Он грудью ощущал, как из земли равнодушно текло в него едва ощутимое дыхание, и тоска его, и слабый бунт – не помеха, не помога земле. Она занята своим вековечным делом. Она на сносях, готовится рожать и, как всякая роженица, вслушивается только в себя, в жизнь, шевелящуюся в недре. До него, выдохшегося человечишка, нет ей никакого дела – земля вечна, он мимолетный гость на ней.