Пролог

Темная, глухая и мрачная ночь. Вокруг не слышно ни пения птиц, ни шелеста листьев, ни дуновения ветра. Невдалеке виднеется маленький населенный пункт, состоящий всего из трёх непродолжительных улиц. Обычно он освещается всего двумя фонарями, но сегодня на его разнотипные одноэтажные домики дополнительно падает удручающий свет, исходящий от кроваво-багряной луны, полным, мерцающим красными красками диском нависшей над упорядоченными жилыми строениями. Вокруг стоит полнейшая тишина, неслышно ни единого лишнего звука; натруженные жители, уставшие за день, беззаботно и беззастенчиво спят: они привыкли к размеренному течению жизни и от окружающей природы не ожидают никакого зловещего либо же рокового подвоха.

Вдруг! От ближайшего леска, отстоящего от крохотной деревушки на расстоянии, равном чуть менее четверти сухопутной мили, и простирающегося к северо-восточному направлению, улавливается какое-то странное шевеление, еле различимое, но невероятно пугающее, заставляющее невольно напрячься. Невыразимый испуг, не передаваемый никакими словами, в самую первую очередь, конечно же, настигает сторожевых собак, разношерстных и разномастных, обязанных предупреждать уснувших хозяев о любой, внезапно случившейся, неприятности; однако в настоящем случае, по-видимому не желая сталкиваться с таинственной неизвестностью и оказываться с нею лицом к лицу, они благоразумно предпочитают забиться по тесным, невзрачным будкам, сидеть там скромно помалкивать и, единственное, отчасти тихонько поскуливать. А тем временем от лесной полосы начинает веять непривычным, отнюдь не майским, холодом (северное полушарие находится под властью именно самого теплого весеннего месяца страшного 2022 года); постепенно он наполняет собой всю близлежащую округу и заставляет домашних животных нестерпимо дрожать, а косматую шерсть, ощетинившуюся на их трепещущих шкурах, неприязненно и трусливо встать дыбом. Необъяснимое явление начинает сопровождаться тревожным шелестом молодой и зеленой листвы, в сгустившейся темени кажущейся однотонной и серой; единовременно возникает некое странное дуновение, вроде бы легкое, но чем-то напоминающее потустороннее, гнилое, загробное. По мере приближения необъяснимой сущности становится видно, что свежий травяной ковер – он словно бы ожил и многообразно пестрит мелькающими, блистающими в лунном свете, чешуйками; да, на отдалении примерно пятидесяти метров, представляется уже возможным понять, что конкретно явилось для сельских псов причиной сплошного переполоха. Пока неотвратимая опасность всё более приближается, они боязливо жмутся к деревянным стенкам маленьких домиков и ни один из них не подает почивающим хозяевам тревожного сигнала и не предупреждает о надвигающемся на отдалённое селение неописуемом ужасе.

Между тем первые «скользкие бойцы», состоящие на службе необыкновенного отряда земноводных, чешуйчатых «пехотинцев», оказываются за пределами травяного покрова и постепенно устремляются на твердую почву, укатанную колесами автомобильного транспорта. В свете кровавой луны, да разве ещё пары электрических фонарей, теперь уже можно отчетливо разлить, что незваные гости являются обыкновенными лесными гадюками, в неисчислимом количестве обитающими в районах средней части центральной России; сейчас их насчитывается не менее тысячи и все они двигаются в сторону одного деревенского дома, расположенного на противоположном конце селения и по внешнему виду кажущегося одним из самых добротных. Постепенно неширокая дорога, пригодная для проезда всего одного транспортного средства за единственный раз, делается похожей на животрепещущий ковер, переливающийся черными, вперемежку с блестящими, красками; отталкивающее, пугающее бесчинство, каким бы оно не казалось необъяснимым, движется в строго определённом порядке – почти ровными рядами и не налезая на рядом ползущего.

Целенаправленное продвижение продолжалось вплоть до предпоследней избы, двухэтажной и недавно срубленной из свежеспиленных бревен; она отличается современной новизной, исключительной прочностью, лакированным покрытием и долговечной, металлической крышей; территория огораживается профильным зелёным железом. Однако высокое ограждение не способно спасти от ползучих гадов, передвигающихся исключительно по земле и способных протиснуться в маленькую, еле-еле заметную, дырочку; впрочем, омерзительные пресмыкающиеся не штурмуют возникшую преграду бездумно, напропалую, а вначале собираются все вместе, окружают ее по периметру и, только как следует скоординировавшись, кидаются одним сплошным потоком, где каждый вползает в заранее намеченную промежность, оставленную по кругу всего забора и обозначенную невысоким проемом, от верхнего слоя почвы не превышающем полутора сантиметров. На переброску странного войска затрачивается чуть больше пяти минут – и вот вся «гадкая тысяча» оказывается на ухоженном приусадебном участке, возделанном трудолюбивыми хозяевами, а дорогостоящими приспособлениями передающем об их финансовой состоятельности.

Теперь следует заметить, что необычайное нападение совершается на место постоянного проживания государственного лесничего, недавно им построенное, отличающееся небывалой изысканностью и возведенное на внушительные капиталовложения. Как уже упоминалось, оно воздвигнуто в два этажа, имеет квадратную основу, отличается жилой площадью, превышающей сто семьдесят метров в квадрате; оштукатуренный фундамент достигает не менее полуметра, а дальше следует ровное бревно, подогнанное ровно, как на подбор, которое простирается до верхнего дощатого откоса, а затем переходит в металлическую крышу, по внешнему виду немного сходную с черепичной; просторные пластиковые окна располагаются с северной и западной сторон (что в летний период исключает жару) и насчитывают общим количеством до семи широких проёмов, причем два установлены сверху, распределяясь по разные направления и оставляя в середине сплошное пространство, оббитое фигурными досками; с востока предусмотрена сплошная стена, а с юга пристроена резная веранда, где находится летний обеденный столик; к нему же приставлены четыре обыкновенных стула, обтянутых разноцветной материей. И вроде бы представительное жилище видится неприступным и не обнаруживает на себе ни малозначительной щели, ни другой какой неприятной, досадной огрехи, способной позволить протиснуться скользкому, изворотливому созданию; но все же в его невероятно прочной конструкции прослеживаются два слуховых окна, ведущих напрямую в подполье… однако оба они заделаны мелкой железной сеткой, через которую и юркий комарик-то навряд ли бы просочился – чего уж там говорить про плотных и более внушительных гадин?

Казалось бы, всё сделано добротно: оконные проемы и металлические двери плотно закрыты, во внешней части каркаса не существует ни малейшего повреждения (ну, а пробиваться собственной силой бесхребетным представителям животного мира не имеет никакого здравого смысла)… Впрочем, никто из нападающих пресмыкающихся и не думает пускаться в бездумную, пустую атаку; напротив, все они сползаются к самодельному выгребному отстойнику, собранному из пары железобетонных колец, поставленных друг на друга и углубленных в почву на два с половиной метра, который сверху закрывается круглым, причем не менее прочным, кольцом, закрытым специальной пластмассовой крышкой, – и вот здесь, представлялось бы, в полностью безупречном стыке в одном, единственном, месте наблюдается миниатюрная брешь, вполне пригодная, для того чтобы с трудом протиснуться живому созданию, и продолговатому, и узкому, а еще и изворотливому, и удивительно юркому, и больше чем положено скользкому.

Обнаружив благоприятные пути проникновения, извивающая армия обозначается многоголосым шипением (от него сковало бы непередаваемым страхом даже самого стойкого), и одна за другой маленькие черные змейки устремляются в небольшую дырочку, затем проплывают по дурно пахнущим нечистотам, а в впоследствии, проползая вначале через канализационную трубу, а потом фарфоровый унитаз, оказываются в обжи́тых людьми комфортабельных помещениях.

***

Время приближается к двенадцати часам ночи. В просторной детской комнате, оклеенной красивыми сказочными обоями, одиноко почивает худая малышка, недавно достигшая девятилетнего возраста. Она спокойно посапывает и мило во сне чему-то радостно улыбается, выставив из-под одеяла невероятно приятное личико, немного прикрытое волнистой прядью белокурых локонов, густых и на ночь свободно распущенных; маленький носик-пуговка невинно морщится, а игриво выпяченные губы смачно причмокивают – видимо, ей снится что-то, по сути, хорошее и, скорее всего, воистину безобидное. Внезапно! Она широко открывает голубые глаза, настолько глубокие, что могут сравниться с бескрайностью необозримой Вселенной, и начинает часто-часто дышать, охватившись неприятной, лихорадочной дрожью. Нет, ей не приснилось никакого кошмара – сон она видела красочный и полностью безобидный – в сложившейся ситуации сработала ее природная интуиция, развитая совсем не под детские годы; почему-то ей вдруг представилось, что вокруг сгущается какая-то необъяснимая, если не сверхъестественная опасность и что впереди ее ожидают ужасные и роковые события. Несколько минут миловидная девчушка пролежала не двигаясь; она напряженно вслушивалась в сгустившуюся вокруг темноту и настойчиво пыталась понять: что же именно явилось причиной необъяснимого ночного кошмара? Наконец перепуганная трусишка не выдержала: она быстро соскочила с удобной кровати и стремглав побежала в комнату обоих родителей, как и у неё, располагавшуюся на втором этаже, но только с другой стороны, в конце недлинного коридора, соединявшего два отдельных помещения и упиравшегося в крайние, несущие, стены.

Немного отвлекаясь, следует уточнить, что в верхних покоях располагались спальные отделения и раздвоенный сантехнический узел (туалет и душевая кабина), а нижнее пространство было занято под приемный зал, пару маленьких кладовых, просторную кухню и незамысловатый котельный отсек, оборудованный под современное отопление жилища, осуществлявшееся с достаточным применением электричества.

Итак, девятилетняя девочка, объятая необъяснимым предчувствием, отчаянно выбегает из детской, пробегает мимо двух дверей, ведущих в уборную и помывочную, минует лестничный пролет, соединяющий нижнюю и верхнюю части, и оказывается перед последней преградой, выполненной из лакированной древесины и отделяющей ее от неминуемого, безоговорочного спасенья (по крайней мере, в чудодейственной силе всемогущих родителей она нисколько не сомневается). Ненадолго остановившись, словно бы в чем-нибудь сомневаясь, напуганная малышка опасливо посмотрела по сторонам, а ничего подозрительного не увидев и еще больше засомневавшись, она уверенно толкнула незапертую дверную створку и решительной походкой шагнула в уединенное место, в добротном строении предназначенное для ночного отдыха взрослых.

– Папа, мама, я сильно боюсь, – обратилась она к невозмутимо дремавшим людям, едва лишь очутилась внутри спального пространства, обозначенного сине-белыми тонами и обставленного как обычная комната, предназначенная для нормального, спокойного отдыха, – мне страшно, – теребила она черноволосого мужчину, отличавшегося тридцатипятилетним возрастом и крепким телосложением; он нехотя приоткрыл большие глаза, карие и чуть грустные, и первым делом взглянул на наручные часы… дочка же не унималась и продолжала пугливо настаивать: – Мне кажется, вот-вот должно случится что-то очень и очень ужасное.

– С чего ты, Машуля, взяла? – разбуженный человек обратился к белокурой красавице и назвал ее по сокращенному имени; не желая будить вторую родительницу, он неторопливо присел на краю двуспальной кровати, поставленной ровно посередине уютного, комфортного помещения. – Вокруг стоит невероятная тишина, на улице не слышно ни одного стороннего звука, даже собаки, странное дело, сегодня не лают – а ты вдруг взяла и чего-то нежданно-негаданно испугалась? Пойдем, я провожу тебя в детскую – обещаю! – проверю, всё ли вблизи нормально, и помогу тебе забыться крепкими, сладкими снами, и беззаботными, и в той же мере спокойными.

Страсть как не хотелось возвращаться в темную комнату, почему-то внезапно ставшую страшной, и оставаться одной, но, делать нечего (со взрослыми не поспоришь!), пришлось безропотно подчиниться. Требовательный лесничий поднялся, выпрямился во весь исполинский, могучий рост и, взяв дочурку за маленькую ладошку и непроизвольно играя развитой мускулатурой, направился из спального помещения прочь, предусмотрительно намереваясь оставить спящую супругу в безмятежности и спокойствии, другими словами, в мирном, ничем не обеспокоенном, одиночестве.