– Правда, сэр, – чувствуя перед подчиненным личным составом большую неловкость, молодой повеса опустил напуганные глаза, закономерно стыдясь незавидного, трусливого положения и не представляя, что остальные члены матроской команды напуганы нисколько не меньше.

– Понятно, джентльмены? – обратился главарь к сопровождавшим членам пиратского братства, неприятно ощерившись и выставляя на показ два чудовищных, практически полусгнивших, клыка. – Мы с вами страшные!

– Га-га-га, – было ему отвечено дружным, многоголосым гоготом, подхваченным почти сотней разбойничьих глоток.

– Тогда сотвори что-нибудь с той удивительной штучкой, – так же внезапно, как вроде бы показал довольство, сделался Уойн невероятно озлобленным, – чтобы она снова показала мне несговорчивого родителя – вдруг захотелось передать ему ряд интересных условий… Глядите, ребятушки, – необычайно ласково обратился он к преданным спутникам, повысив голос почти до громогласного крика, – как можно не гоняясь за кораблями, через расстояние передавать властям наболевшие, выстраданные нами, проблемы! Давай уже действуй, – переключился пират на современного офицера, понизив голос до зловещего полушепота, – не видишь, моя команда полна ожиданий и скорой, и обильной наживы?

– Я пробую, но у меня ничего не выходит, – больше обычного затрясся легкомысленный отпрыск, – абонент недоступен, а это означает одно их двух: либо мы вышли из зоны покрытия сигналом, либо мой отец, попросту говоря, нас «игнорит» умышленно.

Полностью оправдывая жуткое прозвище, Бешеный Фрэнк сдвинул к переносице дугообразные брови, выпятил вперед темно-синие губы и, злобно заводив желваками, придал и без того отвратительной физиономии выражение, способное повергнуть в сверхъестественный трепет не только какого-то «папенькиного сыночка», но и любого отважного человека, прошедшего в насыщенной жизни ни через одно тяжелое испытание; он хотел что-то злобно выкрикнуть, но не успел, так как неожиданно вернулись двое посыльных, посланных в механический отдел корабля и посчитавших, что добытые ими серьёзные сведения намного важнее того обстоятельства, каким озадачился их разгневанный предводитель.

– Капитан… сэр, – провозгласил за обоих Скупой, приняв выражение в чем-то виноватое, а где-то, напротив, чутка нагловатое, – тот человек, который заставляет «посудину» двигаться, заперся у себя в отсеке и никого не пускает. Не сомневайтесь, мы отчаянно пробовали пробиться; но дверь у него настолько прочная, что, уверен, выдержит даже залп средней пушки; да и… нам еще кажется – он там скрывается не один.

– У, дьявол меня разбери! – наполнив голос ужасавшими интонациями, зло зарычал разбойничий капитан, поднимая вверх саблю, словно бы собираясь отправить команду, заскучавшую в непринуждённом безделье, на незапланированный, но отчаянный приступ. – Да кем они себя возомнили, бессмертными что ли?! Десять человек за мной, – сурово приказывал он в дальнейший момент, сам в тот же миг устремляясь к металлической двери, ведущей во внутреннюю часть военного корабля, – остальные остаются стеречь захваченных пленников!.. И смотрите за ними внимательнее: они явно способны на какие-нибудь нежданные провокации и – протащить меня под килем, если я окажусь неправ! – внезапные хитрости.

Забрав с собой двух незадачливых курьеров, неудачливых и вернувшихся с неприятными новостями, а до полной «кучи» еще восьмерых отпетых головорезов, вооруженных, как и положено, абордажными саблями и однозарядными пистолетами, Уойн, помахивая остроконечным клинком, устремился на нижние палубы, чтобы самолично призвать наглецов, посмевших ему противиться, к безжалостному, прямому ответу. Наивный! Он думал, что, как и обычно, сможет напугать кого-то одним лишь грозным, невероятно убедительным, видом; однако в сложившейся ситуации оказалось не все так просто, как ему бы хотелось, и отчаянного пирата остановила прочная, железная дверь, в действительности способная выдержать воздействие более мощное, нежели необузданный нрав разгневанного, лихого разбойника. Главарь свободного братства хотя и оправдывал буйное прозвище, яростно брызгая на окружающих «пахнущими» слюнями, но, оказавшись перед стальной преградой, все-таки понял, что в создавшемся положение крепкое укрепление, как ни старайся, в конце концов так и останется ему не по силам. Меж тем он не собирался, не испробовав все возможности, отказываться от намеченных планов; говоря иначе, он приблизил свирепую рожу, вонявшую «колониальными нечистотами», почти вплотную к пуленепробиваемому иллюминатору и гневным голосом прорычал:

– Открывайте, прокля́тые «выродки»! Это говорю вам – я!!! – Бешеный Фрэнк! Клянусь! Если вы мне сейчас подчинитесь, то впоследствии я не буду наказывать вас слишком уж строго! Ну!.. Так что? Мы договорились?!

– Идешь ты в задницу, «сраный ушлёпок»! – прозвучала из-за двери всецело понятная фраза, произнесенная голосом человека, давно достигшего среднего возраста и повидавшего в долговременной жизни «всякого».

Говоря о несговорчивом члене команды, стоит отметить, что Теодор Нельсон отслужил на американском военном флоте больше тридцати пяти лет, а достигнув пятидесятичетырехлетнего возраста и официально выйдя на пенсию, продолжил плавать в качестве почётного механика и был приписан к самому новейшему судну, изготовленному под тип тримарана, сохраняя там статус гражданского вольнонаёмного. Можно не сомневаться, человек тот являлся отличнейшим профессионалом корабельного дела – и вот именно за столь весомые качества его и продолжало ценить вышестоящее руководство, и без особых препирательств предоставило опытному мореплавателю привычную должность, направив на сверхсекретную, современную технику. Останавливаясь на его характере, особое внимание следует обратить на то немаловажное обстоятельство, что он являлся мужчиной отважным, практически не ведавшим страха и готовым к любым непредвиденным испытаниям; словом, в любой ситуации он смог бы с честью и до конца исполнить патриотический долг. Внешностью он виделся самой обыкновенной, по-простому сказать, заурядной, ничем не выделявшейся среди остальных; сверх прочего, можно выделить серые глаза, блестящие непомерной отвагой, волевой подбородок, выпирающий легонько наружу, худощавую, но жилистую фигуру, невысокий рост, небритые щеки и неизменную кепку-бейсболку, всегда одетую на круглую голову и скрывающую седые, волнистые волосы. Ответственный сотрудник американского флота (а, без сомнения, он как раз таковым и являлся!) отлично помнил инструкцию, в связи с чем, услышав на верхней палубе звуки ожесточенного боя, предпринял манёвр, предписываемый в критических случаях: он заперся изнутри, а продолжая оставлять корабль на полном ходу, погнал его в сторону ближайшего порта, сам того не зная (в силу озвученных ранее обстоятельств), двигаясь к восточному, североамериканскому побережью.

Отчаянный пират продолжал свирепствовать, и где-то ругательствами, а где-то и убеждениями он пытался вызволить дерзкого повстанца наружу; но и он минут через двадцать полностью безуспешных попыток, не увенчавшихся даже маломальским успехом (видимо, устал громыхать громогласным басом?), вроде бы как успокоился и уравновешенным голосом обратился к сопровождавшим членам пиратского братства:

– Бродяга, сходите со Скупым побыстрее наверх и приведите мне того мальчишку, с которым я разговаривал, когда вы недавно пришли. Посмотрим, может быть, хотя бы он сможет убедить закоренелого «выродка» открыть нам поганые двери, чтобы впоследствии оказаться внутри и чтобы самим наконец понять, каким же образом непонятная «посудина» двигается?

Произнося окончание недолгого монолога и заканчивая его вопросительной интонацией, свирепый бандит не отменял более раннего приказания, а напротив, словами «Ну, быстро!» заставил послушных подручных заспешить на верхнюю палубу. Вернулись они через десять минут, когда капитан невольно начинал утрачивать душевное равновесие; нерасторопные посланники ненавязчиво подталкивали перед собой полураздетого «папенькиного сыночка», так и продолжавшего оставаться не прикрытым до пояса.

– Вы чего так долго? – прорычал старый морской разбойник, выказывая нерадивым посыльным, как ему казалось, всецело справедливое недовольство.

– Простите, сэр, – более пожилой пират виновато поежился, но в то же самое время не утратил присутствия духа, а рапортовался, лишь слегка допуская дрожащие интонации: – Его «помочиться» приспичило – вот мы, собственно, и посчитали естественное желание оправданным и разрешили ему по дороге оправиться – не нюхать же его вонь по дороге?

– Ладно, шут с вами, – согласился грозный главарь с вроде бы вольностью, с другой стороны, полноправной предусмотрительностью (что не говори, в сущности, человеком он был хотя и жестоким, но вполне справедливым), – тащите его сюда!

Последнее утверждение относилось по большей части к самому лейтенанту Липкену, потому как, для того чтобы преодолеть расстояние, отделяющее его от двери, молодому человеку необходимо было преодолеть всего лишь пару шагов – он послушно их той же секундой и сделал, едва только поступило распоряжение грозного и страшного капитана.

– Давай, – согласился старик, говоря уже более дружелюбным голосом; он явно начинал испытывать к необузданному повесе если и не симпатию, то вынужденную необходимость в его непременном присутствии, – поговори со своим человеком и убеди его запустить меня внутрь. Клянусь! Ежели он будет благоразумен, я ему пока ничего не сделаю – до первого серьезного нарушения, как и везде.

Кивнув, чтобы было понятно, что он всё отчётливо понял, Джеймс приблизил голову к смотровому иллюминатору, дабы его было видно, и громко, командным голосом, крикнул:

– Мистер Нельсон, с Вами говорит помощник капитана Липкен. Довожу до Вашего сведения, что командер Вильямс погиб, а значит, я исполняю на судне обязанность старшего, в связи с чем приказываю Вам, Теодор, немедленно разблокировать дверь и впустить меня внутрь – Вашей жизни в настоящем случае ничего угрожать не будет.

– Извините, сэр… со всем уважением, – приблизился механик к пуленепробиваемому стеклу с другой стороны, на миг отобразившись на мужественном лице печатью сомнения; но тут же, отогнав ее прочь, обрел привычное выражение непоколебимой уверенности: – Вы же сами знаете правила: «новое, секретное, судно ни в коем случае не должно попасть в руки ни к какому врагу». Уверен, ваш отец, адмирал Липкен, меня полностью в столь сложном вопросе поддержит.

– А как же корабельный устав? – продолжал молодой человек настаивать, не столько переживая за личную безопасность (он понял, что с современными знаниями и влиятельными возможностями отпетым разбойникам пока выгоден), сколько упиваясь враз приобретенной неограниченной властью. – Что он предписывает делать и в подобных, и похожих им случаях? Вспомни: «…при возникновении экстренной ситуации вся ответственность за принятие последующих решений ложится целиком на капитана либо лицо, его замещающее; команде же следует неукоснительно исполнять его приказания, какими бы необдуманными они не казались…». Так что, Нельсон, ты мне ответишь: согласен ты действовать соответственно существующим правилам или позволишь со следующей минуты считать тебя военным преступником?

– Еще раз простите, сэр, – отвечал пожилой мужчина настолько решительно, насколько не ни секундой сомневался в исключительной правоте принятого решения, – но, если вы помните, я сотрудник вольнонаемный, а значит, не могу нести ответственность по военному положению; следовательно, я останусь при сложившемся мнении. Разубедить же меня?.. Хм, если кто и сможет, то единственный человек на всем белом свете – главнокомандующий американскими военно-морскими силами.

– Нельсон, ты с ума, что ли, сошел?! – теряя терпение, прикрикнул на него молодой лейтенант, как оказалось, не отличавшийся моральными устоями и патриотическими приверженностями. – Немедленно открывай! Я тебе просто приказываю так сейчас поступить, а иначе я лично буду судить тебя по законам военного времени и расстреляю без трибунала и следствия.

– Ваше право, сэр, – неприветливо усмехнулся отважный механик, в силу давно укоренившихся устоев, а заодно и почтенного возраста не потерявший присутствия духа, – только сначала дверцу эту откройте… Вы, конечно, можете ее подорвать, – на ходу уловив вероломную мысль необузданного повесы, выразил сомнение опытный мореплаватель, – но, пожалуйста, не забывайте, что здесь поблизости тьма-тьмущая дизельного топлива, в том числе и сжиженного природного газа; их же воспламенение ни для вас лично, ни для дерзких захватчиков, ни для самого́ судна ничем хорошим не кончится.

Больше часа потребовалось, чтобы окончательно понять приверженность старого морехода существующим у него патриотичным позициям, в полной мере исключающим какие-нибудь поблажки. Удивительно, то ли пиратский капитан устал, и ему срочно потребовался непродолжительный отдых, то ли ему просто надоело заниматься бесцельной, незадачливой болтовнёй, направленной в бесполезное русло, но он вдруг выразительно плюнул в прозрачный иллюминатор и, энергично взмахнув остроконечной саблей, грубовато воскликнул:

– Всё, хватит тут попусту драгоценное время растрачивать! Пойдемте-ка лучше наверх да разберемся, как следует поступить с остальными пленными… назначить тебя разве над ними главным? – кивнул он на моложавого лейтенанта. – Хотя, нет, думаю, особого толку не будет – видел я, как они тебе подчиняются, ха! – сделал пират абсолютно логичное замечание, имея в виду непреклонного Нельсона. – Ты лучше вот что скажи: через какое время мы с выбранной скоростью сможем достигнуть материка?

– Часов через семь, в крайнем случае восемь, – несмотря на ленивый характер, Джеймс, неся каждодневную службу, волей-неволей кое-чему научился, то есть свободно мог прикидывать примерное расстояние, – если мы, разумеется, движемся в эту сторону, а не, скажем, в обратную.

– Что это значит? – Фрэнк «зажег» глаза безжалостным гневом, предположив, что молодой человек начинает вести опасные игры.

– Ничего особенного, – заспешил лейтенант успокоить кровожадного, удало́го убийцу, сделав закономерное заключение, – просто в момент вашего нападения в капитанской рубке находился убитый Хьюго – он, соответственно, и выставил курс. Я в то тревожное мгновение был у себя в каюте и ни сном ни духом не ведаю, куда он соизволил направиться. Однако, если Вы, капитан, мне, конечно, позволите, я быстренько разберусь, и в тот же миг доложу Вам о выбранном направлении.

– Хорошо, – согласился неглупый пират, вышагивая уверенной походкой и направляясь на верхнюю палубу, где до сих пор находились и верные ему морские разбойники, и пленённые военные мореплаватели, – а ты сможешь без парусов изменить последующее движение странной «посудины»? – поинтересовался он в дальнейшую очередь.

– Запросто, – совершенно на задумываясь, ответил распутный повеса, мысленно видевший себя перешедшим на сторону зверских бандитов и получившим у них какую-нибудь значимую должность, достойную его высокородного положения, – в настоящее время с изменением корабельного курса не возникает никаких, даже маломальских, проблем – не знаю, почему о столь существенном факте не удосужился поразмыслить Нельсон? Наверное, просто уперся, глупый «баран», – пожал лейтенант плечами и предложил новоиспеченному «командиру», не выходить к остальным на палубу, а сразу проследовать к капитанскому мостику.

Право распоряжаться судьбой захваченных пленников и свободным пиратским временем было предоставлено Трампу, без особых возражений согласившему исполнять обязанность квартирмейстера и сразу же взявшему себе в помощники закадычного друга Скупого; вдвоем они, пока Липкен и Уойн придавали военному судну направление на Бермудский архипелаг (что оказалось сделать совсем нетрудно, так как, по окончании урагана, работа всех приборов восстановилась), проявили неисчерпаемое усердие и загнали военных моряков в одну служебную кладовую, запиравшуюся только снаружи, а морских разбойников распустили заниматься осмотром суперсовременного судна, доставшегося им в качестве боевого трофея, а самое главное – раздобытого огневого вооружения.

***

Время приближалось к половине первого пополудни. Адмирал Липкен стоял на капитанском мостике эсминца «Колумбус», рассекавшего волны Саргассова моря; изучая эхолокатор и дисплей спутниковой системы слежения, он не утруждался в особых раздумьях, что нужное ему военно-морское судно направляется в сторону Бермудского скопления островов и что до него остается ни много ни мало, а не более сто километров, – по представленным данным, захватчики, или террористы (как их теперь называют), двигались с уверенной скоростью и смогли покрыть добрых двести пятьдесят морских миль, то есть половину всего, необходимого им, недолгого расстояния. «Ну что ж, – размышлял про себя один из высших чинов ВМС США, задумчиво глядя на современные приборы, с помощью которых просчитать навигацию интересующего объекта не вызывало никаких особенных трудностей, – скоро мы с вами встретимся, а тогда уже и посмотрим: что у вас там за суперграндиозные планы?»

На сближение потребовалось еще минут двадцать, пока «Независимость – 2» не оказалась в конечном счёте взятой в кольцо и пока её не окружили четыре боевых миноносца, прославивших американский флот не в одной военной компании и всегда без сомнения подтверждавших мощь, быстроходность и способность к неожиданным и эффектным маневрам.

– Дайте по ним залп сразу из всех орудий, – предварительно приказав держаться на почтительном расстоянии, распоряжался Джеральдин, рукой указывая в сторону новейшего тримарана, захваченного «гнилыми пиратами», – только глядите, чтобы, не дай-то Бог, с ним чего-нибудь не случилось – а именно попаданий быть не должно, но страху нужно нагнать вселенского, какой «поганым ублюдкам» еще и не снился! Словом, кто повредит корабль – ответит мне головой!