Читать книгу «Мистерия» онлайн полностью📖 — Вероники Мелан — MyBook.
image
cover

Вероника Мелан
Мистерия

Часть 1. Голод

Глава 1

(Oystein Sevag – Contact)

Раскаленный потрескавшийся асфальт жег босые ступни.

Если выждать, не шевелясь, какое-то время, то собственная тень остужала его – ровно настолько, чтобы подошвы переставали чувствовать тысячи острых иголок – но если сдвинуться на несколько сантиметров…

Жара, пекло, раскатившийся по небу в стороны на тысячи дулитов ад; вокруг тела едва заметно колыхалось марево. Кожа горела, плавилась, краснела и готовилась пойти пузырями – вечером лечить, чтобы завтра выставить на жор равнодушного солнца вновь.

Ни сесть, ни сойти в сторону и не отправиться в спасительную прохладную пещеру-камеру – рано. Дневные часы всегда для «загона».

Траекторию летящей монетки Тайра не увидела – услышала, как та упала на асфальт и покатилась в сторону белой, нарисованной краской черты, пересекла ее, покружилась на ребре и замерла почти у самой ее ступни.

За деньгой, словно озверевшая гиена, и забыв, что пересекать зону своего квадрата нельзя, тут же кинулась рыжая Вариха.

– Это не твоя! Это моя! Мне кинули…

Тайра не шелохнулась; женщина «упала» в ее квадрат – чужие костлявые, похожие на ветки пересохшего дерева пальцы жадно пошарили по асфальту, нащупали у ее ноги бронзовый гельм и тут же сжались в кулак.

Послышались крики охранников.

– Куда лезешь, сутра сбрендившая!

– Моя монетка! Мне кинули! Это не ее! Ей случайно закатилась…

Вариху ударили. Наверное, палкой по ребрам, потому что крик вышел сдавленным и тихим.

Монетка… одна монетка, и такая высокая цена.

Нещадно пекло непокрытую голову.

Когда надсмотрщики отошли в тень, Тайра шевельнула руками – казалось, кожа на запястье спеклась в пласт, пережженную бумагу и скоро захрустит, покроется, как дюны в пустыне, трещинами – прикрыла глаза и принялась тонуть-плавать в привычных звуках: выкриках заключенных, шорохе чужой одежды, сумасшедшем смехе.

– Посмотри на меня! На меня! У меня лучше!..

Сверху, оттуда, где у ограждения, отделяющего обрыв от ямы-тюрьмы, стояли мужчины, раздалось одобрительное улюлюканье – кто-то снова показал грудь.

Голую грудь. Мужчинам.

Как можно?

По асфальту зазвенели монеты – много монет, и тут же послышались рыки, возня, дележка и женские визги. Вяло заругались надсмотрщики, но разнимать гологрудых не пошли: слишком хорошо шоу, чтобы его прерывать.

Впереди-справа зашлепали пятки – в тесном квадрате после непродолжительного отдыха вновь принялась танцевать Гарунда.

Тайре не потребовалось открывать глаза, чтобы это увидеть – она научилась отличать на слух все, чем занимались остальные заключенные: жонглирование палочками, покачивания из стороны в сторону, танцы – все те действия, которыми желающие заработать на пропитание узницы, пытались привлечь внимание исключительно мужской публики.

Узниц можно было понять, но ежедневно собирающихся у «загона» мужчин? Зачем? Зачем приходить каждое утро, чтобы посмотреть на обреченных, поглумиться над ними, похохотать, кинуть монетой или, что гораздо хуже и чаще, камнем? Какое наслаждение можно получить от вида обожженных солнцем, худых, измождённых и вынужденных неподвижно стоять в «квадратах», женщин?

Тайра знала, какое.

Все ждали грудь. Очередную выставленную напоказ грудь. Ведь некоторым из посетителей никогда не представится шанса увидеть ее где-то еще – жену иметь дорого, а посещать «сладкие» дома еще дороже. Вот и смотрят, вот и ждут, как стервятники – молодые, старые, одинокие и нет. Приходят, чтобы заплатить не за лицо или фигуру, не за стих, не за песню, не за непонятные телодвижения, напоминающие агонию сумасшедшего, танец, а только за нее – за грудь.

Из-за нее же некоторых женщин иногда выкупали. В рабыни. И это считалось самым простым и легким искуплением грехов и выходом наружу, выходом в новую жизнь – пусть с постельными обязательствами, но свободную от пещеры и от тюрьмы.

Везучие…

Нет, не везучие. Тайра никогда не считала их таковыми, и никогда не выбирала ближние квадраты. Всегда дальние, всегда в конце «шахматной» доски – те, куда монета едва ли долетит, даже если ее кинет чья-то рука. И она никогда не танцевала. Не унижалась чтением стихов, не пела, не взывала к жалости грустными историями, не молила осоловевшую от ожидания «вкусного» публику, глазами – она вообще их не открывала – глаза. И никогда не шевелилась. А потому не получала монет – только те, что случайно закатывались на ее территорию и оставались лежать там.

Но это случалось редко, и от голода все сильнее садилось зрение. Все чаше шелушились веки, все хуже заживали раны и ожоги, все меньше сил оставалось на восстановление.

Ждать, ждать, только ждать. Однажды все изменится.

Все меняется, именно так говорил старый Ким, а он никогда не ошибался.

Тайра осторожно перенесла вес с одной ноги на другую, поморщилась от боли и жжения в пятках – сегодняшнее солнце решило всласть поглумиться над теми, кто не прикрылся одеждой – и едва сдержалась, чтобы не переключить внешнее зрение на внутреннее и не попробовать отыскать в воздухе вихри энергии воды, чтобы выстроить вокруг себя щит.

Нельзя щит, нельзя. Он спасет от солнца – от небесного огня, но выдаст ее. Если руки перестанут покрываться ожогами, а кожа – краснеть, те, кто наблюдает за ней, убедятся в том, что она мистик.

Мистик.

Придется терпеть, чтобы ночью хватило сил насытить себя энергией вместо еды – в очередной раз забыть, что на свете существует вода и хлеб, лепешки и рисовый суп – трансформировать и отфильтровать подходящие слои окружающего пространства. Или попробовать мысленно найти источник…

Мистик.

«Ким, неужели мистик тот, кто кормится воздухом, а не краюшкой хлеба?» – спросила она мысленно и плотнее зажмурила веки.

«Не выдавай себя, Тайра, – покачал бы в ответ головой слепой старик, – никогда не выдавай себя…»

Щит нельзя. Создать невидимый, удерживающий силы, шар, тоже нельзя – заметят. Потому что один из тех, кто стоит наверху, всегда следит именно за ней – Тайрой.

Придется ждать ночи. Чтобы «поесть», поспать и худо-бедно залечить ожоги.

Она в очередной раз переступила с ноги на ногу, на мгновенье приоткрыла веки – яркий свет резанул глаза болью – и закрыла их.

Вздохнула.

«Я устала, Ким. Я не смогу так долго. Мне бы уйти… Уйти»

Успеешь.

Именно это слово, как показалось ее измученному сознанию, просочилось с неба в ответ.

* * *

Они сказали: она убила его, но проблема заключалась в том, что она этого не делала. Не делала ничего из того, в чем ее обвиняли. Тайра никогда не решилась бы на подобное, и уж точно не являлась той, кто приблизил время отправления Раджа Кахума – своего хозяина – на тот свет.

Это все невезение….

«Невезения нет, – покачал бы почти лысой головой Ким, – его не существует. Это лишь последствия твоего выбора, Тайра, или же испытание…»

Но ей не везло.

С самого начала.

В возрасте пяти лет ее, как и других девочек, достигших той же возрастной отметки, забрали от родителей. Вывели из дверей родного дома – босую, плачущую и одетую в длинный белых балахон, о который запинались пятки, – и повели по засыпанным песком улицам Руура. Единственное, что она запомнила из того момента – чью-то жесткую горячую ладонь и собственный страх. А еще то, как от паники сдавило горло, и она принялась кашлять и задыхаться – ее маленькие, не успевшие вырасти ноги, бежали слишком быстро – не успевали за длинными ногами взрослых.

Потом был пансион Ахи, долгие его годы: обучение музыке, письму, счету и грамоте. Немного географии, немного астрономии, прикладные науки – женщин многому не учили.

– Вы инструмент, без мнения и права решать. Вы – женщины. Инструмент для мужчины, его способ получить наследника, его принадлежность, игрушки, если хотите…

«Почему? – Мысленно возмущалась Тайра. – Почему мы не имеем права на мнение? За что?»

Она высказала этот вопрос вслух лишь однажды, после чего впервые услышала обращенное в свою сторону слово «заткнись, колдунья» и всю ночь стояла в углу – коленями на соли. Тогда она еще не знала, что всему виной были ее желто-зеленые глаза – слишком светлые для Руура – не черные, как у всех «нормальных» людей и даже не коричневые, кофейные или, на худой конец, светло-карие. Нет, желто-зеленые. Иногда делавшиеся полностью желтыми, иногда сползающими в зеленый, без примеси теплого, оттенок.

Позже она часто думала об их странном цвете, а так же об отце и матери. Тайра не так много помнила о них, но могла поклясться в одном – очи обоих родителей были черными.

Тогда, может, бабушка? Прабабушка?…

После семи лет Ахи, когда ученицы достигли возраста двенадцати лет, наступило время первого распределения. В огромном, пустом и неуютном зале всех выстроили в ряд и приказали тянуть граненые камни. Из большой урны ее рука вытянула серый, невзрачный и почти плоский, с гладкими краями, речной булыжник – Тайра обрадовалась. Ведь камень редкий – значит, и профессия хорошая?

Ее определили в служанки.

Невезение?

Испытание?

И до следующей критической отметки – еще одного распределения по достижению восемнадцатилетия – годы потянулись медленно и монотонно. Мойка и чистка грязной посуды, стирка чужих белых одежд в большом котле, мозоли на ладонях от кута – огромной палки для помешивания горячей ткани, – воспоминания о бесконечной смене в собственных пальцах тряпки, метлы, кусков овечьей шерсти, горчичного порошка для перил, жира для деревянного пола. Плохое питание, унылое однообразие и бесконечный, застывший в глубине и никогда не высказанный, вопрос «зачем?»

Зачем унижают женщин?

Почему так несправедливо работает система распределения?

Кто ее придумал? Неужели старейшинам выгодно такое положение? Кто на этом наживается? Зачем? Зачем-зачем-зачем? Ведь в мире есть гораздо больше, чем тряпки, грязные полы и кипяченая одежда…

Ей повезло лишь однажды. Когда в возрасте пятнадцати лет Тайра решила подыскать еще одну работу и после долгих часов брожения по жарким улицам каменного, выцветшего от жары, Руура, у окна белого приземистого дома, она увидела глиняную табличку с символами:

«Я слепой и старый. Требуется помощница, нянька и уборщица»

И она решилась. Не потому что хотела горбатиться четыре лишних часа и нюхать пропахшую мочой одежду, но потому что в этом доме никто и никогда не произнес бы в ее сторону слова «колдунья».

Без каких-либо радостных ожиданий, по макушку закутанная в тулу, Тайра поднялась на крыльцо и постучала в дверь.

– Кто там? – Раздалось почти сразу же. Слишком бодрый для такого немощного на вид старика, как она потом удивлялась, голос.

– Вам еще нужна помощница? Я могу ей быть.

Дверь отворилась; из образовавшейся щели запахло сушеными травами.

– Я умею стирать, убирать, готовить, обучена счету и грамоте, могу ходить на рынок за продуктами, делать все…

– Я давно тебя жду, заходи. – Ответили ей тихо, но доброжелательно. Непривычно ласково.

– Меня? – Тайра недоверчиво огляделась вокруг – нет, ждали не ее, должно быть, произошла ошибка.

– Тебя.

Дверь приоткрылась шире, и она впервые взглянула в незрячие глаза самого зрячего, несмотря на слепоту, в этом городе человека.

Так она встретила Кима.

* * *

Темно, тихо, прохладно. Вечерние часы она воспринимала небесным благом: медленно и верно переставала гореть обожженная кожа.

Вернувшись в клетку, Тайра первым делом забилась в угол, спряталась, сделалась неслышной, закрыла глаза и мысленно вызвала в воображении силуэты охранников, что прохаживались по коридору. У одного тело эмоций горело бордово-красным – злостью. На себя, жену, сына? Она не стала разбираться в причинах, но потихоньку вплела в красный свой собственный жгут – золотой – жгут безусловной любви. Уняла агрессию, утихомирила бурлящий гнев, вывела из эмоционального фона темно-зеленый всполох разочарования и темно-синий – сомнения. Успокоила, выровняла чужие чувства. Второму сделала мысленный надрез в районе головы – исчезли, выползли наружу и растворились черные всполохи рожденного логикой страха. Страх, самое худшее, что толкает человека к неправильному выбору – так говорил Ким.

Если не поработать с охранниками, они изобьют ее или кого-то другого удовольствия ради. Нельзя допустить такого, силы уже на исходе – легче предотвратить беду, чем расхлебывать ее последствия.

После проведенных манипуляций – кажется, она успела вовремя – шорох мужских шагов стал легче, а голоса веселее. Минуту спустя охранники остановились у ее решетки – в жестяную тарелку упали монетки.

– Смотри, сутра зеленоглазая, тебе сегодня целых две! Чужие, поди, закатились, а мы проглядели?

Две. Ей было наплевать – свои, чужие – хоть ни одной. Лишь бы прошли мимо, лишь бы не выволокли наружу и не принялись бить.

– Хоть бы попела или потанцевала. Глядишь, больше бы накидали.

Плотный и невысокий Махед рассмеялся и погладил висящий на поясе кинжал, а после замер, о чем-то задумался – Тайра моментально напряглась, вызвала его образ в мыслях и проверила эмоции. Нет, все в порядке – злость вышла наружу, обычная рассеянность.

– Она никогда не танцует. Гордая. Да, сутра? Ты гордая?

Она попыталась стать невидимой – не физически, но безынтересной для мужчин – предметом, скучным куском пространства.

Сработало.

– Пойдем, Ариб. Нечего тут торчать.

Стоило охранникам миновать прутья решетки, как Тайра тяжело и судорожно выдохнула. Медленно разжала напряженные пальцы, расслабила мышцы живота и позволила голове склониться набок – коснуться лбом холодной стены.

Пусть эта ночь пройдет спокойно – это все, чего она просит, пусть пройдет спокойно, и будут силы восстановиться.

«Нельзя воздействовать на людей, Тайра. Нельзя. Мы не Боги, и не имеем права вмешиваться – ни в их мысли, ни в их чувства. Читать – редко, трогать – никогда. Это может качнуть причинно-следственную связь, и стать твоим собственным наказанием…»

«Но как быть, Ким? – Хотелось прошептать Тайре. – Если я не вмешаюсь, их злость прольется наружу – они не могут ее контролировать. И она выльется на меня, на других…»

«Это их задача, задача каждого человека – совладать с эмоциями. Но не твоя. Твоя – совладать со своими…»

Мудрые слова, но как же тяжело им следовать.

Она не хотела вмешиваться – ни тогда, ни сейчас, – но кажется жизнь, вопреки словам учителя, не всегда оставляла выбора. Хотя Ким до самой своей смерти считал иначе.

Тайра вспомнила его морщинистое пергаментное лицо, бледную увядшую кожу, спокойное выражение – он ушел легко.

Ушел, а она осталась.

Чтобы не впасть в отчаяние, она насильно выпихнула из памяти ненужные, будоражащие чувства, воспоминания и сосредоточилась на другом – запустила регенерационные процессы кожи: нащупала в темноте камеры рассыпанные в воздухе невидимые слои свободной энергии, запустила в них пальцы и принялась наполнять мерцающим светом ладони – распределять его с кончиков пальцев по всему телу, расталкивать в каждую клеточку организма, следить за балансом набираемой извне силы.

Если получится, к утру ожоги пройдут. Только бы хватило сил унять сосущий и терзающий желудок голод. Чтобы накормить тело эфиром, потребуются часы, а она не выдержит, скорее всего, уснет.

Чтобы завтра вновь стоять на солнцепеке в «загоне»…

Чувствуя, как остывает и расслабляется покрасневшая и спекшаяся в корку кожа, Тайра вытянулась на жесткой подстилке из сена, положила одно запястье на каменный пол, а второе – на холодную стену, развела в стороны колени, уперлась пятками в решетку и закрыла глаза.

Если хватит времени, она восстановится. Если хватит…

Знать бы только, для чего все это.

Во сне Радж Кахум вновь падал с лестницы.

Вот на верхнюю ступеньку лестницы, покрытую пеной и мыльными пузырями, ступила его босая нога – качнулся подол белого шелкового халата, на перила легла рука, сгорбившуюся над тазом с теплой мутной водой Тайру обжег недовольный взгляд.

– Два часа ночи, почему ты гремишь посудой? Безмозглая дура! Мне вставать в шесть, а лечь я смог только в час – ты специально бесишь меня, сутра? Или дразнишь, может?

Дразнишь?

Вспотевшая и усталая Тайра оторвала взгляд от собственных рук, держащих комковатую тряпку, и подняла голову. Ей нужно дочистить домашнее серебро, помешать булькающую на плите похлебку, вымести крыльцо и домыть лестницу, чтобы завтра, когда ее вновь обзовут лентяйкой и бездельницей, она смогла указать на сияющий чистотой дом и отправиться на базар. А там, сославшись на затянувшийся с торговцами торг, заглянуть к Киму. Хотя бы на час, на полчаса…

Радж, казалось, не замечал ее потуг быть хорошей служанкой. Он был бесконечно зол, взбешен, что она до сих пор не сходила в придворцовый дом Причастия и не лишилась девственности, после чего он возымел бы право ее коснуться – сделать не только служанкой, но и собственной кхари[1]. А на девственниц совет Руура налагал табу – пока девушка собственновольно не решит стать женщиной, за одну лишь попытку взять ее, совет старейшин карал насильника смертной казнью.

Бывали уже случаи. И не один.

И Радж бесновался. Глядя на гибкую, черноволосую, с приятными глазу изгибами тела Тайру, изрыгал пламя. Желал и одновременно боялся ее – странноглазую, красивую, похожую на заморский цветок или диковинную птицу женщину. Бил, кричал, умолял сходить в дом Причастия, обвинял в том, что она намеренно напросилась в его дом, чтобы лишить аппетита и сна (хотя сам же выбрал в служанки во время распределения), угрожал бросить в подвал голодать, хватал за волосы, снова бил, а после опять умолял.

Тайра ненавидела его. И, тем не менее, никогда не применяла собственные способности в отношении хозяина, чтобы не разочаровать непослушанием старого учителя.

А ведь можно было каждую ночь накрывать Раджа сеткой спокойного сна – окутывать его золотым одеялом, усмирять беспокойный разум, вводить в глубокое забытье, чтобы не случалось того, что случилось теперь…

Во сне запечатлелся и гневный, смешанный с похотью взгляд – то, как дрогнула от клацнувших зубов длинная кудрявая борода, как сползлись у переносицы черные кустистые брови, как побелели, лежащие на перилах, костяшки пальцев.

Ей бы бежать… Пока он наверху, а она внизу – ведь доберется и точно принудит к прелюбодеянию, не посмотрит на законы, не побоится старейшин. А после скажет, что «сама»… Колдунья ведь – он много раз из мести жаловался старейшинам на то, что приютил в доме колдунью – то, мол, в еду подмешает дурманной отравы, то желудочное недомогание вызовет травяным настоем, то ночные кошмары нашлет, и те не забирали Тайру на допрос лишь потому, что Радж еще надеялся на «служаночью» милость, все еще верил, что однажды она лишится девственности, войдет к нему в комнату, ляжет на кровать, оголит грудь и милостиво раскинет ноги в стороны. Слюной капал, пузырями исходил – Тайра изредка ухватывала отголоски его снов и бледнела от того, что видела в них.

– Наколочу тебя сегодня… Ой, наколочу, сутра недоделанная. И так, спать не мог, а тут ты со своими тазами…

Вот и попыталась быть хорошей – переделать дневную работу ночью.

Босая мужская нога поскользнулась на третьей сверху мыльной доске – пошла юзом пятка, грузное, укутанное в халат тело неожиданно потеряло баланс, взметнулась в воздухе рука и вторая нога, а после Радж неуклюже завалился на бок. Попытался, было, зацепиться за перила, но не успел – окончательно потерял опору и словно куль, набитый кочанами капусты, покатился по ступеням вниз, ударяясь о жесткий настил спиной, шеей, лбом, затылком, нелепо разбрасывая в стороны руки и отплевываясь собственной кровью.

Пришедшим позже лекарям он успел сказать «Колдунья. Она поставила мне растяжку… Убила меня».

И совет поверил. Ведь жалобы случались и прежде: на ее глаза, на хворь и недуги, на то, что убывает после ее поселения в доме прибыль…

Колдунья.

А ведь она ни разу не позволила себе вмешаться в его сознание. Ни разу не тронула тело эмоций, ни разу не попыталась обезопасить себя, не говоря уже о том, чтобы натянуть на ступенях невидимую нить-ловушку. По-честному, она даже не знала, как проделать такое.

Лишь догадывалась.

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Мистерия», автора Вероники Мелан. Данная книга имеет возрастное ограничение 18+, относится к жанрам: «Попаданцы», «Научная фантастика». Произведение затрагивает такие темы, как «становление героя», «сверхспособности». Книга «Мистерия» была написана в 2014 и издана в 2014 году. Приятного чтения!