Лотта повторила вопрос, на этот раз громче и строже, голосом совершенно невыносимым, и она поняла, почему он решил не снимать, а только записать звук. Очевидно, Таге Баст видел, что ее лицо смягчает образ в целом, потому что голос, оторванный от изображения, выдавал такое моральное превосходство, такое надменное всезнайство, что вытерпеть его было невозможно.