Если с соседями по двору у нее шла необъявленная и тайная война, то с теми, что жили за забором, она враждовала уже много лет открыто и непримиримо. Для себя Лимонка так и не решила, что же лучше: хитрый и коварный, или откровенный враг? Хотя, какая разница! Ни от тех, ни от других ей никакой жизни нет! Те соседи, что проживали за забором, тоже чужие, пришлые. Но приехали с Севера. И по всему видать, с большими деньгами. Привезли машину, открыли свое дело: торговали пряниками на ближайшем рынке. И хоть соседи по двору были, как они ее убеждали, бедные (а может, прикидывались?), но между собой быстро нашли общий язык. Не иначе, объединились против нее. Лимонка не раз заставала их мирно беседующими на улице. При ее приближении они сразу замолкали. Наверняка, какие-то планы выстраивали против нее. Хорошо, что она хоть Николая вовремя раскусила и выгнала. Тот еще прохиндей попался! Лазутчик-диверсант! «А, – вспомнила Лимонка, – так это же его безрукавка! Как это я забыла ее положить, когда вещи ему собирала? Теперь, наверное, всем рассказывает, что обобрала его. Надо бы как-то передать ему. Мне чужого не надо». И вдруг Лимонка поняла, что даже не знает, где живет Николай. Помнит, что проверяла его паспорт, там была прописка, но что именно там было написано, ей сейчас уже не вспомнить. Дочь Николая не раз звала их в гости, но Лимонка так и не удосужилась съездить: то работа, то Наташка со своими проблемами…

Лимонка поневоле вспомнила те времена, когда познакомилась с Николаем. Когда Советская власть совсем уже загибалась, один ветеран с их улицы обошел все инстанции, и добился, чтобы им, наконец, провели воду и отремонтировали дома. Вот тогда она и познакомилась с Николаем. Он был, как и она, пенсионер, а в ЖЭКе подрабатывал к скудной пенсии. Сейчас-то Лимонка прекрасно понимала, что это Сатана в образе плотника Николая искушал ее, а тогда… И ведь как хитро смог к ней в душу залезть:

– Что же, – говорит, – Людмила Васильевна, нам с Вами в кошки-мышки играть? Мы уже люди не молодые, оба вдовые. Я предлагаю вместе нашу старость коротать. Вдвоем-то веселее будет. Как вы на это посмотрите?

Ну, она и потеряла бдительность. Конечно, в первую очередь она тогда подумала, ну, если он бригадир, то ей, глядишь, и ремонт получше сделают. Ведь самому здесь жить придется. Да еще этих дурацких бразильских сериалов насмотрелась. Смотрела тогда их все подряд, запоем, как помешанная: днем и вечером, ни одной серии не пропускала. Ну, и возомнила себя, наверное, неотразимой бразильской барышней, без которой Николаю не прожить и дня. Лимонка даже хихикнула от своей прежней глупости. Сейчас все ухаживания Николая казались ей таким давним прошлым, что она уже не помнила тех, прежних ощущений. Все ее прежние чувства поглотила непрекращающаяся война с соседями. У самого Николая была квартира, но в ней, кроме него, проживала дочка с семьей, и потому они решили, что лучше ему перебраться к Лимонке. Коварным аспидом заполз Николай в ее квартиру и в душу. И как она смогла такое допустить? Не иначе, как одурманил ее чем-то. Ведь сколько лет прожил, хорошим все прикидывался, с соседями сдружился, и даже ее как-то с ними примирил. А она тогда и не догадывалась, что все это неспроста.

Нет, конечно, ей с Николаем было хорошо. Он и Никитку еще маленьким котенком в ее дом принес. «На счастье», – говорит. Да, неплохой был мужик: и с огородом ловко управлялся, и с дачей. Не хуже покойного мужа. Вон даже теплицу ей в огороде поставил. А уж готовил как! Покойный-то муж, царствие ему небесное, к кухне на пушечный выстрел не подходил, а Николай даже блины печь умел. Да что там блины, хлеб пек! И сок яблочный научил ее закручивать на зиму. Муся, помнится, тогда вся обзавидовалась. «Ты, – все приставала она к Лимонке, – своего Николая, наверное, в карты выиграла!» В карты, не в карты, а все вместе делали, везде вдвоем. И жалел он Лимонку, баловал. Вот только своей знаменитой лапшой так и не попотчевал ни разу, хотя сколько раз обещал. Сама-то Лимонка в этой кулинарии ничего не понимала, и не умела. Родители у нее были детдомовские, мать сама никогда ничего толком не готовила, все больше в сухомятку, и ее с сестрой-близняшкой Валентиной ничему не обучила. Только и научились они, что работать не за страх, а за совесть. Так всю свою жизнь и работает без передышки. Когда они с Николаем решили сойтись, она тогда даже на двух работах работала: дворником и сторожем. Наташку тогда с работы сократили, НИИ их закрывался, а она после смерти мужа, совсем больная сделалась, даже в психушке три месяца провалялась. А на руках две девчонки. Надо было как-то помогать ей. Вот как Наташка выписалась из больницы, тогда они с Николаем и сошлись. Правда, работу сторожем Лимонке тогда пришлось бросить. А как мужика одного в доме оставишь? Глядишь, понаведет дружков, или, чего доброго, соседей, растащат все ее добро. А дворником осталась, да и Николай тогда стал помогать ей, все полегче стало…

Это сколько же лет он у нее прожил? Лимонка принялась высчитывать. «Когда мы с ним сошлись, старшей внучке Иринке было пять. Сейчас ей уже двадцать два. Это семнадцать лет назад? Вот время-то бежит! Ну, и лет семь уже, как я его выгнала. Это что же получается? Что я с ним десять лет прожила? Да, как один день пролетели. Хороший был мужик, ничего не скажешь! И выпивал только по праздникам, да с получки, или с пенсии, не то, что покойный Василий. Тот последние годы вообще ни одного дня трезвым домой не являлся. С этой гадости и помер».

Вот только Николай этот оказался нечист на руку. Правда, Лимонка это только потом заметила, когда уже выгнала его. Тогда она сразу же провела ревизию в доме, и оказалось, что из дома пропал ковшик и детская кружечка, а в сарае – инструмент покойного Василия заметно поредел. Не иначе, это он все прибрал, когда Лимонка в больницу попала: колбасой отравилась. Хоть и забрала она тогда у Николая ключи от дома, (как же чужого человека в доме оставить?), велела ему в ее отсутствие жить на даче, но ведь он же на все руки мастер! Наверное, сумел открыть замки. Потому ей после Николая пришлось все замки поменять. Помнится, почти полпенсии на них вбухала! И все это опять же из-за соседей, из-за Олега этого. Ох, и злыдни же! Как есть, злыдни! И как только таких прохиндеев земля носит? Но и Николай тоже хорош оказался, ничего не скажешь! На деньги польстился, продался. В душе у Лимонки заворочалась старая, незатухающая обида.

Когда в их два дома, за которые просил ветеран войны, наконец, стали проводить воду, то предложили заодно провести и всей улице. Но люди почему-то наотрез отказались. Всем тогда заводила Муся, соседка Олега по дому.

– Не нужна мне ваша вода! – шумела она, и поднимала всех остальных. – Вы сейчас всю дорогу перекопаете, и будем мы тут всю жизнь грязь месить. Жили с колонкой до этого, и дальше проживем!

И ведь добилась своего, не дала проводить воду дальше Лимонкиного дома. Так и остался бы Олег тоже без воды, как и многие другие на улице, но быстро сообразил договориться с Николаем, и тот за деньги сделал ему тайную врезку в ее, Лимонкин, водопровод и канализацию. Это было несложно сделать, потому что Лимонка целыми днями пропадала на работе, во всем, что касалось ремонта, полностью положившись на Николая. Даже ключи ему от дома и от кухни доверяла тогда. Ни о чем этом Лимонка ни сном, ни духом не ведала до тех самых пор, пока у нее в квартире не прорвало трубу. Вот тут-то все их махинации и вылезли наружу. Лимонка тут же попросила Николая вон из своего дома, как подлого предателя и мздоимца, а соседей честно предупредила, что она отрежет им воду, чего бы ей этого не стоило. А как же иначе? Все должно делаться по правилам и по закону, как положено. И Лимонка пошла мытарствовать по кабинетам. Ей тогда пришлось дойти аж до самого мэра, потому что ни в ЖЭКе, ни в Водоканале, не приняли никаких мер по ее заявлению. Видать, у этого Олега все везде было схвачено, все приплачено. Правда, он и ей предлагал денег, чтобы все осталось, как есть. Но она гордо отказалась. Она всю жизнь прожила только на то, что заработала честным, добросовестным трудом. Ни разу в жизни она не отступила от буквы закона и очень этим гордилась. Нет ни одного человека в мире, который бы мог обвинить ее в нечестности…

Из кладовых Лимонкиной памяти непрошено всплыл давно забытый, полувековой давности, случай. Настолько далекий, что казалось, все происходящее было не с ней, а с кем-то другим, как в старом, забытом кино. Работала она тогда бухгалтером-ревизором в городском Общепите. Ходила с проверками-ревизиями по столовым, кафе, буфетам. Ни одного замечания или нарекания по работе у нее не было. Слыла Лимонка, тогда еще молодая Людмила Васильевна, честной, дотошной и неподкупной до такой степени, что все кассиры ее откровенно побаивались. Но у начальства была на хорошем счету. Премиями баловали за хорошую работу, не одну Грамоту за добросовестный труд получила она за восемь лет своей безупречной службы. Поговаривали, что она – единственный кандидат на место собирающегося на пенсию главного экономиста. И тут случилась с ней эта история. Проверяла она как-то одну столовую, и обнаружила у кассира небывалую по тем временам недостачу – 1000 рублей! Если считать, что в те времена зарплата кассира была 72 рубля, это были сумасшедшие деньги! Лимонка сейчас даже не могла вспомнить имени этой кассирши. А вот, как кассирша тогда умоляла ее не составлять акт, она почему-то запомнила хорошо. Вспомнила, как та стояла перед ней на коленях:

– Людмила Васильевна, Христом-Богом молю, пожалейте! Дайте мне 3 дня. Я найду деньги и внесу в кассу. Сын у меня в беду попал. На адвоката взяла… Засудят, пропадет парень… – сбивчиво, сквозь слезы, просила она.

– Ты соображаешь, что ты мне предлагаешь? – искренне возмущалась Людмила Васильевна. – Это же подлог! Нет, я на это не пойду! Даже ради детей.

– Ох, не зарекайтесь, Людмила Васильевна. Я ведь тоже так думала, когда кассиром устраивалась…

– А что с сыном-то стряслось?

– Беда, – коротко объяснила кассирша, тяжело понимаясь с колен.

– Ну, и что за беда? – допытывалась Людмила Васильевна.

Видно было, что кассирша почему-то не хочет рассказывать.

– А, – махнула она рукой. – Обычная история. В техникуме он у меня учится. Думала, закончит, мне полегче будет, а оно вон как получилось. Ведь я одна троих деток тяну… Старший он у меня. Техникум в этом году должен закончить. Ну, шел вечером с тренировки – он уже перворазрядник по боксу. Хороший парень, – надолго замолчала кассирша, задумавшись о чем-то своем.

– Подрался, что ли? – догадалась Людмила Васильевна.

– Да. Увидел, что к какой-то девчонке двое пристают, ну, и заступился за нее.

– И чего ты так переживаешь? Суд во всем разберется. – Попыталась утешить ее Людмила Васильевна.

– Если бы… Его за применение недозволенных приемов судить будут. Он ведь одному скулу своротил, а другому руку сломал. – Заплакала кассирша. – Вот я и наняла адвоката. Умные люди посоветовали, что так оно надежнее будет. А тут, как на грех, Вы с этой ревизией…

Вечером Лимонка обо всем рассказала мужу. Он слушал молча, только хмурился и качал головой, словно у него нестерпимо болели зубы.

– Ну, а ты что? – спросил он, наконец.

– Как что? – удивилась тогда Лимонка его недогадливости. – Акт составила о недостаче. Все, как положено…

– И не пожалела пацана? Ведь у тебя у самой сын растет.

– А что ты хотел, – неожиданно разозлилась Лимонка на мужа. – Она, значит, будет деньги из кассы таскать, а я покрывать ее должна? А если меня проверят? Ты об этом подумал? Тогда уже не на нее, а на меня акт составят. За то, что я растратчицу покрываю, – пыталась она втолковать Василию такую простую для нее истину.

Тот долго и внимательно смотрел на нее, потом в недоумении мотнул головой:

– Да, оказывается, права была моя мама, а я ей не поверил…

– В чем же это она была права? – ехидно спросила Лимонка.

Она недолюбливала свекровь, интуитивно чувствуя, что и та не приняла ее сердцем, что в своих мечтах совсем другую видела рядом с сыном.

– В том, что рано или поздно твой ген сиротства даст о себе знать.

– Вась, ты, о чем? – не поняла Лимонка. – Ведь мои родители еще живы…

– О том, что сиротство, и в самом деле, может по наследству передаваться…

– Ты что несешь-то? Тебя послушать, так выходит, что я при живых родителях сирота?

– Душа у тебя сиротская, вот что! Твоих родителей в детдоме кое-чему обучили, а вот добро, видать, некому было преподавать. Да и не было у них такого предмета. Душу в них забыли вложить! И тебе ее не дали, потому что давать-то нечего. Вот, и живете вы все, как роботы. Вроде бы все правильно делаете, как положено, по закону, а все получается не по-людски…

– А что я плохого сделала? – взвилась Лимонка. – Чего ты взъелся на меня? Это моя работа, между прочим!

– А что ты кому хорошего сделала? Живешь, как кукла бесчувственная! Никому от тебя ни тепло, ни холодно…

– Ой, посмотри-ка на него, какой добрый нашелся! А кто с последней получки десятку от семьи пропил? Это как?

– А чего мне не пить, когда живем, как на вокзале? Стирку вон, от отпуска до отпуска копишь! И жрать дома нечего! Ноги домой не идут!

– Как это жрать нечего?!! У меня, между прочим, дома колбаса и яйца не переводятся! И мы, как другие, в Москву за ней не мотаемся! – кричала незаслуженно обиженная Лимонка. Колбаса была ее единственной привилегией на работе – она всегда могла купить ее на базе. И очень гордилась тем, что у нее в доме всегда есть еда.

– Это, по-твоему, еда? – съехидничал Василий. – Хоть бы раз борща наварила…

Взаимные упреки в тот раз переросли в первую и последнюю их потасовку. Но не это было страшно. Синяки и ушибы зажили, а вот рана в душе, под названием «ген сиротства» осталась на всю жизнь.

На суде Людмила Васильевна выступала главным свидетелем. Кассирше той дали три года. На работе, если как-то и обсуждался этот случай, то только за спиной Лимонки. Даже руководство на этот раз почему-то не вынесло ей ожидаемой благодарности. Словно ничего и не произошло. А через год на освободившееся место главного экономиста назначили не Лимонку, а кого-то из бухгалтерии. «Кто-то подсидел. Или свою протолкнули», – беззлобно подумала тогда она. Ей было неплохо и на своем месте. От людей она краем уха слышала, что сыну кассирши дали пять лет. Не помог, видать, адвокат. Девчонок ее, 10 и 7 лет определили в детдом. Ну что ж, и там люди живут. Мои же родители выросли…

А между Людмилой и Василием с того самого вечера пролегла пока еще узенькая трещина непонимания, с годами размытая в глубокий и широкий овраг… Так и жили, каждый своей жизнью, все более и более отдаляясь, и не понимая друг друга. Василий стал выпивать, а Лимонка подсела на книги. Она читала запоем, все подряд, как наркоманка. Благо, библиотека была рядом, на их же улице. Позже, немного насытившись, она уже стала выбирать из книжной лавины то, что ей было ближе по духу. Это были, в основном детективы. Мелодрамы с душевными переживаниями героев ее мало трогали. Захватывающие же детективы, с изворотливыми и коварными преступниками и честными, доблестными операми, где из замотанного клубка хитросплетений надо добраться до истины, разоблачить и наказать врага – это другое дело! Это захватывало! Понемногу ее внутренний мир заполнялся книжными персонажами. В основном, это были отрицательные, хитрые и коварные злодеи, которых она с неизменной ловкостью распознавала за их лживой личиной, и бесстрашно раскрывала все преступления…

Дети незаметно выросли, выучились и разлетелись. Похоронила Василия – он не дожил до пенсии одного года. Умер тихо и незаметно: уснул, и не проснулся. А Лимонка все читала, читала и читала. Пока на смену ее любимым детективам не пришли многочисленные сериалы с чужой, непонятной, но такой красивой жизнью. Она смотрела телевизор с таким же упоением, как и читала, не пропуская ни одной серии, все подряд, пока ее голова не переполнилась бразильским золушками, аферистами, ворами, рэкетирами, бандитами всех мастей и новоявленными политиками. Все они устраивали против нее такие зловещие и подчас неразрешимые комбинации, что она, устав бороться с ними со всеми, в один прекрасный день решила «завязать» с телевизором, иначе так и с ума сойти недолго. И отвезла его дочери.

Вот тут-то ее и начали донимать соседи. Она и сейчас отлично помнит, как из-за этой воды у них и началась самая настоящая война. Со скандалами, с криками, от которых Лимонка чуть не попала в больницу. Тогда же, сразу после того, как она выгнала Николая, пропал ее любимец – кот Никитка. Лимонка очень переживала его пропажу. За долгие годы она привязалась к нему.

А воду Олегу все-таки отрезали. Вот тогда уж он побегал по кабинетам! В конце концов, Олег провел воду, но уже так, как положено. С оформлением, через Водоканал и за бешенные деньги – 22000 рублей! А, ничего с ними не сделается, они богатые, на Севере, небось, вон какие деньжищи получали! Лимонка торжествовала победу. Теперь можно жить спокойно. Но не тут-то было! Лимонкина спокойная жизнь, едва начавшись, тут же и закончилась. Олег завел собаку. Это назло ей, Лимонке.

Олег привез молодую дворняжку Герду, и сразу посадил ее на цепь. Но Герда, привыкшая жить на воле, на цепи сидеть не хотела, и сутками напролет выла, и выла, и выла. Ага, это теперь он так решил доконать Лимонку! Ведь специально на скандал ее вызывает. Но Лимонка, поняв его хитрость, на это не клюнула. И только когда не только всем соседям, но и самим хозяевам это надоело, Олег отпустил Герду с цепи. Та тут же перепрыгнула через забор на улицу, и с тех пор так и моталась по всей округе, только на ночь пробираясь во двор к Олегу. Собака была глупая, веселая и совершенно беззлобная, назойливо лезла играть к прохожим, виляя хвостом. «А ведь это они специально придумали, чтобы она меня покусала. Участковому разве пожаловаться?». Теперь Лимонка каждое утро с опаской выходила из дома с куском еды для этой Герды. Кинет ей, если она крутится на улице, и пока Герда ест, Лимонка успеет благополучно отойти подальше от дома.