Отзывы на книгу «Непоэмание»

99,9% лиц мужского пола ненавидят Полозкову. И вот почему: она же пишет по-девичьи, пишет для девочек, пишет про них - таких подонков и мучителей, без которых все равно никак нельзя обойтись.

Это насквозь девчачье и мне не стыдно за то, что я ее так нежно и трепетно почитаю и почитываю. Не покидает вот это вот "ох, а если бы я писала, то про него - точно так".
Я плакала над ее стихами, мне выть хотелось, мурашки стройно маршировали по ногам и спине. Ну вот трогает меня, пробирает. Ничего не поделать.

Хорошо, что любимый человек дарит мне ее книги на наши маленькие юбилеи. Чтобы я - в бреду ссоры - кинула ему: "Вот, на тебе, страница 129 - про тебя же написано, только не мной!"

Это какое-то все очень ... личное.

Рифмоплетство – род искупительного вранья.
Так говорят с людьми в состояньи комы.
Гладят ладони, даже хохмят, - влекомы
Деятельным бессилием. Как и я.

Всему свое время. Людям, книгам и, конечно же, стихам.

Полозкова прошла мимо меня года этак четыре назад. Тогда знакомый знакомых впервые привозил ее в Харьков. Она - еще не такая известная, не такая раскрученная. Я - циничная, замотанная и ленивая. Тогда не состоялось.

А вот недавно на глаза попался пинающий болиголов Арчет (ага, тот, который "спите с теми, кто снится"). И когда Арчет стал в некоторой степени легким наркотиком, соболезнующие подруги "подсунули" Полозкову. И... состоялось.

Стихи, наверное, как подруги, мужчины, цветы, запахи, чувства - либо твое, либо не твое. Полозкова - мое. Мне нравятся эти рваные фразы. Неожиданные метафоры и эпитеты. Неожиданное матерное словцо. Мне нравится то, что она пишет о том, что я вижу вокруг. О том, что когда-то приходилось чувствовать, о том, что хотелось бы забыть, но не забывается.

Нравится прямота. Честность. Открытость. Нравится пронзительность. Нравится в общем.

Очень настроенческое, но если пришлось по душе, то очень приятно иногда снова нырять в эти рваные строфы. Пока есть еще время...

Время быстро идет, мнет морды его ступня,
И поет оно так зловеще, как Птица Рух.
Я тут крикнула в трубку – Катя! – а на меня
Обернулась старуха, вся обратилась в слух.
Я подумала – вот подстава-то, у старух
Наши, девичьи, имена.
Нас вот так же, как их, рассадят по вертелам,
Повращают, прожгут, протащат через года.
И мы будем квартировать по своим телам,
Пока Боженька нас не выселит
В никуда.
Какой-нибудь дымный, муторный кабинет.
Какой-нибудь длинный, сумрачный перегон.
А писать надо так, будто смерти нет.
Как будто бы смерть – пустой стариковский гон.

Как бы не хаяли критики Полозкову - ее все равно будут читать. Потому что тебя бросил "мальчик" - и ее бросил, тебе больно - и ей больно. А потом ты влюбляешься, внезапно и неотвратимо - и вот оно! Я зайду к тебе выпить кофе. И умру у твоих подошв, и голос, и пальцы и цвет волос, и так у тебя с ней все похоже, что невольно задумываешься, а не одного ли на двоих вы с ней любите...
Верочка пишет в состоянии патологической влюбленности - и читать ее надо в нем же. Тогда стихи будут в жилу, и будет все прекрасно и радужно.
Но и сейчас, на трезвую голову - стихи написаны хорошо, по крайней мере некоторые. Неровно, очень неровно - есть бриллианты, есть стекляшки. Раздражают бесконечные педофильские "мальчики", трудновато бывает найти ритм в коронной манере написания "в строчку". Такое впечатление, что это наскоро записанный на салфетку черновик, который без вычитки и редактуры сразу в ЖЖ, а потом и на бумагу. Сидишь и думаешь:"Емае, да я про эти подключичные ямочки в 13 лет писал!". А потом понимаешь - вот влюбишься, и опять будешь перечитывать...

Я бросаю камешек в водную гладь моей пресной, спокойной жизни, и получается всплеск. Это я читаю Веру Полозкову. Некоторые стихи заслушаны мною до дыр в аудио и помнятся почти наизусть. Другие со временем открываются иными гранями. Третьи вообще для меня новы. Они могут быть горькими, нежными, едкими, глубокими или же проходными - я принимаю их все.

Оказывается, на Веру есть и плохие отзывы. Это, конечно, нормально, но мне этого не понять. Даже если замечаю у Веры какие-то промахи и недочеты, они для меня не главное. Мы так давно с ней вместе, что она мне уже как давняя знакомая, как родственная душа, как сестра по несчастью. И весь ее сборник "Непоэмание" был прочитан ее милым голосом в моей голове.

Веру винят в многословности и вторичности, в путаных строчках, в юношеском максимализме, эгоцентризме, в каком-нибудь еще -изме наверняка... Но подумать только, что часть этого сборника Полозкова написала в восемнадцать, и доля упреков отвалится сама собой. Вдохновляться Бродским в юношестве - не преступление. Разрываться от чувств и мыслей - не порок.

Рада за Веру, что сейчас она живет максимально счастливо и пишет совсем другие стихи. Детские в основном, но такие же проникновенные, теплые и душевные. "Непоэмание" было только началом ее пути в сегодня, где у нее есть любовь и семья, слушатели и читатели. А у меня впереди "Фотосинтез" и "Осточерчение", еще две горсти камешков в мою слишком стабильную жизнь.

М.

У меня есть словарный запас и враз я могу мысли складывать, дай лишь шанс, только вот забываю порой подчас, что ввиду имела.
Только разве ж это беда-беда, я ведь знаю великие имена и хочу попробовать гуава - вот как раз поспела.
Ах, ну да, я вроде ж бы, про печаль, про любовь, погибель, остывший чай. Ой, а по аллее бежит трамвай, зазывает звонко.
Я за ним, трамваем, бегу бегом, а для рифмы – даже и босиком, и подмышкой томик Виктор Гюго, чтоб на остановках
Было чем занять мне свою башку (про башку везде я всегда пишу), очень уж люблю я свою башку и везде пихаю.
А еще люблю я в стихи включить что-нибудь избитое, будто сныть, а потом – изысканно, как финифть. Ох, опять вздыхаю.
Как же так, опять я вильнула вбок, словно просусеченный колобок (вам понравился мой витиеватый слог?) и ушла от темы,
Но вокруг, гляди, все белым-бело, но канализацию прорвало и скользит по зареву НЛО, рвет шаблон системы.
У меня опять получился бред, вновь галиматья, многобокий вред, только если рифмы уж больше нет, можно и без рифмы.
Можно просто так налепить слова, пусть и не отсюда, но чтобы было, и добавить для звучности Золушку, Белоснежку, Фриду, кого-нибудь из философов и Буратино.
А теперь вернемся к моей печали, про нее мне уши все прокричали, и, наверное, больше не интересно уже говорить, но
Я такая девочка-ягоза, пожалейте всё-же, скорей меня, от печали скупо бежит слеза. Все тлен и фуфло.
Здесь должна быть умная фраза
О каком-нибудь чувстве светлом.
Я ждала от Веры экстаза
А посыпала голову пеплом.

ТТТ. 2014, Тур третий