Читать книгу «Фазовый переход. Том 2. Миттельшпиль» онлайн полностью📖 — Василия Звягинцева — MyBook.
cover

Василий Звягинцев
Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»

 
Мы говорим, когда нам плохо,
Что, видно, такова эпоха,
Но говорим словами теми,
Что нам продиктовало время.
 
 
………………………………
 
 
Но мы не можем жить иначе,
Не променяем – мы упрямы —
Ни этих лет, ни этой драмы,
Не променяем нашей доли,
Не поменяем наши роли, —
Играй ты молча иль речисто,
Играй героя иль статиста,
Но ты ответишь перед всеми
Не только за себя – за Время.
 
И. Эренбург

© Звягинцев В., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Глава двенадцатая

Даже по столь серьёзному и, прямо сказать, не слишком частому во всей двухвековой истории Белого дома случаю, как загадочная гибель главы администрации, Ойяма не поехал в Вашингтон. А следовало бы – с печальным видом походить по мосту, посмотреть на извлечённые с дна Потомака обломки, после чего «обратиться к нации» с призывом сохранять спокойствие и дежурными словами в стиле глуповского градоначальника: «Не потерплю!» и «Разорю!»[1].

Он решил хотя бы так для начала обозначить собственную позицию: президент – не шериф и не детектив полицейского отделения, ему не пристало суетиться и изображать служебное рвение, особенно в том случае, если от него ничего не зависит. А для прочувствованных слов время ещё будет. Например – похороны.

Кроме того, следует отучать нацию от популизма. Настоящий правитель должен появляться перед народом (или обращаться к народу) только в предусмотренных церемониалом или, наоборот, действительно экстраординарных случаях. Вроде объявления войны или безоговорочной капитуляции[2]. А тут – ну, что же, бывает. Все мы смертны или, как сказал Лютенс, цитируя какого-то русского писателя: «Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!»

Документов, доставленных ему Лютенсом от русских «экстрасенсов» (Ойяма предпочитал называть их в ходе внутренних монологов именно так, чтобы не забрести в такие дебри мрачной мистики, из которых, сохранив рассудок, выбраться сложно), было вполне достаточно, чтобы прекратить любые неуместные, на его взгляд, разговоры со своим «ближним окружением». Достаточно уже наговорили, в других странах и на массовые отставки хватило бы, и на судебные процессы.

Мысль о том, что разговоры могут прекратиться и не по его инициативе, он загонял в самые дальние уголки сознания. За истекшие полвека так и остался тайной подлинный сценарий убийства братьев Кеннеди. Неизвестно, например, велись ли с ними предварительные переговоры и делались ли какие-либо взаимоприемлемые предложения. Или вопрос был решен попросту, как на военно-полевом суде – без участия сторон. То есть с ним могут поступить быстро и чётко: пистолет в ящике стола и два человека, на которых он здесь в какой-то мере может рассчитывать, – не защита. А охрана из морских пехотинцев за деньги или по чьему-то приказу может просто отвернуться, пока его будут убивать или «увозить в неизвестном направлении». И в Древнем Риме так бывало, и в средневековой Японии, и в Европе в совсем уже близкие времена.

Правда, неведомый «друг», в совершенстве владеющий японским и знающий Конфуция (то ли сам господин «паранормальный Ляхов», то ли некто, стоящий над ним), обещал помощь. Но стоит ли верить представителям вражеской, в общем, стороны, наверняка ведущим собственную игру? Хотя ситуативно они сейчас, пожалуй, на одной стороне, а это уже немало для человека, которому собственный госсекретарь в лицо пообещала не больше трёх дней жизни. Или хотя бы не жизни в буквальном смысле, а жизни в качестве президента США.

Ойяма нажал кнопку селектора и приказал начальнику собственной службы безопасности (де-юре просто руководителю группы личных бодигардов), коммодору Гедеону Брэкетту отвечать на любые телефонные звонки, от кого бы они ни исходили, что президент в курсе случившегося, но внезапно почувствовал сильное недомогание, врач сделал ему необходимые инъекции и до завтрашнего утра не велел будить. Причин для беспокойства нет, но с неотложными вопросами пусть обращаются к вице-президенту.

– А как же?.. – удивился коммодор, подразумевая непреложные требования официального протокола и ханжеской морали – непременно лично засвидетельствовать скорбь и негодование по поводу трагической гибели известной особы, к которой Брэкетт, впрочем, не питал даже тени «христианских чувств».

– Именно поэтому, – ответил Ойяма. – Мисс Мэйден зачем-то летела сюда, хотя я её не приглашал. Возможно, она должна была сделать предложение, от которого трудно отказаться. Но карта легла не так. Пусть делают следующий ход. А мне немедленно сообщают все факты, что будут выясняться в ходе расследования. От моего имени позвоните Генеральному прокурору, министру юстиции и директору ФБР. Ну, сами знаете, что сказать…

– Я понял, сэр.

Брэкетт, всю жизнь прослуживший в военно-морской разведке и приставленный к президенту его личным другом, начальником этой самой разведки вице-адмиралом Шерманом, хорошо понимал, что началась Очень Большая Игра. В которой ему прямо сейчас приходится делать выбор, скорее всего означающий жизнь или смерть и сюзерена, и его лично. Нравы Белого дома и соответствующих служб он знал досконально. Что президент никак не может быть причастен к катастрофе вертолёта, он тоже понимал. Не было у него ни нужного времени, ни соответствующих возможностей. В то же время – погибшая глава президентской администрации принадлежала к самым яростным его врагам. Значит, закручивается гораздо более хитрая интрига, чем можно было предположить поначалу, и руководит ею опытная рука. Опытная именно в сложных многоходовках, а таких способностей у известных ему «персонажей первого плана» коммодор не замечал.

– Может быть, стоит запросить подкрепления… у адмирала?

Это предложение сразу обозначило сделанный Брэкеттом выбор. Фактически он признавал, что Рубикон перейдён. И то, что президенту США придётся вопреки всем инструкциям, обычаям и действующей иерархической системе привлекать для своей защиты посторонние силы в обход надлежащих процедур, уже как бы подтверждает – они вдвоём решили, впервые за полтораста лет, переступить вроде бы невидимую, но всем очевидную черту.

Против президента его противники имеют прецедентное право использовать любые средства, от мягких увещеваний до импичмента и пули в затылок, он же – только те, что прописаны в Конституции. И попытка выйти из «мелового круга» опять же автоматически включает механизм морального или физического устранения строптивца.

Правда, заодно следует отметить, что давным-давно никто не представляет, а что же случится, если обречённая на заклание жертва всё же решит сопротивляться всеми доступными ей средствами? Не было на памяти ныне живущих политиков таких случаев.

Разбомбить столицу европейского государства или оккупировать страну на другом конце света президент США может, а вот использовать силовой приём против решившей его устранить компании джентльменов из какого-нибудь гольф-клуба с неприметным названием – ни в коем случае. Да большинству такое и в голову никогда не придёт, так же как, допустим, назвать с трибуны Конгресса лидера оппозиционной партии «грязным ниггером», а не «достопочтенным сэром».

– Спасибо, Гедеон, я обдумаю этот вопрос. А пока делайте то, что я уже сказал. И вот ещё – по любому транспортному средству, наземному или воздушному, разрешаю открывать огонь, «если покажется, что они представляют угрозу». Одна очередь трассирующими – предупредительная, следующие – на поражение. Да, запрет на пользование любыми средствами связи с внешним миром, кроме моих и ваших, остаётся в силе. Даже стоит его усилить. Служебную передающую аппаратуру тоже отключить. И приставить к радиоцентру наблюдателя из ваших людей. Понимающих в этом деле.

– Будет исполнено, сэр! Переходим на режим осадного положения?

– Считайте, что да. Фактически. Но постарайтесь, чтобы внешне всё выглядело… Прилично.

– Есть, сэр! Кстати, хочу, чтобы вы знали – охрана Кэмп-Дэвида способна отразить нападение не более чем роты противника, если она будет штатно вооружена и действовать всерьёз. Боеприпасов у морских пехотинцев – на час хорошего боя.

– Ещё раз спасибо, Гедеон. Надеюсь, до такого дело не дойдёт.

Со сразу посуровевшим и затвердевшим лицом коммодор вышел из кабинета. Вообще говоря, ничего экстраординарного в приказе президента не было: верховный главнокомандующий вправе, ни с кем не советуясь, вводить те меры безопасности, что посчитает нужными. В «особый период», который он может объявить тоже единолично, советоваться с Конгрессом и Сенатом просто технически невозможно. А политически – зачастую нецелесообразно.

Имелась лишь одна тонкость – и отдавший приказ, и тот, кто его получил, прекрасно понимали, что случайных, заведомо принадлежащих преступным кланам и синдикатам «наземных и воздушных транспортных средств» в ближайшее время здесь появиться не может. Ну, не Колумбия всё же. Русский десант ещё менее вероятен. Прилетят или приедут такие же «государственные служащие» с чьим-то приказом. В крайнем случае – сотрудники частной военной компании вроде «Блэкуотера», тоже получившие «официальный заказ». В любом случае первый же выстрел будет подобием залпу по форту Самтер[3]. То есть – началом второй Гражданской войны. Пусть поначалу совсем локальной. Но эпидемия чумы, от которой в четырнадцатом веке вымерло две трети населения Европы, тоже началась с укуса единственной, заражённой bakterium pestis блохи.

Могущественная сверхдержава на самом деле держится на нескольких, две сотни лет соблюдаемых по умолчанию правилах, и если от них вдруг отказаться, вся конструкция начнёт рушиться. Грохота и жертв, пожалуй, будет больше, чем при исчезновении советской власти. Русские, они к политическим и военным катаклизмам привычнее, и инстинкт самосохранения у них включается вовремя. Особенно после опыта 1917–1922 годов. И к идее вовремя согласиться выполнять приказы тех, кто знает, что делать, они относятся без инстинктивного предубеждения. «Командовать парадом буду я!» – очень хорошая формула утверждения легитимности вождя любого уровня.

Пока президент инструктировал Брэкетта, а потом звонил адмиралу Шерману, Лютенс тоже не бездельничал. Ляхов заверил его, что за Кэмп-Дэвидом ведётся постоянное наблюдение, и никаких эксцессов исполнителей допущено не будет, причём аккуратно и по возможности без лишнего шума. В этом Лерой почти не сомневался, имел возможность убедиться, как в аналогичной ситуации это было проведено в Москве. Девяносто процентов даже руководящих работников о попытке государственного переворота узнали только задним числом. Причём – очень задним!

«Зеркальность ситуации» его на самом деле не то чтобы слишком уж поражала, просто заставляла задумываться глубже, чем разведчик привык. Большую часть жизни удавалось обходиться стереотипами, штампами, приближающимися по своей твердокаменности к инстинктам. Имелся набор вариантов, могущих случиться на тех или иных уровнях его и коллег по деятельности. Сообразно им и стоило поступать – при работе в странах третьего мира, союзнических европейских, заведомо враждебных вроде Китая или России. И совершенно неважно, что эти стандартные реакции чем дальше, тем отчётливее демонстрировали свою несостоятельность, несоответствие реалиям меняющегося мира.

В этом, наверное, и заключается суть англосаксонского взгляда на мир: «Если действительность не совпадает с нашими о ней представлениями, то тем хуже для действительности». Десятки раз за послевоенные (после Второй мировой, естественно, ни одна другая война ХХ века права приниматься за точку отсчёта, «до» и «после», не удостоилась) годы тайные операции ЦРУ и Госдепа с треском проваливались, из вооружённых конфликтов разной степени интенсивности США выползали с сильно помятыми боками и выбитыми зубами, образно выражаясь, но здравых выводов из давних и совсем свежих поражений не делалось.

Что из Корейской, Вьетнамской, Иракской войн, что из операций «Фокус» и «Мангуста»[4], что из бесконечных «цветных революций», переворотов и контрпереворотов, организуемых Штатами по всему миру без всякой, в общем, разумной цели. Виднейшие теоретики военного дела давно уже сформулировали: «Война имеет смысл, если послевоенный мир будет лучше довоенного». Геополитическое же и внутреннее положение Америки с каждой новой попыткой ощутимо ухудшалось. По всем параметрам – от коллапса экономики и стремящегося к бесконечности государственного долга до зашкаливающего антиамериканизма, государственного и бытового, по всему миру.

Действительно, при некотором напряжении воображения легко было представить, что неизвестным (как бы даже внеземным или потусторонним) силам для чего-то потребовалось учинить государственный переворот всё равно в какой великой державе. Точнее, не всё равно. Именно в России или в США. Китай и прочие, тоже якобы значительные государства, члены ЕС и БРИКС эти силы интересовали мало. Совсем как в старой русской поговорке (или просто – практическом наблюдении): «Сруби столбы, заборы повалятся сами».

Логика не совсем понятная, поскольку изменение государственного устройства или полная ликвидация одной из этих держав должны привести к совершенно разным последствиям для мироустройства планеты Земля. Но это если руководствоваться человеческой логикой, а никакой другой Лютенс не владел.

Значит, надо отвлечься от эсхатологических[5] проблем и заняться более конкретными.

Историю Лерой знал достаточно хорошо, заодно изучал разные философские учения и даже исторический материализм. Это не слишком помогало в практической работе по названным выше причинам, но позволяло считать себя мыслящим существом, способным к рефлексии. Он ведь по сути своей был немец, а не «настоящий американец», тем более – вынужденный нередко выдавать себя за русского.

Но ничего выходящего за пределы всё тех же стереотипов Лютенс придумать не мог. Убрать с доски Ойяму могло потребоваться только силам, твёрдо взявшим курс на войну с Россией «до победного конца». Это выглядело крайне глупо в свете уже произошедших событий. Если только целью неизвестно кого не является полное уничтожение планеты Земля. Никакой иной исход просто невозможен в случае «Reductio ad absurdum»[6].

Но сразу возникает очевидное противоречие. Успех плана «Мангуста» к немедленной войне не вёл. Наоборот, он мог означать окончательное установление «однополярного мира» под властью США. То, что не получилось сразу, в 91-м и нескольких следующих годах. Тогда шансы были великолепные, да вот воображения «владыкам мира» не хватило. Решили, что «конец истории» сам по себе уже наступил. Когда сообразили, что всё не так, пришлось импровизировать, а в импровизациях англосаксы не сильны.

Зато Китай в этом варианте в расчёт мог не приниматься. Его превозносимое многими «экономическое могущество» было столь эфемерным, что несколькими точными ходами легко могло быть обрушено, со сведением Срединной империи к уровню заштатнейшей страны третьего мира, обладающей несколькими очагами более-менее технологических производств. Ровно в объёме бытовых потребностей тех же США. Остальные полтора миллиарда китайцев пусть хоть траву едят – их проблема.

А вот в случае краха «верхушечного заговора» в США (аналогично случившемуся с московской «Мангустой») и превращения конкретно Ойямы в полновластного, в российском стиле, президента, причём своей властью и даже жизнью обязанного этой самой России, возможны (как пишут в объявлениях) варианты.

Очень даже интересные и представляющие непосредственно Лютенсу широкое «окно возможностей». Как минимум – должность чрезвычайного и полномочного посла США в Москве. С последующим карьерным ростом как по дипломатической линии, так и по основной специальности. Чем плохо – в сорок с небольшим лет стать директором ЦРУ, АНБ, а лучше – единой, по типу российских НКВД и КГБ, организации? Да ещё и распространяющей своё влияние на две Земли сразу. Игра безусловно стоит свеч. Риск же, если вдуматься, лично для него не так уж велик. Главное, раньше времени не засветиться в глазах тех, кто в силах его мельком, походя, убрать с доски. Сам ведь по себе он фигурка маленькая, с тех высот, где решения принимаются, почти незаметная.

Лютенсу сейчас крайне необходимо было переговорить с несколькими хорошими знакомыми, сидевшими на не слишком заметных, но достаточно важных постах в центральных аппаратах ЦРУ и ФБР. Связывали их давние, чисто служебные отношения. Как говорится – ничего личного. Для совместных выпивок, поездок на рыбалку, охоту, партии в бридж или покер у всех имелись совсем другие приятели. А вот для того, чтобы работа шла успешно, каждому профессионалу нужны «верные люди» в самых разных организациях, с которыми приходится или придётся взаимодействовать. Поделиться неофициально информацией, свести с кем-то в обход стандартных процедур, переложить важную бумажку из «долгого» ящика в «быстрый» и наоборот – много чего могут сделать друг для друга «рыцари плаща и кинжала», почти вся деятельность которых проходит в балансировании на неуловимых границах между законом, целесообразностью, корпоративными и личными интересами.

И сейчас он рассчитывал получить сведения, жизненно важные для него и почти ничего не стоящие для других, не знающих об их ценности. И в благодарность поделиться собственной, крайне конфиденциальной информацией о ближайших перспективах. Его друзья – люди сообразительные, смогут ею воспользоваться правильно. Как биржевые игроки, своевременно получившие сведения о грядущем «чёрном четверге» 29-го года[7]. В итоге с прибылью окажутся все. Даже в ближней перспективе, не говоря о дальнейшей.

...
8

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Фазовый переход. Том 2. Миттельшпиль», автора Василия Звягинцева. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанрам: «Попаданцы», «Социальная фантастика». Произведение затрагивает такие темы, как «альтернативная история», «историческая авантюра». Книга «Фазовый переход. Том 2. Миттельшпиль» была написана в 2016 и издана в 2016 году. Приятного чтения!