Если собираетесь кого-нибудь полюбить, научитесь сначала прощать.

Александр Валентинович Вампилов

© Колочкова В., текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Больше всего Ирина не любила вечернее время после ужина, когда муж и дочь уходят из кухни, ссылаясь на неотложные дела и оставляя ее с горой грязной посуды в мойке. Не любила, но смирялась. Она ж не баба-злыдня, вечно всем недовольная, она обычная женщина, каких много. И оставаться на кухне после ужина один на один с посудой для многих – привычное дело. Да что там говорить! Никому и в голову не приходит сетовать на эти бытовые обстоятельства, на это течение женской жизни, повседневное и привычное. И она чем лучше других?

Но Вика все же могла бы помочь матери. Сама бы догадалась хоть раз. Правильно Лева говорит – разбаловали дочь, теперь обратно в подходящие времена для воспитания не запихаешь. Как там по-умному говорится? Воспитывать надо, когда поперек кровати лежит? Получается, сами и виноваты…

Нет, вообще-то Вика хорошая дочь, хлопот с ней особых нет. Учится прилично, читает много, матери и отцу не грубит, на том спасибо. У других посмотришь, что детки выделывают, да перекрестишься тайком – слава богу, моя не такая… Да, все было бы хорошо, если бы не история с тем парнем, с которым она встречалась! Надо было сразу эти встречи на корню изничтожить, а они с Левой развели тогда демократию! Мол, девочке шестнадцать лет, ей запретить уже ничего нельзя, только хуже можно сделать… И вот результат! Парень этот, Юра, в колонию попал! Сунулся в какую-то драку, получил по полной программе за нанесение телесных повреждений средней тяжести. Другие участники той драки условными сроками отделались, а Юра свое получил. И все потому, что заступиться за него было некому, то есть денег на адвоката мать не нашла. Еще бы она нашла, если пьет! С виду такая приличная женщина, а пьет… Сама сколько раз ее под хмельком видела, потому как живет Юрина мать в их же подъезде, на первом этаже. А иногда и сильно под хмельком. Глаза мутные, улыбка расплывчатая по лицу гуляет. Ну что это такое, ей-богу? О сыне надо думать, а она… Так и получилось, что парень успел себе жизнь испортить, еще толком не повзрослев! Теперь наверняка у него все наперекосяк пойдет, когда из колонии вернется. Потому что опереться совсем не на кого. На мать-пьянчужку, что ли?

А как Вика рыдала, когда узнала, что Юру в колонию отправят! Так рыдала, будто большое непоправимое горе на ее голову свалилось. По-настоящему убивалась, словно взрослая женщина. И никакие уговоры не действовали… Потом успокоилась вроде, но ведь в душу ей не заглянешь, что там творится. Приходится только на воду дуть задним числом, на молоке обжегшись, да смотреть, как бы она еще с каким хулиганьем не связалась! Хотя разве за ней углядишь? И даже если углядишь, все равно ничего не прикажешь, потому как не ребенок она уже…

Перебирая в голове мысли, Ирина и не заметила, как перемыла посуду. Ну вот и все, день к концу подошел… Обычный день, и вечер наступил обычный. Скоро по телевизору футбол закончится, и Лева придет на кухню, чаю попросит. И так же обычно она спросит Вику, приоткрыв дверь в ее комнату: «Будешь с нами чай пить?» И та ответит быстро и раздосадованно: «Нет, не хочу…» Потому что она своим вопросом наверняка ее от телефона оторвет, это уж к бабке не ходи, сюжет известен заранее.

А вот и Лева уже идет на кухню…

Нет, не Лева. Вика заглянула, проговорила быстро:

– Мам, я гулять!

– Да куда, куда гулять, Вика? – тут же всполошилась она, всплескивая руками. – Уже половина десятого! Какие могут быть гуляния? У тебя и уроки наверняка еще не все сделаны!

– Да все я давно сделала, мам! Я маленькая, что ли? Я не просто так ухожу, я честно предупреждаю, между прочим! Или ты хочешь, чтобы я еще и отпрашивалась? Ой, мамочка дорогая, можно мне выйти во двор ненадолго, я на качельке хочу покачаться? Так ты хочешь, да?

– Ну, не надо утрировать… Было бы неплохо, если бы и отпрашивалась!

– Ну, мам…

– Не мамкай! Скажи лучше, куда и с кем идешь? Я должна знать, мне так спокойнее будет!

– О господи… Ну сколько можно уже… – страдальчески протянула Вика, подняв глаза к потолку. – Ты же прекрасно знаешь, с кем я хожу гулять! С Сонькой! Она меня уже у подъезда ждет! И никуда мы конкретно не идем, просто так по улице прогуляемся… Нам поговорить надо… Ты же знаешь, у Соньки проблемы, ей поддержка сейчас нужна. Подруга я ей или кто?..

– Так позвала бы Соню к нам… Сиди и поддерживай ее! Я бы вам чаю в комнату принесла…

– Мы не хотим чаю, мам! Мы просто хотим погулять, вот и все! Воздухом подышать! Ну что ты ко мне пристала?

Лева из-за спины Вики проговорил насмешливо:

– Вы чего раскудахтались, девочки? Что такое случилось, а?

– Пап… – живенько обернулась к нему Вика, проговорила плаксиво: – Мама меня гулять не пускает! Ну хоть ты ей скажи, что я не маленькая.

– Нет, не маленькая. Взрослая совсем девица. Скоро замуж начнем отдавать. Ты как, не против будешь, если мы с матерью замуж тебя отдадим? Поищем человека приличного, кто твои капризы терпеть будет… Может, и найдется такой, а?

– Ну пап… Мне же не до шуток сейчас… Лучше скажи маме, чтобы она не вредничала!

– А ты считаешь, что она только из вредности тебя гулять не отпускает?

Не дождавшись ответа на вопрос, Лева тут же умчался в комнату на зов телевизионного комментатора. Даже не зов, а радостный крик. Видимо, кто-то кому-то гол забил, и Леве этот гол был важнее их нескончаемого спора.

– Да разве я сказала, что не пускаю тебя? – обиженно проговорила Ирина, всплеснув руками. – Я просто хочу знать, где ты гуляешь и с кем! Только и всего! По-моему, я имею на это право. Хватит с меня переживаний по поводу прошлых гуляний с Юрой!

– А вот о Юре не надо, мам… – тихо, но очень сердито проговорила Вика.

– Да почему же не надо, не понимаю? – не смогла остановиться Ирина. – Отныне у нас это запретная тема?

– А я тебе сто раз говорила, почему не надо рассуждать о Юре, мамочка! И я не виновата, что ты меня не слышишь! Я ж объясняла тебе, что Юра ни в чем не виноват!

– Ага! Попал в колонию – и не виноват? И следователь был глупый, и судья глупый, да? Осудили безвинного?

– Да он же просто чужую вину на себя взял… Он добрый и благородный, а ты не понимаешь…

– Ой, все! Слышать больше этого не хочу! – отмахнулась Ирина, сердито поджав губы. – И говорить про твоего Юру тоже больше не хочу!

– И не говори, и не надо… Я тебя об этом и не просила, ты сама начала! И вообще… Разве так можно, мам? У человека беда, а ты… Будто злорадствуешь…

– Да мне вообще все равно, что с этим Юрой происходит, Вика! Мне главное, чтобы ты перестала этими глупостями заниматься!

– Глупостями?! Для тебя все это глупости, да? Ну ты даешь, мам… Тогда я вот что тебе скажу, если так… Я Юру ждать буду, понятно? И письма ему буду писать! И он мне тоже… Только ты этих писем в нашем почтовом ящике не увидишь, не надейся, что можешь их мне не отдать. Мы с ним договорились, что он на другой адрес будет писать, вот! И я тебе не скажу, на какой адрес будут приходить письма!

– Ах, даже так…

– Да, мамочка. Вот так. А потом, когда Юра вернется, мы с ним…

– Все, хватит! Не продолжай, не надо! Я слышать этого не хочу! Тоже мне, декабристка юная нашлась! Из глубины сибирских руд храните гордое терпенье!

– Не слушай, твое дело… Когда Юра вернется, мне ведь уже восемнадцать исполнится.

– И что?!

– А ничего! Что слышала, мам!

Ирина даже не смогла ничего ответить – так вдруг зашлось обидой сердце. Хорошо, что в этот момент в кухню снова заглянул Лева, спросил насмешливо:

– Вы все еще спорите, девочки? Помощь судейская нужна? Мне пора вас по углам разводить, да?

– Лева, ну хоть ты ей скажи… – тихо произнесла Ирина, протягивая руки в сторону дочери. – С ней же просто невозможно стало нормально разговаривать…

– Да это с тобой, мам, невозможно нормально поговорить! Это ты меня не хочешь услышать! – запальчиво ответила Вика.

– Все, брейк! Разошлись по разным углам, все! Восстанавливаем дыхание, утираем кровавые носы! Ирина, остановись! Вика, не лезь в бутылку! Видишь ведь, что мать на взводе, и все равно доводишь ее до белого каления! И вообще… Ты вроде гулять собралась? Вот и иди себе…

– Так а я о чем? Это ж мама меня не пускает, будто я маленькая!

– Иди, иди… Там тебя Соня уже заждалась, наверное…

Вика хмыкнула, повернулась, быстро ушла в прихожую. Ирина последовала за ней, спрашивая на ходу:

– В котором часу ты вернешься? Слышишь меня, Вика?

Дочь молча натягивала на ноги кроссовки, пыхтела сердито. Лева, прислонившись к дверному косяку, задумчиво наблюдал за этой сценой.

– Ты что, не можешь ответить? Когда вернешься, я спрашиваю? – снова начала закипать Ирина.

Вика шагнула к двери и уже потянулась рукой к замку, когда в дверь позвонили.

– Ну вот, Сонька уже за мной пришла… – недовольно буркнула Вика, распахивая дверь, и застыла в удивлении.

За дверью была вовсе не Сонька. Там стояли незнакомые люди – женщина и мужчина довольно немолодого возраста. Мужчина крепко держал женщину под руку, так крепко, будто она собиралась хлопнуться в обморок и перевалиться грузноватым туловом через порог. И лицо у нее было такое… Словно ей и впрямь было плохо. И еще почему-то она очень странно смотрела на Вику, и губы у нее тряслись, и рука сильно дрожала.

Вика испуганно отступила на шаг, обернулась к родителям в недоумении – что это, кто это?

Лева и сам смотрел на эту странную пару озадаченно. Хотел спросить: «Может, вы дверью ошиблись?» Глянул на Ирину и не спросил. Понял вдруг – нет, не ошиблись.

Лицо Ирины было бледным и очень испуганным. Испуг перерос в недоумение и только потом – в открытую злость…

– Вика, ты же хотела идти! Иди, тебя Соня ждет! – произнесла Ирина довольно грубо и даже слегка подтолкнула дочь в спину. – Иди же, ну!

– Вика… Ее зовут Вика… Ты слышишь, Паша? – произнесла дрожащим слезливым голосом женщина, стоящая по ту сторону двери. – Какая девочка красивая выросла…

– Да, Аня, очень красивая… – эхом откликнулся мужчина, еще крепче подхватывая ее под руку.

– Боже, как же она похожа… Те же глаза, тот же лоб, взгляд тот же… Посмотри, Паша, посмотри, она же все крошечки подобрала… Это же копия Ромочки, чистая копия…

– Какого еще Ромочки? Вы кто вообще? Что происходит? – удивленно спросила Вика, снова оглядываясь на мать.

Та уже почти силой выпихнула ее через порог, проговорив сердито:

– Да ничего не происходит, иди, иди давай! Не видишь, люди дверью ошиблись? Сейчас мы все выясним, а ты иди… Тебя Соня давно ждет, ну? И лифт как раз на нашем этаже остановился! Иди!

Вика неохотно шагнула в открытые двери лифта, успев заметить, что пожилая женщина сделала невольное движение ей вслед, будто тоже хотела успеть проскочить в лифт, но мужчина держал ее довольно крепко. Двери лифта закрылись, и странная картинка исчезла. Вика тут же забыла о ней, вспомнив о Соньке, – сейчас наезжать на нее станет, что заставила так долго себя ждать! Да и эти двое… Наверное, точно дверью ошиблись. Ненормальные какие-то, ей-богу…

А «ненормальные» в этот момент несмело пытались рассмотреть Ирину, улыбались виновато и почти заискивающе. Мужчина хотел было спросить что-то, но Ирина упредила его злым вопросом:

– Что вам здесь надо, Павел Георгиевич? Анна Николаевна? Зачем вы?! Кто вас сюда звал? По какому праву вы…

– Ирина, погоди… Не надо с нами так, прошу тебя… – тихо проговорил мужчина, которого Ирина назвала Павлом Георгиевичем. – У Ани сердце больное, ей нельзя волноваться… Мы так долго искали тебя, Ирина… Если б ты знала, как долго мы тебя искали!

– А зачем вы меня искали, Павел Георгиевич? – саркастически спросила Ирина, подходя ближе к двери. – Зачем я вам вдруг понадобилась, а? Почему вы вспомнили обо мне? Не прошло и восемнадцати лет, как вы обо мне вспомнили? Вам срочно моя дочь понадобилась, да? Зачем, скажите?

– Но она же наша внучка, Ирина… Кровиночка наша… Ты ж сама понимаешь…

– Ах, кровиночка, стало быть! Насколько я помню, вы эту кровиночку мне убить советовали в свое время, даже категорически на этом настаивали! А теперь, значит, передумали, да? Или ваш сынок Ромочка все-таки вспомнил, что у него где-то дочь растет?

– Нет, Ирина, он уже ничего не вспомнит… Нашего Ромочки больше нет… – тихо проговорила Анна Николаевна, опуская голову. – Наш сын умер три года назад… У нас теперь никого нет, совсем никого… Мы три года пытались тебя найти, Ирина, и вот… Ромочка нас просил, когда умирал, да мы и сами хотели…

– Извините, я не знала. Сочувствую вам… Что, Ромочка даже внуков вам не оставил?

– Нет. Не было у него в браке детей, Ирина. Так уж получилось. Теперь у нас только одна внучка… Твоя дочь… И Ромочкина дочь… Мы так долго ее искали…

– Ах, вот оно в чем дело! Искали, значит? Одинокой старости испугались, да? Вы ж Вику вообще не хотели! А теперь я вас не хочу. По-моему, это вполне справедливо звучит, вы не находите? И все, больше нам не о чем говорить, извините.

Ирина собралась было закрыть перед их носом дверь, но не успела – Анна Николаевна вдруг неловко начала заваливаться на бок, и Павел Георгиевич едва успел ухватить ее, смотрел беспомощно, повторяя тихой скороговоркой:

– Аня, Аня… Приди в себя, Аня… Не надо, ну что же ты… Держись, прошу тебя, Аня…

Лева быстро шагнул за дверь, подхватил Анну Николаевну с другой стороны, проговорил быстро:

– Надо ее положить на диван… Я вам помогу! Держите крепче, вот так…

Подняв голову, тут же скомандовал Ирине:

– Ну, чего ты стоишь? Быстро воды неси! И нашатырь! Видишь, человеку плохо? И освободи в гостиной диван, быстро!

После нашатыря, лежа на диване, Анна Николаевна пришла в себя, прошептала тихо:

– Спасибо вам, добрый человек… Вы муж Ирины, да? Простите, что столько хлопот вам доставили… Как вас зовут?

– Неважно, как его зовут… – не дала ответить Леве Ирина, стоящая в изголовье у Анны Николаевны. – Важно то, что он для моей дочери родной отец. Она его таковым считает, и я вам не позволю нарушить порядок нашей жизни, ни за что не позволю. И не надейтесь даже, Анна Николаевна. Вы же понимаете, что я имею на это полное право. Если вспомнить, как вы тогда со мной обошлись… Или забыли, может?

– Нет, Ирина. Я ничего не забыла. Но сейчас… Сейчас обстоятельства изменились… И мы тоже… Все люди меняются со временем, да… И я сама себе простить не могу, что так с тобой обошлась. Да и Господь меня за это наказал, так наказал, что больше некуда… Прости меня, Ирина, очень тебя прошу. И на колени перед тобой могу встать – прости…

Анна Николаевна даже сделала некое движение, будто собиралась упасть с дивана прямо Ирине под ноги, но Павел Георгиевич удержал ее испуганно:

– Тихо, Аня, тихо… Лежи…

– Да мне уже лучше, Паша! Помоги мне сесть… Нам же поговорить надо, объяснить Ирине… Ну же, помоги!

– Хорошо, Аня… – помог жене сесть на диване Павел Георгиевич. – Только позволь мне самому объяснить… У меня это лучше получится.

Ирина хотела было что-то сказать, но Лева крепко взял ее за предплечье, проговорил тихо на ухо:

– Перестань, слышишь? Пусть человек объяснит… Можешь хотя бы выслушать спокойно?

– Нет, Лева, не могу! – яростно шепнула она ему в ответ.

– Да я все понимаю, Ирина, что ты… Но люди все-таки у тебя в доме находятся! Нельзя же так… Перестань!

Словно не слыша их тихой перепалки, Павел Георгиевич заговорил довольно деловито:

– Да, Ирина, так сложилась наша жизнь – у нас теперь никого нет. Как говорится, жить дальше не для кого и некуда. Бессмысленно как-то все. И мы тебя очень просим, очень… Позволь нам общаться с Викой, хотя бы изредка! Позволь для нее что-то сделать! Кому от этого будет хуже, скажи? Ты же знаешь, мы люди довольно обеспеченные, и мы бы могли… Мы бы могли многое ей дать… Другую какую-то жизнь…

Павел Георгиевич замолчал на секунду, обводя быстрым взглядом гостиную, довольно скромно обставленную. Этой секунды хватило, чтобы Ирина снова вскипела негодованием:

– Другую жизнь хотите ей дать? И это вы мне сейчас говорите, да? А вы хоть спросили бы для начала, что было со мной, когда я осталась в своей жизни одна с ребенком на руках! Спросите, как я вышла с Викой из роддома практически в никуда? Вы думали тогда, как будет жить ваша внучка? И вы, Анна Николаевна… Помните, как я пришла к вам из роддома? И заметьте, никакой помощи у вас не просила, а только ребенка хотела покормить… Как стояла в дверях, как объяснить пыталась, что идти мне с ребенком некуда? Что вы мне ответили, вы помните?

– Нет… Я не помню… – испуганно ответила Анна Николаевна, инстинктивно прикрывая глаза рукой. – Я не помню, правда…

– Не обманывайте, все вы прекрасно помните! А если забыли, я вам скажу… Вы тогда посоветовали оставить вас в покое, навсегда забыть к вам дорогу. А еще сказали, что мне надо было отказаться от ребенка в роддоме, заявление написать. Вика тогда кричала у меня на руках, голодная была, а вы прямо через ее крик мне говорили это! Неужели и впрямь не помните? Или не хотите помнить? И все, и хватит уже! Давайте прекратим этот фарс! Не будет в вашей жизни никакой внучки, я этого не позволю! За все надо отвечать, вот и вы возьмите на себя смелость ответить! Да как вам вообще в голову такое пришло, зачем вы меня разыскали? Неужели ждали от меня чего-то другого? Думали, купить себе внучку сможете? Деньгами поманите ее… и готово?

– Ирина, ну что ты… Не надо так, прошу тебя… Мы же к тебе с чистым сердцем пришли… – вяло проговорил Павел Георгиевич, с тревогой глядя в лицо жены.

– А как надо? В объятия вам броситься? Плакать от умиления – какое, мол, счастье, что бабушка с дедушкой к нам пожаловали? Так бы вы хотели, да?

– Нет, зачем… Но хотя бы выслушать нас…

– А я вас выслушала. Я поняла, чего вы хотите. Смысла жизни вам захотелось, вот и вспомнили, что у вас где-то внучка есть, ведь так? Да только ничего у вас не получится, не надейтесь. Не увидите вы больше никогда внучку, я все для этого сделаю. И я имею на это полное право. Вы мне когда-то сказали – уходи, сейчас я вам говорю – уходите. И чем скорее, тем лучше. Да, вот так… Я все сказала, у меня слов других больше нет!

– Ирина, но погоди… Ты сейчас не в себе просто… – попытался тихо усовестить жену Лева, но она лишь обернулась к нему сердито:

– Не вмешивайся! Это мое дело! Это только мое дело, больше ничье!

– Да, Ирина, конечно, мы уйдем сейчас… – тяжело вздохнул Павел Георгиевич, помогая жене подняться с дивана. – Но я очень надеюсь, что твоя обида со временем как-то утихнет… Надеюсь, мы еще к нашему разговору вернемся…

– Не надейтесь. Не вернемся. И не смейте больше сюда приходить! Лева, проводи гостей до двери.

Повернулась, ушла на кухню. Уже оттуда услышала, как Лева бормочет какие-то извинения, как потом щелкнул дверной замок.

Все, ушли… Слава богу. Только сейчас она почувствовала, в каком напряжении находится тело, как сильно стучит сердце, какой звон стоит в голове. Только бы Лева не начал снова ее увещевать, пусть бы ему сердца хватило! Пусть понял бы, что она чувствует…

Лева тихо вошел в кухню, сел напротив нее за стол, вздохнул. Спросил участливо:

– Как ты? Отошла немножко? Успокаивайся… Выпей воды, на тебе лица нет!

– Что значит – отошла? Разве от такого отойдешь… Да мне так плохо сейчас, Лева, если б ты знал… Впору самой нашатырь нюхать, пока в обморок не грохнулась. Надо же, заявились гости незваные… Столько лет прошло… Да меня всю нервной дрожью потряхивает! Как увидела их в дверях… Глазам своим не поверила!

– И все же, Ирина… Я бы на твоем месте не был столь уж категоричен, честное слово…

– А ты не на моем месте, Лева. Ты на своем месте. Ты этого на своей шкуре не пережил.