Глава 6

Вечер понедельника был в самом разгаре, видимо никто не работал. Пробираясь сквозь вновь прибывшую толпу к выходу, я, никогда не понимающая, как можно тусить в рабочие будни, с интересом осматривала лица, идущих навстречу.

Маша Шилова всегда была тихоней, а став Марией Полонской нужно было поддерживать статус мужа, который постепенно занимал достаточно значимое место в элите нашего города. Поэтому что? Никаких клубов, вечеринок и безбашенных подружек, таких как Самойлова. Покорная овца Машуня заглядывала в рот любимому и единственному мужчине.

Помню как первый раз уличила его в интрижке, нашла помаду на воротнике рубашки, которую привезла ему в подарок из Италии.

– Юрочка, а это что? – перебирая грязное белье, обнаружила пятно от ярко-красной помады.

Он тогда даже не испугался. Настолько в себе уверенный Полонский не боялся, не стыдился и не видел ничего предосудительного. Юра просто поставил меня перед фактом:

– Наверное, Ксюша дура, оставила, – зло выплюнул мне, оставляя лицо абсолютно непроницаемым и равнодушным.

– К-какая… Ксюша? – я так и села, едва успев сообразить посмотреть куда.

Полонский проследил за моими телодвижениями и всё-таки удостоил меня вполне сносным оправданием:

– Маш, ты только не подумай. Между нами ничего нет, – и поцеловал в щёку.

А осадок недоверия остался, но он быстро бы засыпан красивым браслетиком. Пока однажды я не стала свидетелем очередного «ничего».

Но и после он убедил меня очень доходчиво, что не стоит раздувать из мухи слона. Подумаешь, трахнул секретаршу! Подумаешь, оставил синяки на моей шее от пальцев, пока убеждал!

И как только он умело ходил налево? Как шифровался? Да ничего он не скрывал! Только после каждой нашей ссоры напоминал мне «мою убогость», а на следующий день «замаливал грехи» цветами и подарками, говорил, что любит. А я верила и прощала, потому что любила. Только потом я поняла, что есть вещи больнее измен. И просто не смогла больше, лучше бы он мне врал в самом деле.

Мысль, что я не просветная идиотка, никак не отпускала. На глазах наворачивались слёзы то ли от горькой правды, то ли потому что Андрей, или Платон, или как его там, такой же мудак. Всё же знакомство с ним вышло необычным. Или я просто неопытная, желающая пойти во все тяжкие почти разведёнка?

«А может, он так всех своих баб снимает?» – подкидывала дров внутренняя обиженная девочка и почему-то голосом Наташки. – «Да какая теперь разница? Ты уходишь!»

Меня схватили за запястье и рывком притянули к себе. Я охнула от лёгкого удара в крепкую грудь. От его прикосновений, казалось бы невинных, пробирала мелкая дрожь. Но вторая рука наглеца уже пробралась через полы расстёгнутого пальто и крепко сжала мою талию. Пальцы впились в кожу и даже сквозь ткань блузки, я чувствовала горячее касание. Я пыталась вывернуться из огромных лап Андрея. Но брюнет притянул меня мёртвой хваткой и зарылся носом в мои волосы.

– Ну куда ты? – шёпот у ушка и, наверное, по сценарию, я должна поплыть. Его напористость будоражила и заставляла подгибаться коленки.

Мне хотелось крикнуть ему в лицо, что я «не такая», но я же взрослая женщина в конце концов. Замужняя. Чужая. Он не свободен, судя по тому как воинственно сюда неслась та блондинка, с которой он обжимался пять минут назад.

– Тебя ждут, – холодно процедила ему в лицо и высвободилась из стального кольца рук, пользуясь тем, что губастая девушка отвлекла Андрея громким скандалом. Наташка ждала меня на улице и курила.

– Едем? – уточнила она так, будто я передумала.

Я обняла подружку за плечи и, улыбаясь, повела к своему авто. В салоне до сих пор невыносимо несло шлюшьим парфюмом. Или это просто моё предвзятое отношение к его обладательнице?

– Фе! Шилова, лучше бы хвойную вонючку повесила, – возмутилась всегда прямолинейная Наташка.

«Нет, точно нет. Моя объективность здесь не причём».

– Полонский возил здесь свою беременную любовницу, – спокойно комментируя замечание Самойловой, вырулила на проспект.

– Возьми мой телефон, адрес вбей, – Ната взяла смартфон и замерла.

Её глаза округлились, и она с возмущением выпалила очередное негодование в матерной форме в адрес моего, всё ещё законного, мужа. Юра оставил пропущенные и штук десять сообщений, начиная с угроз и заканчивая приторными обещаниями счастья. Такое ощущение, что я общалась с разными людьми. Мне отчего-то стало смешно. С ней всё же весело, как и прежде. Было приятно осознавать, что что-то в моем мире осталось неизменным.

– Маш, я надеюсь, вы сейчас не живёте вместе? Это же ненормально! – Ната с беспокойством спрашивала, перелистывая гневное бессилие Полонского.

– Я на всякий случай заскриню и себе перешлю.

Рыжая никак не могла успокоиться, но в какой-то момент я поймала себя на мысли, что в этом есть смысл. В последнее время Полонский борщил, стоило перестраховаться.

И я вообще не могла понять его мотивов. У него есть к кому уйти, тем более там будет ребенок. Что ему было нужно от меня? Статус? Деньги? Или всё вместе? Я больше не хотела думать обо всём этом дерьме. Не хотела и не могла.

– А почему Платон? – спросила Наташку, вспомнив об Андрее. Всё же он смог пробраться в подкорку и сидел там, зудел.

– Понравился? – хитро улыбнувшись, протянула она.

Я немного покраснела, но что скрывать. Как он мог не понравится? Густые темные волосы, ухоженная борода, по меркам современной моды была сейчас в тренде. Бугристые мышцы перекатывались под футболкой, и сам он пробуждал интерес своей манерой общения.

– Фамилия у него Платонов, – пожала плечами подруга, не замечая моего смущения.

– А чем он занимается? – не знаю зачем я вообще о нём расспрашивала, но ничего не могла с собой поделать.

– Он мент. Или ты чем-то конкретным интересуешься? – засмеялась Наташка и мне вообще стало не по себе.

Вроде я взрослая уже, а почему-то стеснялась простых вопросов. И себя похоже тоже: ограничивала во всём, всегда. Вон мой ненаглядный ни в чём себе не отказывал, и хорошо ему, нравилось. И жена статусность поддерживала, и красавица-любовница под боком.

«Зачем же лишать себя удовольствий, так можно и вкус к жизни потерять? Да?» – я отогнала истерические мысли поглубже.

– А ты где работаешь? – сменила поток сумбура в своей голове в нужное русло, а то своими проблемами всех загрузила.

Наташа оказалась пиар-менеджером. И сегодня как раз общалась с администрацией клуба насчет выступлений музыкальной группы, которую активно продвигала сейчас. Мне стало неловко за нехорошие мысли на её счет. Самойлова рассказывала о своей работе с увлечением и так завидно становилось только от одного блеска в её глазах. У меня не было такой тяге к чему-то. Моя работа была сухой и требующей внимательности. Я даже в технический поступила, потому что папа надавил. Что там забыли такие творческие уникумы как Ната и даже мой муж, я не понимала.

Под веселые байки различных казусов на концертных площадках, мы подъехали к подъезду Наташиного дома. И впервые мне было спокойно на душе. Полный штиль. Но я знала, что буря настигнет меня, потому что предстоял тяжелый развод с Полонским.

Воспоминания совместной жизни окутывали липкой паутиной страха, состоящей из гадких слов: «кому ты нужна», «между нами ничего не было», «что ты там себе выдумала», «у тебя только один выход – аборт». И всё это было закреплено постоянным давлением и контролем каждого шага, а порой и хлесткой пощечиной до искр из глаз.

– Хочешь в выходные на концерт моих ребят? – сквозь мрак пробивался лучистый голос Самойловой.

«Да, конечно хочу! Я теперь всё хотеть буду. И начну наверное с… Платона? Андрея?»

Главное, для начала пойти на концерт.

Глава 7

Надо ли говорить, что эта неделя выдалась тяжёлой? А может стоило упомянуть, как Юрочка, мой ненаглядный, осаждал каждый вечер парковку рядом с нашим офисом?

Постоянные скачки его настроения сводили меня с ума! Разгон был от простых смс с текстом «Привет. Как ты?» до импульсивных «Тварь неблагодарная». Или моё любимое: «Ты без меня не сможешь.»

И меня правда крутило, разрывало от бессилия и бесконечной усталости от ситуации в целом. Порой доходило до паранойи. Мне казалось, что он отслеживает мои передвижения, посылая запугивающие заботливые сообщения. Дышать не могла. Больно, потому что осознавать, что все эти годы я терпела насилие над собой. Все его слова и поступки были ничто иное как манипуляция, цель которых была обретение контроля надо мной.

Полонский угрожал, пытался всеми возможными и невозможными словами и поступками, хоть как-то вернуть мою щенячью преданность. В эти моменты я звонила Наташе. Нет, не плакалась. А просто говорила, отвлекала себя хоть как-то.

Мы стали чаще видеться, обедать вместе, иногда вечерами ужинать, если она была свободна. После таких посиделок мне было легче возвращаться в пустующий дом детства. Я могла подолгу сидеть в беседке и смотреть на ночное небо, которое изредка радовало россыпью ночных светил, таких далёких, холодных и одиноких. В такие моменты я чувствовала себя песчинкой в таком огромном мире. Но я уже была знакома с этими ощущениями никчемности. С ним. Всегда.

Мне нужно было бежать от него, пока не поздно. А я жалела себя. Нашу с Юрой жизнь, которая и не была жизнью. Замок из песка.

Это сейчас я такая умная понимала. Повзрослела? Или научил горький опыт? Я не знала! Я не знала, когда смогла чётко осознать действительность происходящего. Может, в тот момент когда увидела его у торгового центра с очередной «ничего не значащей»? А может, ещё на одном из свиданий, когда была влюблена в него без оглядки.

Юра не спрашивал никогда. Просто ставил в известность о своих планах. Любое моё сопротивление воспринималось с каким-то пренебрежением или обидой. По сути, он не считался с моим мнением никогда. Ни в чём!

Выдохнула.

Кутаясь в пальто, поёжилась то ли от холода, то ли от воспоминаний из прошлого. Я помнила тот день, словно это было вчера. Юрочка встретил меня после пар и сразу окружил вниманием. Подарил цветы, принес любимый шоколад, тёмный с апельсиновой цедрой.

– Давай сходим в кино, – Полонский не спрашивал, обаятельно улыбаясь, погладил нежно запястье, придерживая за руку.

– Юр, я устала, очень, – я и правда тогда вымоталась, тяжёлые пары и практика у папы на фирме отнимала много сил.

– Нет? – он расстроенно удивился. – Но я же пришёл к тебе, тоже устал, ждал. Пойдем! – и я шла, как овца на заклание.

Сейчас, через призму времени, легко было рассуждать, чтобы я сделала, как исправила бы свои поступки, действия, возможно, слова. Смогла ли я, та, отстоять своё право на мнение, на себя? Возможно, а может и нет. Только ничего нельзя изменить. И только развод, словно сияющая табличка со словом «выход», мигал в моём подсознании, как надежда на светлое будущее.

Уснула я в беспокойных лабиринтах памяти, снова пропуская через себя всё, что мне нужно было оставить позади.

***

В вечер пятницы Полонский ждал меня, как обычно, на парковке. Мне нужно было избегать его, как советовал мой адвокат, что я и делала изо дня в день, всю прошедшую неделю. Игнорировала. Молча проходила мимо, как сейчас.

– Маш, привет, – внутренне сжалась от дружелюбного мягкого голоса, давно забытого.

Я зачем-то остановилась и замерла спиной к нему. Боялась повернуться и попасть в омут этих холодных безразличных глаз. Боялась, что он в очередной раз решит за меня, продавит, лишит выбора.

– Мы можем поговорить?

– Вопросительное предложение, серьезно? Настолько отчаялся? – не сдерживая саркастического тона, издала смешок.

Я повернулась и встретилась с серьезным спокойным взглядом Полонского, но в то же время, такого что ли неизбежного, говорящего «дурочка, ну что ты бегаешь».

– Юр, оставь меня, пожалуйста, в покое, – моя жалкая попытка достучаться до него провалилась.

Он подошёл ближе, и я мысленно готовилась к очередному выбросу обвинений, ласки, оскорблений. Что там ещё?

– Этого не будет. И ты это знаешь, – гипнотический властный голос окутывал, сковывая цепями.

Я снова терпела. Ждала. Чего?

Юрий приблизился ко мне мягко, как хищник, чтобы не спугнуть свою жертву. Мы одни сейчас, вокруг никого. И я снова проклинала себя за то, что говорила с ним, за то, что позволяла прикасаться к себе. Он обхватил ладонями моё лицо, нежно гладил щёки большими пальцами, посылая липкие импульсы страха по позвоночнику. Неприятные ощущения ужаса от прикосновений родного человека скапливались в груди.

– Чего ты хочешь? – мой голос дрожал, он снова делал это со мной: подчинял.

Полонский всматривался в мои наполненные слезами глаза. И где-то в глубине, в не здоровом блеске чёрного зрачка, я видела, как он упивается этой властью надо мной.

– Хочу, чтобы ты вернулась домой, вернулась ко мне.

– Если ты ещё не понял, я повторю, – Юра очерчивал пальцами мои пухлые губы, а мне было страшно. Впервые рядом с ним, так страшно. – Я подала на развод, – холодные пальцы резко замерли, сжимаясь на нижней челюсти. Взгляд мужчины заострился, пробирая до костей.

– Ты заберешь заявление, Маш, – ласково шептал он, целуя лицо и волосы.

Собирая мои слёзы аккуратными губами и медленно ведя руками вдоль моих плеч, прижимал к своей груди. Впечатавшись щекой в неё, я крепко зажмурилась, до белых пятен перед глазами. Вспомнила, как в кабинете у врача гинеколога придумывала оправдание себе и любимому мужу, когда она пыталась меня переубедить делать аборт. А потом вздохнула, щёлкнула автоматической ручкой, поставила подпись и печать, и с сожалением, протянула направление.

Щелчок зазвучал в моей голове так, будто у моих ушей, заставляя выйти меня из оцепенения и оттолкнуть от себя Юру.

– Хватит! Я всё знаю, слышишь! Ты не захотел нашего ребенка! Нашего! Понимаешь? – в моем голосе звучит надрыв. – Теперь у тебя есть другая дурочка, иди к ней! – кричала на всю улицу, совершенно не беспокоясь, что кто-то посторонний станет свидетелем семейной ссоры.

Муж пытался заткнуть меня шипящими угрозами. Конечно! Ведь такой адекватный, вежливый и обходительный Юрий Полонский, генеральный директор ведущего рекламного агентства, не мог позволить подобного поведения в обществе.

– Ты сама виновата! – с омерзением выплюнул он каждое слово правдивой фразы.

– Да! Только я больше не позволю тебе вмешиваться в мою жизнь. Это конец, Юра! – змеиный, наполненный ядом, голос заставил его замереть в неверии, что я дала отпор. Не намеревалась больше выслушивать бред больного ублюдка и побежала к своей машине.

«Господи, только не это! Пусть он не слышал последних слов!» – заметив шокированного отца, я молилась и надеялась, что он не стал свидетелем нашей ссоры.

Но разъярённые налитые кровью глаза, не человека – зверя, говорили об обратном. Широкая фигура Шилова шла напролом, я пыталась встать перед ним, чтобы объясниться. Но папа переставил меня, убирая с пути, как куклу. Яростно нависнув над Полонским, угрожающе рычал, что-то выговаривая. Затем подхватил меня за руку и не говоря ни слова, волоком потащил к своей машине. Я еле успевала перебирать ногами.