Янтарное свечение стало сильнее, а затем погасло, белые руки обхватили шею Ринальди жарким, горячим кольцом, он не сразу сообразил, что одежды ады исчезли. Тело эпиарха оказалось расторопней его разума, оно ответило на ласку немедленно и яростно. То, что он делал с этой свалившейся ему на голову колдуньей, то, что делала с ним она, было безумием. Мужчина и женщина отрывались друг от друга лишь для того, чтоб через несколько мгновений вновь стать единым, опьяневшим от избытка сил и чувств созданием. Рядом ревел поток, потом, кажется, запел соловей. Ринальди запутался, сколько раз и кто оказывался сверху, кто на кого набрасывался первым после короткого отдыха, что и когда говорил. Только однажды, когда он лежал на спине, выставив вверх раскрытые ладони, которых легонько касались тяжелые груди, ему почудился синий бездонный взгляд, но потом его вновь подхватила и понесла волна золотого, пахнущего жасмином и розами безумия.
Они отпустили друг друга, когда небо на востоке расцвело сиреневыми гроздьями. Рыжая тварь вытрясла из него больше, чем все его предыдущие женщины, вместе взятые. Теперь она лежала на спине, довольно щуря глаза, прекрасная, откровенная и бесстыдная, как весенняя львица – гладкая белая кожа, блуждающая улыбка, разметавшиеся кудри, перепутавшиеся с созревающей шелковистой травой.
– Вот и первый довод, – «львица» взяла его руку и положила себе на грудь. Ринальди всегда нравились полногрудые и полнобедрые, за это он прощал своим многочисленным подругам расплывшиеся талии и вторые подбородки, но рыжая бестия состояла из сплошных достоинств.
– Первый довод?
– Первый довод – я, мои сестры и Этерна. Вернее, Этерна, я и мои сестры. Это очень долгая жизнь и вечная молодость, Ринальди Ракан. То, что тебе всегда нравилось, только сильнее и ярче. У тебя было много любовниц, эпиарх. Скажи, пережил ты хоть с одной из них ночь, подобную нашей?
– Нет. – Ринальди всегда был честен с женщинами. – Не было, и я не уверен, что хочу ее повторить.
– Что ж, – все еще непонятная гостья посмотрела в лиловеющее небо, – тогда поговорим о другом…
Ринальди невольно проследил за взглядом своей странной любовницы, а когда вновь посмотрел на нее саму, ада уже красовалась в шитых серебром лазоревых шелках. Ринальди было сложнее – пришлось вставать и вытаскивать из седельной сумки плащ, чувствуя на себе золотой взгляд, одновременно насмешливый и ласкающий. Красотка была не против, совсем не против обойтись с утренним нарядом так же, как с вечерним, да и он сам… Нет, не сейчас. Может быть, после разговора, а может быть, никогда, только не сейчас! Он не станет рабом собственного тела и тем более не покажет этого рыжей твари.
– Итак, – женщина не скрывала смеха, – ты готов выслушать мой второй довод?
– Говори.
– Изволь. Ты родился в одном из миров Ожерелья и считаешь его единственным, но на самом деле их сотни. Твоя Кэртиана – всего лишь одна из множества бусин. Вы, дети одного-единственного мира, похожи на человека, который родился, вырос и всю жизнь прожил в запертой комнате, не зная, что за ее стенами. Но если знать, где двери, и иметь от них ключи, можно ходить из комнаты в комнату, как это делаем мы.
Ада замолчала, ожидая то ли вопросов, то ли возгласов неверия, но Ринальди сразу понял, что все так и есть. Она была чужой и пришла издалека, она не принадлежала Кэртиане с ее синим небом и зеленой травой, хотя и казалась женщиной. Казалась, но была ли?
– Вы ходите по дому, это я понял, но выходите ли вы на улицу?
– Ты быстро схватываешь. – Ада задумчиво коснулась одного из своих браслетов. – Я не зря сюда заглянула, ты нужен Этерне.
– Ты не ответила.
– Мне нравится твое нетерпение… И мне нравишься ты сам.
Взгляд женщины был более чем откровенен, она хотела того же, что и он, но Ринальди решил узнать все.
Ада облизнула губы и улыбнулась.
– Представь себе цитадель, в которой каждый зал – это мир. Кое-где живут разумные существа, кто с душой, кто – без, но разумные. Другие пусты или заселены безмозглыми тварями. Крепость окружена рвом, за рвом – враги. Не скажу, что они – зло. Там, откуда они приходят, их, возможно, считают добром, но нашей цитадели со всеми ее обитателями они несут гибель. Не смерть, а именно гибель, без посмертия и надежды на возрождение. И поэтому на стене – мы ее называем Рубеж – идет бесконечный бой. Его ведут воины Этерны, они вечно молоды и почти бессмертны.
Почти, потому что их все-таки можно убить, и это иногда случается. Убитым нужна замена, а живым – отдых, и мы, ады, ходим по обитаемым мирам в поисках тех, кто способен стать защитником Рубежа. Сперва я тебя услышала, потом увидела и поняла, что ты создан для вечного боя, прерываемого лишь празднествами и любовью. Ты рожден в мире смертных, но твоя кровь принадлежит Этерне, и это мой второй довод. Ты получишь товарищей, о которых мечтает любой воин. Твой меч будет решать, жить или нет Ожерелью миров, среди которых и породившая тебя Кэртиана со всеми, кто тебе дорог, а затем и их потомками. Воины Рубежа, отбив приступ, отдыхают в чертогах Этерны. Чтоб понять, как она прекрасна, взгляни на лицо твоего друга. Я позволила его душе заглянуть в чертоги Архонта и побродить по лугам Молодости.
Защитников Рубежа ждут пиры, ласки моих подруг и, – ада засмеялась, – моя любовь… Там мы больше не будем чужими, ты станешь так же силен и свободен, как и я. Ты уйдешь со мной?
Если бы только она пришла раньше! После любой из ссор с Эридани или хотя бы в тот день, когда Беатриса обвинила его в насилии… Он, не задумываясь, ушел бы с белогрудой огненной красавицей, он бы дрался на Рубеже, пировал с товарищами, любил бессмертных и вновь возвращался в бой, не желая себе иной судьбы. Только зачем говорить о том, что сгорело? Он не может бросить все и исчезнуть, не разгадав загадку своей беды. Вдруг ловушка, в которую он угодил, лишь первая в череде подобных, и в каждой будет биться живое существо, невинное, но осужденное самыми близкими? Он должен остаться ради Эридани, на которого развязана охота, ради малыша Эрнани…
– Ты права, я действительно создан для жизни, которую ты описала, но я остаюсь.
– Ради него? – женщина кивнула на все еще улыбающегося Диамни. – Или ради братьев?
– Ради всех и себя. Если я соглашусь, то буду себя презирать. Этерне вряд ли нужен такой защитник.
– Итак, ты остаешься?
– Да. Возможно, потом, когда я…
– «Потом» не будет, Ринальди Ракан. – Ада больше не улыбалась. – Если я уйду, то не вернусь уже никогда. Этерна протягивает руку смертному лишь единожды, но прежде, чем ты в последний раз скажешь «нет», тебе следует узнать кое-что еще. Ты невиновен в том преступлении, за которое тебя осудили, но на тебе кровь твоего брата Эридани. Конечно, убив его, ты был по-своему прав…
– Ты шутишь?!
– Тогда где ты взял меч Раканов? Хочешь знать правду?
– Говори!
– Эридани Ракан был любовником Беатрисы Борраска. Когда она забеременела, анакс решил сохранить и ребенка, и честь эории, и меч Лорио. Это было непросто, но твой брат нашел способ.
Вот и ответ. Не просто очевидный, единственно возможный. Он не нашел его сам и сразу лишь потому, что Эридани – его брат. Любимый, старший, живущий ради анаксии брат, разве можно думать о нем плохо? Но это правда, правда, будь проклята эта рыжая тварь во веки веков!
– Терраса Мечей…
– Да. Для очистки совести Эридани предложил тебе побег. Ты отказался, дальнейшее было предрешено. Абвении признали ребенка анакса и твоего племянника. Твой брат не мог позволить тебе перебить половину своих сторонников, и в первую очередь Лорио. Тебя бросили в пещеры, но Эридани тебя все же любил и спустился за тобой. Ему не следовало говорить правду…
– Он сказал? Сказал?!
– Да. Ты его убил и взял меч.
– Это не так! Не может быть!
– Может. И было. Ты хотел правды – вот она. Ты убил Эридани, и его кровь, кровь Ракана, разбудила изначальных тварей, которые вырвались наверх через храм в городе Ветров. Я загнала их назад, но было поздно – погибли тысячи невинных, в том числе и Лэнтиро Сольега. Люди связали твою казнь с появлением чудовищ и исчезновением анакса. Правильно связали. Теперь для жителей анаксии ты не просто насильник, ты – убийца, из ненависти к судьям спустивший на беззащитный город монстров, которых анакс, пожертвовав собой, загнал назад. Это не совсем правда, но и не совсем ложь.
– Я не помню.
Он не помнит, но меч у него! Он не помнит, потому что ударился головой или потому что хотел забыть? Он всегда умел забывать неприятное.
– Ты не помнишь, потому что боишься. – То ли ада умела читать мысли, то ли у него все было написано на лице. – Теперь анаксом стал твой последний брат, но за него правит Лорио Борраска. Ты все еще хочешь вернуться в полуразрушенный город? Хочешь, чтобы Диамни узнал, что ты стал причиной смерти его учителя? Хочешь доказать свою невиновность?.. Ты сможешь доказать лишь виновность Беатрисы и этим убьешь последнего человека, способного спасти Золотую Анаксию. Или, может быть, ты хочешь занять трон? Если ты пустишь в ход Силу Раканов, у тебя получится. Сказать тебе, как?
– Нет! – Ринальди поднялся. – Мне и впрямь не осталось места в Кэртиане. Я бы выбрал смерть, но это слишком слабое наказание за то, что я натворил. Я чуть не погубил Гальтары здесь, что ж, я буду вечно защищать их на твоем Рубеже.
– Он будет твоим. – Ада подошла к спящему художнику и положила ему руку на лоб. – Диамни Коро забудет все, что связано с тобой, и вернется к твоему брату и своему ученику. Он видел Этерну. Если он настоящий художник, он ее нарисует, и это станет его высшим счастьем и высшей наградой. Ты готов или хочешь проститься? Я могу его разбудить.
Готов ли он? Эпиарх обвел взглядом словно затуманившиеся разноцветные скалы, седую гриву потока, усыпанные цветами кусты, смятую траву. Самым трудным было решить с Диамни. Мгновенье назад эпиарх отдал бы все, если б у него хоть что-нибудь было, ради последнего разговора, ради того, чтоб объяснить – он не хотел ничьей смерти и не знал ни про тварей, ни про силу собственной крови, во всем виноват его бешеный нрав и пережитый ужас… Но перекладывать свою беду и свою вину на плечи друга?! Диамни не должен знать, что добро, которое он сделал, обернулось гибелью его приемного отца. Обернулось смертью. Смертями…
Ринальди заставил себя подняться. У него в этом мире осталось лишь одно дело. Последнее. Эпиарх взял меч Эридани, поднялся к пещере, из которой хлестала вода, и всадил клинок в расщелину меж двух камней. Пусть думают, что его вынесла река.
Когда Диамни проснется, он увидит меч и отнесет Эрнани. Последнему из братьев Раканов, оставшемуся в живых, потому что Ринальди умер. Умер, узнав правду о себе. Эпиарх повернулся к не скрывающей торжества аде:
– Идем. Не стоит задерживаться.
О проекте
О подписке