Серия «За линией фронта. Мемуары» выпускается с 2002 года

Wiking Jerk

EHDKAMPF UM BERLIN

MIT DER WAFFEN-SS VOM KURLANDKESSEL BIS ZUM ENDKAMPF UM BERLIN

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2014

© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2014

© ЗАО «Центрполиграф», 2014

На карте проставлены города, с которыми связаны боевые действия Эрика Валлина, в частности Штеттин, Альтдамм, Шведт, Кюстрин и, конечно, Берлин.

Глава 1
Канун нового года, 1944-1945

В составе группы армий «Север», куда входили 16-я и 18-я армии, III (Германский) танковый корпус СС под командованием обергруппенфюрера СС Феликса Штейнера, был отрезан от главных сил вермахта в Курляндии. Морской порт Либау (Лиепая)^[1] имел жизненно важное значение для окруженной группировки. С середины октября танковый корпус Штейнера в составе 11-й моторизованной дивизии СС «Нордланд» и 23-й моторизованной дивизии СС «Нидерланд» удерживал участок фронта на рубеже Преекулън (Прекуле) – Пурмсати – Скуодас.

Основной оборонительный рубеж проходил вдоль железной дороги через развалины Пурмсати и поселок Бункас. По одну сторону от железнодорожного пути занимали позиции солдаты СС, а по другую – бойцы Красной армии. Примерно в одном километре к северу от Пурмсати лежит поселок Бункас. Временами было очень холодно. Случалось, что порой температура опускалась ниже 30 градусов по Цельсию.

Мы сидели в укрытии вокруг грубо сколоченного стола, играли в карты и слушали новогодние поздравления по радио от представителей командований различных родов войск. Можно было настроить приемник и на рождественские мелодии. Мы, как могли, украсили наш бункер, готовясь к встрече Рождества. Здесь была рождественская елка, благоухавшая свежей хвоей, наряженная мишурой и разными мелкими безделушками, которые мы получили недавно в посылках полевой почты. В канун Нового года здесь царила почти домашняя обстановка, насколько это вообще было возможно во временном подземном убежище. Грубые обветренные и обмороженные руки солдат осторожно и бережно, почти с молитвенной торжественностью трогали этот доставшийся нам один на всех рождественский подарок. Мы все еще так любили эти дни между Рождеством и Новым годом.

На плите стояло несколько консервных банок с дымящимся глоггом, нашим северным вариантом английского напитка из вина, куда добавлялись пряности. Время от времени каждый из солдат делал глоток из одной из предварительно тщательно вымытых банок. Мы наслаждались тем, что можно было выкурить несколько сигарет, заботливо выделенных нам на Рождество. Кроме сигарет, в рождественских посылках были сладости и печенье. Время от времени по грубой поверхности стола хлопали игральные карты. Тихие звуки мелодий по радио лишь изредка прерывались специфическими комментариями игроков или громким храпом одного из наших товарищей, сменившихся в карауле и теперь забывшихся прямо на полу тяжелым сном солдата-фронтовика.

Тут раздался зуммер вызова полевого телефона. Звонил командир роты. Он хотел переговорить со мной относительно запланированной на следующий день корректировки огня. Огонь наших минометов нужно было перенацелить на новые объекты на позициях противника. Командир приказал мне выдвинуться на ближайшую к противнику передовую позицию, которая располагалась за поселком, и попытаться рассмотреть на местности участок, куда утром будет направлен огонь моих минометов.

Мои карты забрал себе один из товарищей. Я надел зимний маскировочный костюм, захватил подсумок с магазинами для автомата и водрузил на голову выкрашенный белой краской стальной шлем. Перед выходом сделал добрый глоток глогга из своей банки на плите и в последний раз бросил взгляд вокруг. Блиндаж вдруг показался мне таким теплым, уютным и комфортным, даже с его утоптанным земляным полом. На частично обшитых деревом черно-коричневых стенах пляшущие огоньки рождественских свечей причудливо отражали расплывчатые тени солдат, рассевшихся вокруг радио. С верным пистолетом-пулеметом МП-40 под мышкой я кивнул своим товарищам за столом, толкнул ногой окрашенную морозом в белый цвет дверь и вышел в ночь.

Из-за серебряных контуров облаков появилась луна, свет которой покрыл все вокруг ослепительным ярким светом. В искрящейся белизне холодного мерцающего снега очертания всех предметов становились необычно резкими и острыми. Посеченные пулями и снарядными осколками деревья с расщепленными стволами и обрубленными ветками напоминали мне гротескные фигуры из сказок о домовых и других чудищах.

Поселок или небольшой городок, точнее, то, что от него осталось, выглядел еще более похожим на призрак, чем обычно. Покрытые снегом каменные или кирпичные развалины ничем не напоминали бывшие здесь когда-то улицы и дома. То тут, то там торчали лишь почерневшие от пожаров печные трубы, с которыми ничего не смог сделать даже огонь русской артиллерии и минометов. На укутанных снегом улицах вымершего поселка посреди развалин чернели беспорядочно разбросанные кратеры воронок. Это были следы дневного обстрела русской артиллерии. Артиллерийские снаряды пропахивали на земле борозды, но в местах попаданий мин, выпущенных из тяжелых 120-мм минометов, оставались большие круглые ямы; на снегу вокруг таких воронок лежали крупные комья черной земли.

В руинах, как казалось, не было никаких следов жизни. Но если бы последовал сигнал тревоги, предупреждающий об атаке противника, там сразу же выросли бы целые толпы их «обитателей»: под землей, в подвалах, в развалинах домов, – солдаты были повсюду. Они пребывали в постоянной готовности занять свои места в траншеях, чтобы встретить большевиков убийственным огнем.

Таким был канун Нового, 1945 г. в Бункасе, нашем небольшом «гнездышке» в Курляндии, которое в своих руинах давало нам защиту от смерти, неминуемо грозившей каждому на открытых пространствах этой широкой равнины. Поэтому в нашей обороне этот участок получил обозначение Hauptkampflinie, или Главного оборонительного рубежа, всего Курляндского плацдарма. Отрезанные от любых коммуникаций с основной территорией Германии, мы стояли здесь наготове попытаться остановить яростное нашествие с Востока, из Азии^[2].

После более трех лет борьбы на Востоке и почти двух лет безостановочного отступления наш боевой дух все еще не был сломлен. Мы выживали в тяжелейших условиях. Каждый день мои товарищи видели смерть и разрушение. И там, где обычный солдат потерял бы последние силы и остатки воли, наш боевой дух был с нами. Наша судьба вела нас к окончательной победе сметающей все на своем пути силы нашего оружия. Наша вера в собственное искусство сражаться была крепка, как никогда.

Правда, каждый день мы слышали по радио, что англичане и американцы теснят наших товарищей на Западе все сильнее. Гигантские армады бомбардировщиков каждый день и каждую ночь сбрасывали свой смертоносный груз над немецкими городами, уничтожая людей и стирая с лица земли дома. Но мы знали и то, что значительная часть немецкой промышленности ушла под землю и поэтому была неуязвима с воздуха. Мы знали, что скоро в огромном количестве будет произведено еще более совершенное оружие, что всего несколько дней назад германские войска на Западе начали успешно наступать в Бельгии и Люксембурге. Вскоре ужасное давление численно превосходящего нас врага должно будет ослабеть. Нам нужно было всего лишь несколько месяцев передышки!

А потом мы нанесем им ответный сокрушающий все на своем пути удар, особенно здесь, в Курляндии. 11-я моторизованная дивизия СС «Нордланд» и другие войска, находящиеся на этом изолированном от всех острове сопротивления, выполняли чрезвычайно важную задачу. Своей стойкостью и твердостью перед яростными атаками Красной армии мы могли дать передышку для того, чтобы собрать резервы, которые уже готовились и спешно вооружались в Германии.

У двери я выбросил свою сигарету, огонек которой был смертельно опасным. Блиндаж минометчиков находился примерно за триста метров от передовой в тылу. Командир роты занял подвал здания, в котором когда-то располагалась железнодорожная станция. Он приказал мне сначала зайти к нему, чтобы получить последние указания. На самом деле туда было довольно далеко идти, однако всю дорогу я мог чувствовать себя в безопасности от наблюдения противника. Сдвинув подсумок набок, я крепче перехватил автомат и отправился в путь. Походя я пнул застывшее мерзлое тельце мертвой крысы с отвратительно оскаленными передними зубами. В Бункасе было множество таких огромных жирных крыс.

Множество ругательств, скорее всего, срывалось с уст шведов, немцев, датчан, норвежцев, а позже, наверное, и русских здесь, над развалинами Бункаса. То же самое делал и я, спотыкаясь на замерзших камнях по пути в бункер командира роты. К счастью, мне не приходилось опасаться здесь русских снайперов, которых на нашем участке было много. Следовало беречься только огня артиллерии и минометов. Но, скорее всего, они тоже праздновали канун Нового года, и все в этот момент было тихо и спокойно. Уже с ноющими коленями я добрался до защитной стены примерно в двадцати метрах от бункера командира роты. Между стеной и входом в сам бункер пространство было открытым и незащищенным. Вчера Иванам удалось взять небольшой холмик по другую сторону низкой насыпи вдоль железной дороги. Оттуда они всегда могли накрыть этот открытый участок пулеметным огнем. Согнувшись, я побежал через открытый участок и, едва успев достичь спасительной двери в бункер, услышал треск пулеметной очереди. С противным визгливым «пением» и свистом пули били в стены и кучи камней. А еще дальше, за руинами, они, отрикошетив, уходили в воздух.