А пока – в неизвестном живём

И не ведаем сил мы своих,

И, как дети, играя с огнём,

Обжигаем себя и других…

А. Блок

Глава восемнадцатая

Фёст немного удивился быстрому возвращению Сильвии из Берендеевки – он предполагал, что Император сумеет задержать её там хотя бы на неделю. В способностях «госпожи Берестиной» стать за этот срок абсолютно незаменимой и непререкаемо авторитетной советницей и консультанткой в «альтернативной внешней политике» он не сомневался. Секонд, наоборот, к появлению рядом с Государем сильной (явно сильнее кардинала Ришелье) фаворитки относился слегка настороженно, согласно дворянско-феодальному менталитету, доставшемуся от предков и подогретому причастностью к «пересветам». На подсознательном почти что уровне. Налицо, как говорится, присутствовал конфликт интересов, свидетельствующий о том, что аналог всё ещё не осознал себя (только и единственно) членом «Братства». На него действовала та самая, описанная Азимовым и считавшаяся для «хроноагентов» большим недостатком, на грани профнепригодности, «одержимость временем»^[1].

Сам Фёст считал, что особой беды тут нет, иначе просто не бывает, если человек не законченный «безродный космополит», а Азимов это явление осуждал, поскольку сам был из таких же.

Не раз вставал перед Фёстом, тоже подверженным временами «интеллигентским рефлексиям», вопрос, лучше всего иллюстрируемый на примере почитаемого им Штирлица-Тихонова. А как у него обстояло с этой самой «одержимостью»? Всё ж таки ровно полжизни он пробыл немцем, нацистом, до штандартенфюрера дослужился. Что-то ведь «фашистское» ему за эти годы приходилось делать, и делать очень хорошо, и не в комиссии по сбору бытовых отходов, а в СД! Старательность ведь явно была и инициативность, и служебное рвение. Как без этого на службе? Так вот кого в нём больше было, не по книжке, а в жизни – покинувшего Советскую Россию в юном возрасте романтика-чекиста или всё же талантливого специалиста РСХА? Для сравнения – можно представить гуманиста-идеалиста, честным трудом заработавшего «старшего майора» ежовско-бериевского НКВД, сохранив при этом в чистоте свои «белые одежды»? Если только некие «высшие силы» или воля автора не позволят ему заниматься какой-нибудь вегетарианской, абсолютно бескровной работой, позволяющей одновременно быть причастным к государственным тайнам высшей степени секретности.

Такие мысли часто посещали Фёста, ибо ведь «реальная деятельность» занимала лишь несколько процентов его жизни после встречи с Шульгиным, остальное – пусть активная, но праздность.

Когда Сильвия вернулась, она, то ли утомлённая, то ли поглощённая своими мыслями, серьёзный разговор отложила на следующий день. Одобрила удачную тактику Ляхова в вербовке Мятлева, согласилась с тем, что дальше, очевидно, особых проблем с выяснением окончательных позиций президентского окружения не будет. Подчеркнула, что ей удалось успокоить Императора и привести несколько весьма заинтересовавших Олега доводов в пользу необходимости изменить отношение к здешнему Президенту. Просто отнестись к нему как к молодому человеку (хотя на самом деле они были ровесниками), честному, наивному в делах государственного управления, почти случайно выброшенному к вершинам власти. А власть – это ведь совсем не то, что под нею понимают «карьерные чиновники». Не приз в «гонке на выбывание», не повод и не способ какой-то срок чувствовать себя «царём горы»…

Все это Сильвия пересказывала Фёсту отрывочно, в моменты, когда они оказывались наедине в кабинете или изолированных комнатах третьей, настоящей квартиры. Большую часть вечера она сосредоточила своё внимание на Герте и Мятлеве. Вела себя то как строгая тётка, старающаяся понять, что за «жених» появился у племянницы, и «самостоятельный ли он человек?», то как светская дама, уже с точки зрения «общества» прикидывающая, заслуживает ли эта юная девица внимания столь почтенной «особы 4-го класса» (т. е. генерала).

В этом, понимал Вадим, крылся очередной тонкий расчёт (а других у леди Си не бывало), только не совсем ясно – какой, на какую ситуацию спроектированный.

Но иногда она делала Ляхову знак выйти, очевидно точно выбирая момент, когда требовалась «оперативная пауза», чтобы «валькирии» и Леонид осознали или обсудили только что ею сказанное.

В один из таких «перекуров» Фёст сказал:

– Если бы вы с Секондом Олега «дожали», заставили включить «Крест» в список первостепенных государственных приоритетов, а сами стали реальным куратором проекта, получилось бы крайне интересно. Извините меня за дерзость, – при этом Ляхов улыбнулся несколько двусмысленно (а чего стесняться перед женщиной, не так давно откровенно предлагавшей себя в любовницы?), не будем касаться слишком деликатных моментов, но истории известны случаи… Стань вы как-то легитимизированным наместником Императора в переговорах с Президентом, работать стало бы гораздо проще. Я как раз неделю себе назначил, чтобы свести воедино и консолидировать команду «друзей Президента», после чего выступить с новым «предложением», от которого трудно будет отказаться. Тут и «Чёрная метка» пригодится, благо, есть повод для её активизации.

К случаю рассказал об обиде, нанесённой всему корпусу «честных служак» демонстративным, оформленным с подачи «закулисы», которой именно сейчас потребовалось показать свою силу увольнением авторитетного генерал-лейтенанта.

– Явные успехи делаете, юноша. – Сильвия задумчиво выпустила дым в открытое окно. – След в след за мной идёте. Я за вами обоими наблюдаю – вы своего братца всё очевиднее опережаете…

– Среда выживания у нас с ним разная. Одно дело – Гавайские острова, другое – леса северо-восточной Руси. У нас в десятом веке то охотиться, то избы рубить, то воевать приходилось, одновременно добывая хлеб свой в поте лица, а гавайцы в то же время на пляжах валялись, укрепляя силы кокосами, от нечего делать доску для сёрфинга придумали, на чём и успокоились… Иногда завидую.

– Каждому своё. Я другое имею в виду. Всё, что ты сказал, я как раз и делаю. Угол зрения у нас разный, у тебя мужской, у меня женский, а цель в перекрестье – одна. Завтра мы всем, о чём говорим, займёмся. По-брусиловски^[2]: сразу и по всем направлениям. И с «друзьями» встретимся в подходящей обстановке, и с Президентом я пообщаюсь прежним способом, в самый подходящий момент… – прозвучало это достаточно зловеще, хоть и с обычной, одной из сотни, улыбкой. В этом леди Си и Шульгин были похожи – Александр Иванович тоже умел улыбаться по-разному и в самые неожиданные моменты.

Однако, не дождавшись утра, даже не разбудив никого, оставив только обычную, на листке бумаги, записку, Сильвия экстренно отбыла в двадцать пятый год. Неужели и там столь сильная команда без неё не может справиться? Вот уж воистину: «Фигаро здесь, Фигаро там».

Ну, так тому и быть. Пока Сильвия не вернётся (чтобы вместе закрутить околопрезидентскую интригу), Фёст с Секондом, что называется, бегом – туда и обратно, сгоняют к месту прокладки тоннеля «из России в Россию». На месте и лично убедиться, что он в полной мере отвечает возлагаемым на него надеждам, и график выдерживается. А уж тогда, со всеми козырями на руках…

Разговор с Людмилой у Фёста вышел не очень приятный. Она упёрлась, настаивая, чтобы ехать вместе. В конце концов, у неё приказ – непосредственно и постоянно осуществлять личную охрану именно этого вот господина, каковому и намерена следовать. Остальные обстоятельства можно временно не брать во внимание.

– Прежде всего, ты ошибаешься. Последний приказ был совсем не такой. «Поступить в распоряжение для выполнения особого задания». Мы его и выполняем. Я, понятное дело, в данном случае твой начальник и принял решение. Оставить Мятлева наедине с Гертой не считаю полезным. Она должна с ним работать, но самостоятельного дела я ей поручить не могу…

– Почему? Ты ей не доверяешь? Она же тебя спасла, рискуя жизнью, – искренне удивилась Людмила.

– И речи нет, чтоб не доверять. Но пора бы тебе усвоить до предела избитую истину: «Каждый человек необходимо приносит пользу, будучи употреблён на своём месте». У нас в «Братстве» она очень в ходу, пора на знамени или нагрудном жетоне написать. Герта уже в роли. Ей, продолжая охмурять генерала, нельзя проявить хоть на столько вот, – он показал большим и указательным пальцами зазор примерно в полдюйма, – выходящих за рамки легендированной должности инициатив. Дураку всё станет ясно. А вот тебе можно всё. И с Мятлевым от моего имени, даже моим тоном говорить, и с Журналистом встретиться. Я тебе даже тезисы набросаю, как его агитировать и чем…

Не заводись, не заводись, – предупредил он, увидев посуровевшие глаза подруги. – На ножки твои он, конечно, пялиться будет, так для того они тебе и дадены…

– Я думала – ходить, – сделала наивные глаза Вяземская.

– Иногда приходится, – согласился Вадим, – ходить, а также и бегать – это проза жизни. Однако с юных лет помню – если вдруг девушке ветром юбку поднимет, вопрос о том, можно ли с данной конструкцией опорно-двигательного аппарата «сотку» за «одиннадцать и две» сделать, приходил в последнюю очередь. Да и то если ты тренер по лёгкой атлетике.

– Снова тебя понесло, – сказала Людмила, – и отчего-то – в одну и ту же сторону.

– Не я первый начал, – возразил Фёст. – Тем более, наш друг Анатолий к женщинам относится не в пример равнодушнее товарища Мятлева. Ты просто скажешь ему вот это… – он подвинул к Людмиле листок бумаги. – Но главное – чётко и неотрывно наблюдать окружающую обстановку, не допускать провокаций, но и не расшифровывать себя. Блок-универсалом пользоваться только в совершенно безвыходной ситуации. В случае серьёзного осложнения обстановки – отходить сюда, на Столешников. Как уйти в свой реал – ты знаешь. Ещё одно – покажется, просто покажется, что за вами и квартирой продолжают следить, ну, вроде того милицейского сержанта, обратись к нашему консьержу. Я его предупрежу…

– Не думай, что с дурочкой разговариваешь, – отчего-то опять заершилась подпоручик, – мы, «печенеги»…

– Стенд боад^[3], если по-английски, – с улыбкой сказал Фёст, – или «ша», по-одесски. Даже могучего викинга можно убить пущенной в щель доспеха стрелой с костяным наконечником. Короче, подпоручик Вяземская, ваша задача исполнить приказанное и встретить меня живой и здоровой. Больше трёх дней я отсутствовать не собираюсь.

– А связь? – спросила Людмила, имея в виду, что и у неё, и у Вадима есть теперь личные блок-универсалы.

– В крайнем случае, – отрезал тот. – Дела вокруг тёмные, и лишний раз ночью костёр разжигать или фары включать не рекомендуется. Так я побежал, меня Секонд на той стороне ждёт.

Возле стойки консьержа Бориса Ивановича Вадим приостановился. После вчерашнего утреннего разговора они не виделись. Обменялись приветствиями, закурили, как у них стало принято.

Ляхов молчал, едва заметно улыбаясь. Отставному майору пришлось заговорить первым.

– Обошлось? – спросил он в безличной форме, как бы безотносительно к чему-либо.

– Похоже, – ответил Фёст. – Но вопросы остаются открытыми.

– Именно?

– Первый – кто это был и какого хрена им требовалось?

– Я видел, как ты к ментам в машину сел, – сообщил консьерж. – И?

– Да эти как раз ничего. Под таксистов сработали. Довезли до места за «рубль». А я, между прочим, на встречу с генералом МГБ ехал…

Говоря это, Вадим ничем не рисковал и никаких тайн не раскрывал. Десятки, а то и сотни «наружников» могли отслеживать каждый его шаг, да и на врождённую скромность оперативников Мятлева рассчитывать не приходилось.

– Понятное дело, – деликатно кашлянул майор прикрывшись ладонью. Наверное, дым не в то горло попал.

– Второе. – Фёст чуть понизил голос, просто чтобы придать своим словам значимость. – Насчёт «метки» как, настроения не поменялись?

– Я уже сказал – лучше с автоматом по сопкам бегать, чем здесь.

– До сопок, даст бог, дело не дойдёт, а первое задание, «не отходя от кассы», примешь?

– Я вообще-то конкретность люблю, – сказал Борис Иванович, – втёмную не подряжаюсь…

– Проще некуда. Я на несколько дней уезжаю. Племянницы здесь остаются. Так продолжай приглядывать. Если за чем обратятся – помоги по возможности. И сам, заметишь что непонятное, подскажи. Вот карточка с телефонами Люды и Герты. Звони в любое время.

Номера на визитке опять были четырёхзначные.

В подкрепление своих слов Фёст неуловимым движением на то же место, не просматриваемое видеокамерой, положил не одну «пятёрку», а пачечку, пусть и не очень толстую.

– На оперативные расходы. Отчёта не требуется, – и счёл нужным пояснить: – У нас принято людям реальные деньги платить. Если в группу примут, там твёрдый оклад пойдёт…

– Так точно, всё будет сделано, товарищ …?

– Вадим Петрович, знакомы ведь уже… Оружие требуется?

– Да есть кое-что…

– Смотри. Надо – и зарегистрируем, и «применение» в случае чего правильно оформим. Ну, бывай, я побежал, время не ждёт.

Секонд подобрал Фёста на углу Петровки, и машина направилась в сторону хорошо укрытого густым лесом спецаэродрома. Оттуда на реактивном четырёхместном разведчике лететь до места было не больше трёх часов.

Как раз сегодня к вечеру планировалось открытие первого в современной истории прямого сообщения между реальностями и вдобавок в каком-то смысле и межвременного тоже, поскольку Фёст никак не мог отделаться от ощущения, что, перемещаясь, он попадает не просто в страну с другим политическим устройством. Сохранялась отчётливая иллюзия, что мир Секонда – бесконечно длящееся прошлое, слишком часто в нём попадались элементы, связанные с самым ранним детством, с тех пор бесследно утраченные.

И вот теперь появится действительно полноценный, постоянно действующий транспортный путь туда, железнодорожный, двухколейный, а рядом можно и хорошее шоссе пустить.

Правда, как такое сопряжение миров проявит себя в долгосрочной перспективе, никто ещё понятия не имел. Тут бы сначала профильному НИИ как следует поработать, все плюсы и минусы рассмотреть, теоретическую базу создать, а потом и подвести. Но в таком случае на реализацию проекта следовало бы отпустить лет тридцать, поскольку ни в одной, ни в другой России профессиональных хронофизиков не имелось. Чтобы их подготовить, Левашову следовало бросить все свои занятия и учредить нечто вроде колледжа собственного имени, где сначала передать группе юных гениев свои отрывочные и в основном интуитивные озарения, затем всем вместе попытаться их систематизировать и формализовать, ну и так далее. Проще говоря, в одиночку, с нуля создать новую высокоточную науку, и только потом…

Правда, Удолин, пусть и профессор, но совсем в другой области, несколько месяцев назад, сразу после открытия латентного прохода, заверял, что ничего страшного не произойдёт. Если какой угодно закон природы существует, то существует априорно, и совершенно неважно, пользуется им кто-нибудь на практике или нет. Неприятности могут быть только у отдельных личностей, оказавшихся объектами приложения данного закона, как, например, закона всемирного тяготения.

– Но это – слишком частный и достаточно примитивный случай. Если же взять законы более общие, как, например, перехода количества в качество или единства и борьбы противоположностей, то…

И потекла бесконечная вязь профессорской мысли, из которой прагматик Фёст сделал вполне буддийский вывод: «Одним словом, в масштабах мироздания или делай что угодно, или не делай вообще ничего – итог один». Так что лучше делать. По крайней мере, это интереснее, чем сидеть сложа руки и ждать, куда оно само повернётся. Опять же – тысячам людей, не знающим, куда свои мозги и руки приложить, интересное и на первый взгляд осмысленное занятие появится.

Тоннель под отрогом Уральского хребта, соединяющий две реальности, был создан то ли природой, то ли неведомыми разумными силами в незапамятные времена и предусмотрительно закрыт с обеих сторон скальными стенками всего лишь двух-трёхметровой толщины. Совершенно грандиозное природное образование более сорока метров шириной, от пятнадцати до двадцати высотой, длиной же всего около трёх километров. Подобных пещер в мире не слишком много, доступных для обозрения – наперечёт. И каждая, вроде Новоафонской, например, таит странные секреты.

В той, говорят не просто местные жители, а учёные-спелеологи, время течёт в десятки раз медленнее, чем на поверхности. Обычным туристам, проводящим в лабиринтах сталактитов и сталагмитов час-другой, это незаметно, а те, кто профессионально работает там годами, включая обычных экскурсоводов, выглядят на десять, а то и двадцать лет моложе своих ровесников.

В этой пещере, а точнее всё же тоннеле, поскольку весь он проходил выше уровня окружающей местности, как и в любом другом подобном образовании, уже известном «Братству», ровно посередине его длины горная порода прорезалась кольцом чистейшего самородного золота. Разной толщины и диаметра, никак не связанным со свойствами самого прохода. Например, на пути из Израиля в Новую Зеландию (гигантское расстояние плюс временно́й шаг в восемьдесят лет) золотая прослойка не превышала метра, в Южноафриканской пещере дагонов золота было гораздо больше, но межвременного перехода исследователи не обнаружили. Возможно, он и есть, ведущий в географический и хронологический Древний Египет, только не для всех.

А здесь толщина пласта драгоценного металла просто поражала. Почти десять метров шириной и около двух – глубиной. В самом приблизительном пересчёте (кому нужно, посчитали точно), золота здесь было больше ста тысяч тонн. Чистейшего, девяносто шестой пробы, не нуждающегося в аффинаже, вообще каких-то технических ухищрениях для добычи. Подходи с кайлом или перфоратором и руби сколько хочешь.

– Наверное, так и задумано кем-то, – сказал Секонду Удолин, когда с помощью Маштакова его некромантская команда проникла в земные недра, подражая героям Жюля Верна. – Любые изыскатели, добравшиеся до этого «кольца», тут бы и остались. Никто бы живым не ушёл…

– Это вы, Константин Васильевич, отчего-то на «просвещённых европейцев» равняетесь, разных там англо-американо-испанцев. Это тех «золотая лихорадка» не хуже холеры поражала. А открой это месторождение какой-нибудь армейский географ вроде князя Кропоткина, капитана Арсеньева, да хоть бы и будущего Великого князя Олега Константиновича, спокойно бы всё на карту занес, образцы взял и по начальству представил. Грамма бы никто не присвоил, разве что в виде сувенира.

– Может быть, вы и правы, Вадим Петрович, – согласился профессор. – Только устроители этой штуки явно не на ваших «рыцарей без страха и упрёка» рассчитывали.

– Ни на кого они не рассчитывали, – оставил за собой последнее слово Ляхов. – Это небось ещё во времена трилобитов образовалось.

Как бы то ни было, взорвать каменную преграду со стороны Екатеринбурга служащим «Императорского корпуса военных инженеров» труда не составило. Затем тоннель прошли некроманты, ощупывая всё вокруг известными им методиками. Сразу за ними – оба Ляховых, Секонд и Фёст в качестве тех самых канареек, что брали с собой в забои старые горняки. Лишь они из нормальных людей (хотя можно ли двух аналогов так называть с чистым сердцем?) без всякой подготовки сумели успешно миновать израильско-новозеландский тоннель, да и к «боковому времени» отношение имели, причём каждый своё.