Пролог

Когда мне было двенадцать лет, то больше всего на свете я боялся темноты. Той темноты, которая наступала, когда мама гасила свет в моей комнате. Мне казалось, что стены раздвигаются, и я лежу в кровати в центре огромного мрачного мира, населенного загадочными пугающими существами.

Когда я стал взрослым, то перестал бояться темноты, так как понял, что по-настоящему страшна бездна тьмы внутри каждого из нас.

Эта история про Соню Маршал, девочку, которой пришлось заглянуть в эту бездну

Сумрачный Карп

Сумрачный Карп был одинок, однако считал себя счастливым человеком. Он уже стал забывать, когда поселился в заброшенном доме неподалеку от лесного озера в нескольких километрах от рыбацкого поселка, но чувствовал себя здесь словно рыба в воде. Ему нравилось и то, что кладбище – покосившиеся кресты в окружении могучих дубов – было рядом и прямо из нынешнего дома он проследует когда-нибудь в дом новый, не меняя места жительства.

Карп сторонился людей. Лишь раз в два месяца, а то и еще реже, наведывался в поселок пополнить запас спичек, соли и, по возможности, хлеба. Заодно платил за электричество.

Бородач с беловатыми, глубоко посаженными глазами, в древнем рыбацком плаще, он был не похож на других и довольно комичен. Но жители поселка вовсе не считали его смешным и побаивались Сумрачного Карпа. Когда он шел по улице с огромным мешком на плече, высоко держа голову, бородою протыкая пространство, то чувствовал на себе настороженные взгляды из-за занавесок. Собаки лаяли на него из подворотен, но выскочить и покусать странного путника не решались.

Если же навстречу Сумрачному Карпу попадался житель поселка – непременно кивал головой, здороваясь (а ну-ка сглазит, чудище белоглазое!), а пройдя мимо, плевал вслед (чур меня!).

Поговаривали, что Сумрачный Карп занимается черной магией или, того хуже, пишет трактат. Слухи эти, конечно, не облегчали суровой жизни отшельника.

Зато на озере здорово ловилась рыба: карпы с крупной, в двухкопеечную монету чешуей, караси-сковородки. Никто, кроме Карпа, здесь не рыбачил: в округе хватало других озер, еще более щедрых.

Лишь изредка поселковые ребятишки шныряли поблизости от Карпа. Он не гнал их, однако никогда не заговаривал с ними.

Со временем вокруг озера образовалось болото, и теперь только отшельник знал безопасный подход к чистой воде. Лес матерел, разрастался, отбивая у людей малейшее желание навещать Сумрачного

Карпа, чему он был несказанно рад. Один раз в год, в день святого – покровителя рыбарей, в поселке устраивалась большая Ярмарка. Тогда на центральной – и единственной – площади поселка (который, кстати сказать, дорос до небольшого городка и получил гордое название Ихтиандр), загорались бумажные фонарики, зазывая публику в цветные веселые балаганчики. В них разыгрывались кукольные представления, в которых высмеивался мэр соседнего городка – Обжора Льюис. Заезжие и доморощенные музыканты играли какофонию, жители жгли большой костер и танцевали, разумеется, самые смелые из них или самые пьяные. Остальные же стояли и глазели:

– Ой, посмотри, Матильда, как твоя Алиска отплясывает, бесстыжая! Хоть бы старейшин постеснялась!

– Сами вы хороши! Все кошки в Ихтиандре знают, что твой Жан…

Жительница неожиданно замолчала, видимо, испугавшись чего-то.

Тем не менее это был день, наступления которого ждал и стар и млад. И вот однажды в самый разгар ярмарочного веселья на площадь пришел Сумрачный Карп. Он встал неподалеку от одного из балаганчиков, снял с плеч свой мешок, неторопливо открыл его и поставил перед собой. В мешке, конечно, были карпы с красноватой липкой чешуей. Вокруг отшельника сразу же собралась толпа, забывшая про клоунов и музыкантов, но рыбу никто и не думал покупать. Сумрачный Карп глядел исподлобья, будто предчувствуя недоброе, сжимая тонкие губы. Из толпы раздался истошный вопль: «Убирайся в свое болото!» Гнилой помидор, заготовленный для Обжоры Льюиса, просвистел рядом с головой Сумрачного Карпа. Площадь одобрительно загудела. Женщина с багрово – красным лицом, словно рассерженная курица, выскочила из толпы и принялась клевать пришельца в плечо.

– Уходи! – вопила она. – Здесь таким не место! Колдун проклятущий! Никому не нужна твоя тухлая рыба!

Карпу захотелось съездить кулаком по красной физиономии, но он вовремя сообразил, что потом эти люди, наверное, разнесут его тело по кочкам. Он молча поднял мешок – несколько карпов выпрыгнули наружу и лежали в пыли, выпучив глаза. Сумрачный Карп не взглянул на них и пошел вперед – толпа нехотя расступилась, сожалея, что интересное представление так быстро закончилось. Кто-то за его спиной захихикал. Отшельник, сверкнув глазами, обернулся. В тишине он вышел с площади, все так же высоко держа голову, прошел по узким улочкам и скрылся в лесу.

На небольшом пригорке, где он когда-то собирал землянику, силы оставили Сумрачного Карпа, он сгорбился, а потом вдруг упал лицом в траву и глухо зарыдал, точно жалуясь на обидчиков матери-земле.

После этого случая отшельник не покидал своей обители. Электричество скоро отключили за неуплату, но дров и хвороста в округе хватало, и Сумрачный Карп не боялся превратиться в снеговика. Хуже приходилось без хлеба и соли. Сначала он просто не мог есть пресную рыбу и сильно отощал, но со временем привык и даже гордился этим. Хорошо, что он успел сделать солидный запас спичек, которого вполне могло хватить на долгие годы – только нужно было следить, чтобы не отсырели.

Дом Сумрачного Карпа был весьма крепок, и отшельник называл его замком. Даже самый ветхий старожил здешних мест, если бы такой нашелся, не сказал бы, когда и кем была построена эта каменная твердыня.

Каждый день с восходом солнца Карп шел на озеро и возвращался, когда макушки деревьев краснели от заката. Из помятого ведра в разные стороны торчали рыбьи хвосты. В доме отшельника везде встречалась рыба – лежала в ящиках, висела большими гроздьями на бечевках под потолком, даже кучами валялась на полу. Не стоит и говорить, какой дух от нее шел, но хозяина это не смущало.

Иногда Сумрачный Карп видел во сне свою семью. Когда-то он не был Сумрачным Карпом, а был Родионом Серпиновым, и у него была жена и маленькая дочь. Семья. Какое красивое слово!

Но сны были жуткие, потому что он видел жену и дочь не здоровыми и веселыми, а мертвыми – на двух одинаковых столах в окружном морге, куда его вызвали на опознание. Вот он подходит, слегка пошатываясь от бессонной ночи, к двум белым горкам, одной большой, другой маленькой, и едва слышит за спиной притворно – равнодушный голос полицейского.

– Готовы? – черные, с зелеными прожилками и большими белками глаза пожилого негра настороженно смотрят на него. Родион Серпинов кивает головой и в ужасе отворачивается: он не в силах видеть беззащитно-бледное лицо Анны – его жены.

Родион Серпинов кивает головой и просыпается Сумрачным Карпом: надо плестись на рыбалку – утро, привычный крик петуха и роса по колени.

Озеро стало единственным другом. Другом бессмертным – это для Карпа было сейчас главнее всего. Уход близких – в какой-то мере предательство, он больше не желал быть преданным.

Как-то раз Сумрачный Карп рыбачил со своей старой, пропахшей смолой лодки. День был словно больным, плаксиво накрапывал дождь, дубы недовольно шумели. Вдруг ему почудилось, что кто-то пристально уставился ему в затылок.

«Дети!» – решил Карп, и злость начала есть его душу. Из поселка прогнали и тут шпионят!

– Какого дьявола вам надо?! – крикнул он в пространство и вскочил. Лодка закачалась.

Взгляд как будто исчез. Тяжело дыша, отшельник опустился на свой насест, кутаясь в плащ. Зубы его выбивали дробь. Как они могли пробраться сюда, к самой кромке воды? Как могли прошмыгнуть мимо деревьев, корни которых хлебают болотную жижу? Нет троп, нет лазеек. И все же кто-то только что смотрел на него. Зверь или человек?

Это происшествие вскоре забылось под грудой ежедневных забот, и рыбак тихо жил в своем «замке». Дни и недели проплывали мимо него, как стайки мальков, не оставляя следов ни на доме, ни на сумрачном лице хозяина. Наступил сезон грибов, и Карп проводил много времени в лесу, вообще не появляясь на озере, хотя оно тянуло его к себе.

Хлестал по грязи частый дождь. Сумрачный Карп не надел свой зеленый плащ, и крупные капли проникали за ворот рубахи. Он шел бессмысленно и, скорее всего, сгинул бы в болотной топи, если бы тайная сила не вручила ему нить Ариадны. Сильный ветер подталкивал в спину, словно поторапливая куда-то. Не было мыслей: «Куда я иду? Зачем?».

Озеро взъерошилось, покрылось крупной рябью, будто огромная рыба корчилась на земле. Встревоженные дубы стряхивали с себя мокрые листья.

Непослушными пальцами рыбак отвязал лодку. Она раскачивалась, черпая воду то одним, то другим бортом, и ему стоило немалых трудов усмирить ее. Непогода как будто начала отступать, и лодка быстро удалялась от берега, подгоняемая мерно работающими веслами. Вот и середина озера.

Сумрачный Карп, согнувшись, сел у борта, рискуя опрокинуть лодку и очутиться в темной воде. Обглоданная дождем черная глубина казалась живой. Она и была живой.

«Зачем я пришел сюда?» – подумал рыбак.

– Я знаю, зачем, – ответил кто-то.

– Это ты смотрел на меня?

– Да.

Сумрачный Карп огляделся вокруг. Никого. Только дождь и озеро, вдалеке – лес. И тут отшельник увидел в пучине два огонька. Они мерцали, манили.

– Зачем ты одинок? – услышал он опять.

– Не знаю.

– Зачем ты беден?

– Не знаю.

– Зачем ты стар, болен и несчастен?

– Не знаю, не знаю, не знаю!

– Иди же ко мне!

По иссиня-черной воде поплыли невесть откуда взявшиеся желтые кувшинки. Сумрачный Карп до рези в глазах вглядывался в озеро, пытаясь снова увидеть огоньки. Их не было видно, и рыбак подвинулся к другому борту, лодка качнулась, зачерпнула воды и в ту же минуту перевернулась. Человек очутился в воде. Он держался на плаву, усиленно работая руками. Одежда между тем превратилась в двухпудовые гири. Карп сопротивлялся озеру, дождю, неведомой силе, влекущей его на дно. Он уже не мог видеть, холодная вода усилила свои объятия и проникла в нос и рот. Сумрачный Карп тонул, последний пузырь воздуха покинул его легкие и устремился вверх, унося с собой жизнь рыбака.

Отяжелевшее тело медленно опускалось сквозь толщу воды в сопровождении маленьких рыб и скоро достигло дна…

Однако произошло чудо: он вдруг почувствовал свое тело, мог пошевелить и рукой, и ногой, а когда открыл глаза, увидел настоящее подводное царство: кругом в беспорядке валялись скелеты животных и, может быть, даже людей. Однако была здесь и жизнь: водоросли, проросшие сквозь кости, тощими зелеными пальцами тянулись к свету. Сновали рыбы. Ничто не удивляло и не пугало его, напротив, казалось, что это он всех и удивил, и испугал, внёс ненужную суету в привычный, веками сложившийся уклад.