Цитаты из книги «Красное на красном»

Трудно любить то, что всегда было и всегда будет, зато осознание того, что «это в последний раз», оживляет притупившиеся чувства, и ты замечаешь вещи, которые раньше не замечал, и сердце твое разрывается от любви и боли.

– Нет безнадежных кампаний, есть безнадежные дураки.

Ричард еще в Лаик узнал, что Первый маршал – любовник королевы, но тогда юноша не видел Катарину. Неужели это правда? Не может быть, это неправильно, несправедливо, мерзко! Добро не может принадлежать Злу, а Свет – Тьме. Как женщина из дома Ариго могла сойтись с потомком погубившего Талигойю предателя, к тому же подавившего восстание, в котором погибли ее родичи?! Нет, Дикон признавал, что его эр красив, силен и удачлив, но ведь есть в этой жизни и более важное! Слухи о королеве не могли быть правдой. Катарину оклеветали, как оклеветали его самого, объявив Сузой-Музой… Но ведь и он, сын убитого Вороном Повелителя Скал, принес присягу убийце отца! Катарину тоже могли застать врасплох, но это не любовь. Не любовь! Королева не казалась счастливой при виде Алвы, она даже подарку не обрадовалась. Ее величество боится Ворона. И Дорака она тоже боится. Заложница на троне… Ричард старательно гнал от себя ставшее навязчивым видение, но воображение упорно рисовало Первого маршала, застегивающего на шее Катарины тонкую золотую цепочку. На самом деле подарок королева надела сама, как того требовал этикет… Этикет ли? Алва невероятно красив, и женщины от него без ума… Королева его любит, а он подарил ей камень, который стоит дороже надорского замка со всеми его обитателями… Дик понял, что совсем запутался, и помочь ему мог только кансилльер.

Будущее просматривалось смутно, но после встречи с кансилльером Ричард не сомневался, что его ждут великие дела и славные подвиги во имя Талигойи, а пока, что ж, он потерпит. Отбросив запачканное кровью полотенце, Дик взялся за полагающуюся унарам одежду – черные штаны, чулки и рубаху, белую куртку и черно-белый плащ с гербом дома Олларов. Такие носили четыреста лет назад, когда марагонский выскочка стал талигойским королем. Теперь одевались иначе, хотя Люди Чести старались придерживаться старых обычаев. Отец Маттео любил повторять, что, храня малое, мы сберегаем большое, а матушка с ним

Люди Чести стригли волосы так, что они едва прикрывали затылок, и носили короткие бороды и усы. Бороды у Дика пока не имелось, но за свою прическу юноша, оказавшись в руках очередного слуги, искренне порадовался. «Мышь» зря вооружился ножницами – волосы герцога Окделла были короче, чем полагалось членам братства святого Фабиана, и слуге пришлось удовольствоваться несколькими якобы спадающими на глаза прядками. Посрамление цирюльника подняло настроение, а может быть, Дикон просто устал ждать неприятностей. Насвистывая, юноша направился в купальню; ему не испортил настроения даже запутавшийся в полотенце стеклянный осколок. От царапины еще никто не умирал, полгода он в «загоне» как-нибудь выдержит, а дальше…

По понятным причинам Арнольд в подавлении восстания не участвовал и не видел, как умер человек, некогда перепугавший будущего капитана чуть не до смерти. Старое унижение отлеживалось в укромном уголке и ждало своего часа. Дождалось. Сын и наследник Эгмонта заплатит отцовский долг сполна… Так хочет капитан Арамона, так хочет Создатель и, что важнее, такова воля его высокопреосвященства.

Единственной отдушиной замученного женой и унарами Арнольда стали беседы со школьным священником, умнейшим человеком, державшим очень неплохой винный погреб. Так Арамона и мыкался, пока не умер полковник Дюва́ль, после чего ментора-фехтовальщика удостоил аудиенции всемогущий кардинал. В Лаик Арнольд вернулся капитаном. Первое, что он сделал, – это выставил за ворота поместья менторов, отнесшихся к новому начальству без должного почтения, заменив их на новых, для которых капитан был богом и государем. Затем Арнольд взялся за комнаты Дюваля и обставил их в соответствии со своими вкусами. Свершив неотложное, он принялся за унаров.

Оказывается, в комнате, кроме Арамоны и множества портретов олларовских выродков, был еще и священник. Невысокий изящный человек в черном стоял у окна. Дик его сразу и не заметил. – Приветствую вас, дети мои. – Священник говорил приветливо и мягко, но в красивых темных глазах не было и намека на теплоту. – Было ли ваше решение обдуманным и добровольным? Готовы ли вы оба именем Создателя нашего поклясться, что сердца ваши и души принадлежат Ему и наместнику Его на земле Талига – его величеству Фердинанду Второму Оллару?

Массивная, украшенная бронзовыми накладками дверь с шумом захлопнулась, и Ричард почувствовал себя угодившим в ловушку зверьком. Маленькие окна вряд ли давали достаточно света даже в разгар лета, осенью же в здании было темно, словно в склепе. Слуга зажег свечу, став удивительно похожим на эмблему ордена Истины. Кощунственное сравнение слегка отвлекло Дикона от мрачных мыслей, которые вернулись, стоило юноше увидеть будущего наставника. Капитан Лаик Арнольд Арамона восседал в кресле под портретом марагонского бастарда. Встать навстречу гостям сей господин счел излишним. Кивнув в знак приветствия круглой башкой, он коротко буркнул:

воплями. Дикон спрыгнул с коня первым и помог спешиться Эйвону. Откуда-то возник черно-белый конюх с неприметным остреньким личиком и увел недовольных лошадей. Появился еще один слуга, казавшийся братом-близнецом остролицего.