Цитаты из книги «Опавшие листья»

Самое презрение куму (мистики), т. е. мещанину, имеет что-то на самом конце своем — мещанское «Я такой барин» или «пророк», что «не подаю руки этой чуйке». Сказавший или подумавший так ео ipso[2] обращается в псевдобарина и лжепророка.

любить можно то, или – того, о ком сердце болит

Звезды жалеют ли? Мать – жалеет и да будет она выше звезд. (в лесу).

– Ты теперь несчастен, и потому вспоминаешь о том, когда мы были счастливы.

Поэтому нет ли провиденциальности, что здесь «все проваливается»? что – не Грибоедов, а Л. Андреев, не Гоголь – а Бунин и Арцыбашев. Может быть. М. б., мы живем в великом окончании литературы.

И бегут, бегут все. Куда? зачем? – Ты спрашиваешь, зачем мировое volo?[1] Да тут – не volo, а скорее ноги скользят, животы трясутся. Это скетинг-ринг, а не жизнь. (на Волково).

Сильная любовь кого-нибудь одного делает ненужным любовь многих. Даже не интересно…

Неужели же вся жизнь легкомыслие?

Верьте, люди, в нежные идеи. Бросьте железо: оно – паутина. Истинное железо – слезы, вздохи и тоска. Истинное, что никогда не разрушится, – одно благородное.

Есть несвоевременные слова. К ним относятся Новиков и Радищев. Они говорили правду, и высокую человеческую правду. Однако если бы эта «правда» расползлась в десятках и сотнях тысяч листков, брошюр, книжек, журналов по лицу русской земли, – доползла бы до Пензы, до Тамбова, Тулы, обняла бы Москву и Петербург, то пензенцы и туляки, смоляне и псковичи не имели бы духа отразить Наполеона.