнишь ты что-то. Помощником у тебя кто?

– Санька Гусев.

– Оба объяснительные пишите.

– Уже написали.

– Ладно, чёрт с ней, пусть будет корова. Ты мне скажи, что с твоей потерпевшей делать?

– С какой потерпевшей?

– С пассажиркой. Руку сломала, в суд грозится подать.

– На меня?

– Нет, на железную дорогу.

– Она что, дура?

– Она не дура, она деньги отсудить хочет. И отсудит, если до суда дойдёт. А нас с тобой уволят. Понял? Короче, вот тебе её адрес, иди, договаривайся. Тут я тебе даже по дружбе ничем помочь не могу. Улаживай, как хочешь, плати там или ещё как, только чтобы суда не было. Ну, что ты смотришь? Иди, иди, Камкин, дел у меня без тебя хватает.

Камкин шёл к потерпевшей, прячась от ещё жаркого вечернего солнца в тени домов и старых тополей, и готовил примирительную речь. Он успел придумать несколько вариантов предстоящего разговора и был почти уверен в успехе, когда отыскал старый двухэтажный дом с нужным номером. Он присел на лавочку, вытащил сигарету. Камкин почти не курил, вернее, находился в вечной стадии бросания. Наверно это происходило потому, что сам Камкин не был уверен в том, что хочет бросить, но супруга настаивала и с помощью изуверских женских способов, можно сказать, принуждала. Сейчас он долго крутил в пальцах сигарету, потом, вспомнив слова супруги о том, что табачный дым угнетает мыслительные центры мозга, затолкал сигарету обратно в пачку.

Камкин трижды позвонил и уже собрался уходить, обрадовавшись объективной причине отмены неприятной встречи, как из-за двери послышался резкий женский голос.

– Кто?

– Извините, пожалуйста, я Камкин, машинист электропоезда…

– Кто-о?

Дверь приоткрылась на длину цепочки, и в щели появилась половина лица классической стервы лет сорока пяти с бигудями в сиреневых волосах. Она вперилась в Камкина одним глазом с накрашенной бровью.

– Чего надо?

– Я машинист электропоезда, в котором вы получили травму. Я…

– Деньги принёс?

Камкин опешил.

– Какие деньги?

– До свиданья!

Дверь захлопнулась, чуть не прищемив Камкину пальцы. Он растерялся, полез, было за сигаретой. Наглость всегда шокировала его. Но вспомнилось строгое лицо Грядина. Проблему нужно было решать. Он снова позвонил, теперь уже решительно. Дверь открылась мгновенно, нараспашку. Потерпевшая в синем домашнем халате, с обвисшей грудью без бюстгальтера и с загипсованной по локоть рукой, смотрела с издевательской усмешкой.

– Начальство послало уговаривать? Не на ту напали! Так и передай.

Она хотела снова закрыть дверь, но Камкин успел поставить ногу.

– Ты что! Ну-ка, отпусти! Милицию вызову!

– Ну, давайте хотя бы поговорим… Ну, пожалуйста! – взмолился Камкин, понимая полный провал предприятия.

Дверь снова распахнулась.

– Поговорить хочешь? Неси бутылку – поговорим.

Камкин стоял с открытым от неожиданного поворота событий ртом.

– У тебя что, и на бутылку денег нет? – презрительно усмехнулась потерпевшая.

– Есть, конечно, есть. Я быстро… Я сейчас…

Камкин кинулся вниз по лестнице, но вернулся.

– Скажите, а где ближайший магазин?

– Теперь магазины везде, было бы желание. Ближайший за углом.

Камкин побежал было, но с площадки крикнул:

– А что брать-то? Вы что предпочитаете?

– Мы люди не гордые. Водки возьми. И закуску не забудь.

Камкин хотел было узнать, что взять на закуску, но дверь уже захлопнулась.

Они сидели за столом уже минут сорок. Бутылка заканчивалась, а Камкину никак не удавалось перевести разговор на нужную тему. Жанна, так звали потерпевшую, увлеченно рассказывала Камкину обо всех «козлячествах» своего бывшего второго мужа и о потенциальных плюсах возможного третьего, некоего Эдика.

– А ты, Валерик, не жмот, не то, что мой бывший, вон какую дорогую водку взял, – неожиданно похвалила Жанна.

Камкин обрадовался, разлил остатки по стопкам.

– Вот и замечательно, Жанна, что вы меня правильно поняли. Давайте уладим все разногласия, чтобы не было взаимных претензий.

– А ты меня неправильно понял, Валера, без второй бутылки мы с тобой ничего не решим. Слетай быстренько, одна нога здесь, другая уже вернулась.

Пришлось подчиниться. Камкин вообще-то столько не пил. Над ним и в пассажирском депо все смеялись. Еще в молодую пору, прежде чем по девкам идти, для храбрости по стакану – и вперед. А он полстакана выпьет – и под стол. Друзья отчасти правы: если бы Верка сама его пьяного к себе не притащила, он так и ходил бы холостым.

Прогулка до магазина несколько освежила, и Камкин с порога взял быка за рога.

– Жанна, давайте решим вопрос о вашей травме, я оставлю вам бутылку, и разойдёмся с миром.

– Вопрос о травме ты, Валерик, решил, когда нажал на тормоза. Теперь вопрос о компенсации. Не хочешь со мной пить, забирай свою бутылку и проваливай. У меня к тебе претензий нет.

– Правда? Ура! – не сдержал радости Камкин. – А то меня начальник напугал, говорит, пострадавшая в суд подаёт…

Жанна молча забрала у Камкина бутылку, ловко свернула крышку.

– Садись, ненормальный, буду объяснять по слогам.

Камкину пришлось выпить.

– Вот это всё видишь? – Жанна обвела комнату рукой.

– Камкин проследил пьяным взглядом за рукой хозяйки и с улыбкой невпопад ляпнул:

– Да-а, мужика в доме нету.

– Не твое дело! Хотя, ты прав, нету. Но был. И не один. И всё это они заработали и благородно оставили мне при расставании. И всё это уже пережило срок эксплуатации. И мне уже не светит повстречать рыцаря на белом коне.

– Верно, – поддакнул Камкин, разглядывая морщинки на лице хозяйки, – я с вами полностью согласен.

– Перестань хамить даме! И прекрати говорить со мной на Вы, я ещё не отвыкла от обращения «девушка».

– Извините… Извини, Жанна, я только хотел сказать, что у тебя действительно обстановочка не очень, да и квартирка так себе.

– Ну и где я возьму столько денег? – закричала вдруг Жанна в самое лицо Камкину. – Где? А?

– Не знаю. Деньги – проблема.

– Да, Валерик, проблема! И вот, представь, случай! Фортуна, можно сказать, – Жанна потрясала загипсованной рукой перед лицом Камкина. – И я должна отказаться?

– Но ты же сказала, что без претензий.

– Ты что, придуриваешься или в аварии побывал?

– Да честно, Жанна, не понимаю. То ты одно говоришь, то совсем наоборот.

– К тебе претензий нет, ты парень хороший, только чокнутый немного. Претензии к железной дороге. Она богатая, цены на билеты, вон какие, вот пусть и платит.

– Жанна, меня же уволят!

– Да ладно, не прибедняйся, пойдёшь машинистом трамвая – та же железная дорога, только не угробишь никого. У меня подруга в трамвайном депо в бухгалтерии, хочешь, позвоню? Завтра работать будешь, ещё мне спасибо скажешь.

– Не, я железку люблю. Жанна, а нельзя как-нибудь по-другому?

– Нельзя. Я же тебе объяснила, деньги мне нужны.

– А сколько ты хочешь отсудить?

– Сто тысяч.

– Сто тысяч?! – Камкин почти протрезвел. – Я столько не достану…

– Да не грузись, Валерка, – Жанна обняла Камкина одной рукой и притянула к себе, как бы по дружески, – всё будет хорошо. Давай, лучше выпьем.

Камкину стало неуютно подмышкой у Жанны, он высвободился, выпил свою стопку не закусывая, налил ещё.

– Вставай, Камкин! Вставай, я тебе сказала! Как ты меня достал! На работу опоздаешь – выгонят, тогда я тебя точно брошу! – толкала в бок Верка. – На такси он раскатывает! В холодильнике пусто, а он на такси!

– На каком такси, Верунчик? – не мог прийти в себя Камкин.

– На жёлтом! Чудо несчастное! Вставай, я тебе говорю!

Супруга больно ударила Камкина, и он, кряхтя, поднялся. Голова трещала.

– Где был, я тебя спрашиваю?

Голос Верки больно отдавался в мозгу.

– Я тебе потом всё объясню, Верунчик.

– Я тебе дам «Верунчик»! Почему рубашка в помаде? У кого был, сволочь несчастная?

Под вопли супруги Камкин кое-как умылся, хлебнул холодного чая, от которого тут же затошнило, и поплёлся на работу.

– Ну, что, Камкин, вчера ты чуть аварию не совершил, сегодня пьяный на работу явился, – выговаривал Грядин. – Премии лишу в этом месяце.

– Так мой состав всё равно в депо. Ну, выпил малость… Я с потерпевшей разруливал.

– Ну, и как?

– Не соглашается. Сто тысяч требует.

– Плохо ты разруливал, Камкин, плохо! Ничего ты толком сделать не можешь, даже с бабой поладить, – махнул Грядин рукой. – И что дальше? Учти, если полюбовно не решишь, уволю к чёртовой матери!

– Давайте как-то, это… деньги соберём. Я же не виноват, что она руку сломала.

– И собирай, Камкин, собирай, решай проблему. И побыстрее решай! Иди давай, Камкин.

– Так нет у меня денег. Я отпуск хотел попросить, чтобы отпускные… и, может, премию…

– Какую премию, Камкин? Ты точно не в своём уме. Премию ему! Пиши заявление на отпуск, и чтобы вопрос решил. Иди, некогда мне.

– О! Валерик! – удивилась Жанна и открыла дверь. – Неужели деньги принёс?

– Принёс, – буркнул Камкин.

– Вот это мужчина! Такое событие обмыть надо. Сгоняешь?

– И бутылку принёс.

– Да не сердись, Валерочка, ты же герой, ты спас бедную женщину от неминуемой нищеты. Заходи быстренько. Ну, хватит дуться, не порть даме праздник!

– Да не сержусь я. Голова болит.

– Садись за стол, разливай. А я, как чувствовала, такую соляночку сегодня сготовила.

– Жанна, ты только не обижайся…

– За вчерашнее что ли? Всё отлично было, чего мне обижаться.

– А что, у нас «было»?

Жанна расхохоталась.

– Да нет, конечно, Валера. А ты не помнишь? Ты весь вечер про супругу свою рассказывал, жаловался. Жаль, конечно, что «не было», может, у нас и сложилось бы. Я таких вещей, как твоя, со своими мужиками не допускала, какими бы они ни были. Мужик уважения требует, так я считаю.

– А как я в такси оказался?

– И это не помнишь? Я тебя посадила, – Жанна снова рассмеялась. – Наливай, давай.

– Я, в общем, не про то хотел сказать. Ты не обижайся, Жанна, я не все деньги принёс, – Камкин выложил пакет на стол. – На, вот, пересчитай.

Жанна сразу посуровела.

– Сколько здесь?

– Двадцать семь. Почти…

– Что значит «почти»?

– Ну, я бутылку из этой суммы купил. Больше у меня нет, это всё.

– Так ты свои деньги мне принёс?

– Да, отпускные и зарплата за последний месяц. Честное слово, больше нет. Я премию просил – не дали.

– Ты точно ненормальный, Валерка! На кой чёрт мне твои деньги? Я же тебе вчера весь вечер объясняла, что к тебе лично претензий нет, я с дороги сорвать хочу.