От автора

В этом сборнике вы сможете прочитать некоторые статьи, относящиеся к периоду наиболее острого противостояния на Украине. Сейчас, ретроспективно, это может быть интересно и как история наших надежд, история нашей веры и воодушевления, и как история наших заблуждений, ошибок и самообмана.

Но название сборнику дала другая моя статья, напрямую, казалось бы, не относящаяся ни к украинским событиям, ни к 2014-му году. Но это только на первый взгляд.

Только на первый…

Кроме украинского цикла, в сборнике есть некоторые избранные статьи указанного периода, которые, на мой взгляд, до сих пор не утратили своей актуальности и могут представлять самостоятельный интерес.

Предлагаемые Вашему вниманию статьи были опубликованы в различных российских изданиях, а также перепечатаны бесчисленным количеством сетевых «пиратов».

За что им отдельное спасибо…

Слабоумие и толерантность

Всё последнее время ловлю себя на противоречивых чувствах относительно недавних событий в Париже. «Шарли» я, или не «шарли»? Кто вызывает во мне больше сочувствия? И вызывает ли его хоть кто-то, если совсем честно? Сформулировать это в суматохе первых дней, когда экзальтированная истерика одних смешивалась с холодной отстранённостью других, создавая в сознании настоящую какофонию впечатлений и чувств, было довольно проблематично. А вот сейчас, когда всё, с одной стороны, поутихло, а с другой стороны, усилиями различных сил приобрело более четкие и законченные очертания, всё-таки попробую.

Начну, как водится, издалека…

Кажется, около миллиарда лет назад на Земле (а точнее, в океане) появились первые органические образования. Не знаю, как они там назывались (а достоверно не знают и ученые) – сине-зелёные водоросли, вирусы, или ещё какие простейшие микроорганизмы – но буквально сразу они начали жрать друг друга.  Соответственно, сразу начали друг друга бояться. Прошло сколько-то миллионов (сотен миллионов, не суть) лет. Из простейшей протоплазмы мутировали и эволюционировали более совершенные существа – моллюски, рыбы, прочая кистепёрая братия. Количество видов и их разнообразие увеличилось на несколько порядков. Они отличались размерами, внешним видом, поведением, позициями в пищевой цепочке… Не изменилось лишь одно – они продолжали жрать друг друга. Жрать и бояться, потому что страх был мощнейшим и эффективнейшим защитным механизмом. Не хочешь быть сожранным – оглядывайся почаще и улепётывай побыстрее. Это чувство было сильнее голода и страсти к продолжению рода – пожрать и заняться сексом можно и в следующий раз, а вот если сожрут тебя самого, то следующего раза уже не будет.

Прошли ещё сотни миллионов лет. Жизнь из океанов выбралась на сушу, появились динозавры и прочие рептилии самых разных видов. Поведение зверюшек  стало ещё более разнообразным, мозг стал чуть более развитым. На этом этапе (хотя могу и ошибаться, опять же, вслед за ошибающимися учёными) появились уже довольно развитые формы социального поведения; многие динозавры объединялись в стада и стаи, вместе добывая пищу и защищаясь от врагов. Не изменилось лишь одно – они продолжали жрать и бояться друг друга.

Потом динозавры вымерли – в данном случае неважно, от чего именно – и им на смену пришли млекопитающие. Более "мозговитые", приспособленные к разным климатическим условиям, занявшие почти  все экологические ниши существа. Их поведение стало ещё более сложным и организованным. Сменилась целая эпоха и эволюция сделала большой шаг вперёд (с точки зрения млекопитающих, это должно быть корректным допущением). Не изменилось лишь одно – млекопитающие тоже с удовольствием жрали друг друга. Жрали и боялись.

Потом, совсем недавно по меркам эволюции (это важное уточнение) появились люди. Кровь от крови и плоть от плоти всей эволюционировавшей протоплазмы. Значительно более слабые, чем большинство животных такого же веса, а посему более уязвимые. Настолько уязвимые, что выжить они могли, только компенсировав недостающие клыки и мускулы каким-то другим органом. И у них начал развиваться мозг. Для чего? Правильно – в первую очередь для того, чтобы лучше бояться. Лучше, правильнее, организованнее. Лучше бояться, а значит, лучше прятаться, лучше защищаться, лучше нападать. И они преуспели…

Преуспели настолько, что в какой-то момент внутривидовые отношения стали даже более важными и судьбоносными, чем отношения с другими видами животных. Ведь победить и сожрать даже самого страшного зверя всем племенем, худо-бедно, можно было всегда. А вот победить другое племя животных, относящихся к твоему же виду; племя, пришедшее, чтобы захватить твои земли, изнасиловать твоих женщин и осквернить твои алтари, было, как правило, сложнее.

Преуспевших в цивилизационной гонке стало со временем слишком много; все они поначалу были не слишком воспитанными парнями, норовили выхватить кусок из чужого рта, украсть чужую жену или дочь, ещё как-нибудь напакостить ближнему. Такое сплошь и рядом происходило даже внутри одного племени или рода, что уж тут говорить о межплеменных отношениях. Ничего удивительного, кстати, в таком поведении нет – оно характерно для многих высших млекопитающих, достаточно вспомнить львиные прайды или волчьи стаи.

И оказалось, что чужая особь своего вида даже более опасна, чем особь вида иного.

А раз так, то и бояться её надо больше, чем кого бы то ни было, и размозжить ей камнем череп при малейшем сомнении в её добрых намерениях – очень даже умно и рационально. Исключение делалось лишь для особей своего рода или племени – просто потому, что шансов выжить в одиночку не было, и с соплеменниками волей-неволей приходилось мириться и налаживать какой-то социальный контакт.

Теперь обобщу и напомню – этот процесс длился сотни миллионов, если не миллиард, лет. И около миллиона лет он продолжался, когда человек уже более-менее сформировался как вид земной фауны.

Довольно длинное вступление, но деваться некуда – ведь каждому моему слову противостоит миллион сказанных ранее. О толерантности, всеобщем братстве, человеческом общежитии и прочих замечательных вещах, которые, как выясняется, пока что слишком хороши для человечества.

Мне кажется, любому нормальному, непредвзятому человеку ясно, что ксенофобия – нормальное, здоровое чувство. Ладно, уточним – да, "фобия" изначально предполагает болезненное расстройство психики. Но, увы, в русском языке нет точного аналога этого понятия, не несущего в себе упомянутого выше медицинского подтекста. А значит, мы с полным правом можем ввести определённую градацию, разделив ксенофобию на нормальную (в спокойном состоянии дремлющую/латентную), соразмерную и собственно фобию – иррациональный, не поддающийся контролю страх. Последнее опустим, ибо с ним всё ясно…

Так вот, давайте будем откровенны – за сотни миллионов лет эволюции все мы стали нормальными ксенофобами. Мы закрываем свои двери на замок; мы не разрешаем своим детям общаться с незнакомыми (чужими) людьми, которые могут представлять для них угрозу; мы запрещаем принимать от них угощения и подарки. И, будем уж совсем откровенны, мы с удовольствием любим абстрактное человечество, но при этом побаиваемся  соседа по лестничной клетке, особенно, если он не нашего «рода» (в данном случае речь, скорее, нужно вести о нации), и предпочитаем держаться от него подальше. Нормально это? Да, рискну утверждать, что вполне.

Когда мы слышим очередную проповедь толерантности, мира во всем мире и всеобщей любви, то кроме умиления и желания накормить последней горбушкой русского хлеба голодающего африканского ребёнка, возникает логичный и даже закономерный вопрос – интересно, а «с той стороны» эту проповедь кто-то ведёт? Кто-то прикладывает такие же усилия к тому, чтобы представители других наций и культур были столь же толерантными и терпимыми к нашей нации, к нашей вере, к нашим обычаям и культуре? Ведется ли там, на другой стороне, эта неустанная работа, или нам предлагают проехаться по улице с односторонним движением, против этого самого движения? Вопросы очень актуальные именно в силу того, что с той стороны те же «хомо сапиенс», с теми же рефлексами, с тем же историческим и эволюционным багажом, с той же самой ксенофобией, не притупленной, как мы часто замечаем, никакими проповедями. И получается, что мы просто становимся более уязвимы, лишая себя важного эволюционного механизма защиты. Тогда как наши оппоненты не только не думали его притуплять, но и оттачивали все последние столетия.

Думаю, многие уже поняли, к чему я клоню. Да, действительно – проблема гораздо сложнее и настолько глубже, чем мы привыкли думать, что мы пока просто не в силах осознать этого.

Я не знаю, действительно ли европейскими странами управляют сумасшедшие. Но для меня очевидно другое – такое упорное навязывание стереотипов поведения, напрямую противоречащих сотням миллионов лет нашей эволюции, не может не сказаться на психическом здоровье социума. И то, что это безумие внешне выглядит достаточно респектабельно, ничуть меня не успокаивает – в конце концов, большинство суицидников тоже не особо отличаются от той среды, очевидный или скрытый конфликт с которой приводит их к роковому решению. Поэтому, повторюсь, я допускаю, что большинство людей, принимающих решения в так называемых «развитых странах», пока ещё психически здоровы. Но те, кем они управляют, уже готовы брать плакаты с надписью «я жертва»… ой, простите, «я шарли», и гордо вышагивать в многомиллионном стаде барашков, ждущих очередного массового жертвоприношения.

Если бы на площади и улицы Парижа вышла французская армия, и сотни тысяч вооруженных солдат и офицеров повесили себе на грудь табличку «я шарли», вот тогда это было бы понятно тем, с другой стороны. Тем, которые норовят зайти в наш дом и проверить, всё ли в нём соответствует принятым у них нормам морали…

Кстати. Вы же понимаете, что скоро они так и сделают? Приходят они к вам, внимательно осматривают дом и говорят – «О, да тут у вас портрет! А знаете ли вы, что изображение человека противоречит нормам ислама, оскорбляет наши чувства и теперь мы должны, во имя Аллаха, милостивого и милосердного, перерезать вам горло?». Нет, я не утрирую и тем более не шучу – запрет на изображения людей есть, он действительно может ранить чувства религиозного бородача, а уж перерезание глоток неверных и вовсе является для него нормой.

Хотя, конечно, я всё-таки перебарщиваю. В принципе, у вас останется выбор – чтобы спасти свою жизнь, можно будет принять ислам. И уже самому, в полном соответствии с отныне уважаемыми вами традициями, сжечь портрет некогда любимой бабушки.

Вы скажете, что я слишком сгущаю краски? И в реальности такого никогда не произойдёт?

Думаю, примерно так думали и русские в Чечне, оставленные ельцинской властью на произвол судьбы. А ведь их, напомню, было порядка трёхсот тысяч…