Отзывы на книги автора «Василий Авченко»

Есть ряд книг, в том числе и премиальных, от которых ничего не ждешь. Смотришь на рейтинг книги на разных площадках, унываешь, игнорируешь негативные рецензии, чтобы с концами не отказаться от затеи ее прочитать, а потом все-таки берешь, открываешь, читаешь и удивляешься. Приятно удивляешься.

Не то документальный, не то биографический, не то философский роман Василия Авченко о советской авиации не обещал ничего интересного. Как аннотация, так и первые главы текста — эклектичные, разрозненные детали мозаики, которые по отдельности не представляют для читателя никакого интереса. Ну, рассказал вроде про семью потомственных писателей Матвеевых из Владивостока — и что дальше? к чему это, зачем? Любопытно местами, но разве об этом можно написать целую книгу? Вряд ли.

Затем читаешь о знаменитом советском прозаике Александре Фадееве, товарище Булыге, застрелившемся в 1956 году в Переделкине. Это уже поинтереснее. Биография важного для страны писателя, автора «Молодой гвардии» и «Разгрома», еще одного жителя Владивостока. История его любви, боли, переживаний, творческого роста и падения. Так, хорошо, про это уже можно и почитать, да и общий знаменатель какой-то вырисовывается — Владивосток.

Потом вдруг перелистываешь страницу и на тебя уже вываливается увесистая и суховатая часть о развитии советской авиации, включающая главу «Красное небо» — небольшую каталогизированную поэму (название «технологическая поэма» дано самим автором), разворачивающую перед читателем полный список советских самолетов в том числе и не дошедших до производства.

Так, про создание советской авиации прочитал, но впереди еще целая половина книги — что же там? А там история Корейской войны, в которой Советский Союз тайно участвовал на стороне Северной Кореи. Там-то вся мощь отечественного авиапрома и вышла наружу, правда, неофициально, но сейчас об этом все уже знают (да и в 50-е годы американцы прекрасно понимали, что корейцы с китайцами на наших «мигах» так летать не умеют).

Что ж, большая часть книги позади, все было очень интересно, за исключением нескольких десятков технических страниц, но главный вопрос все еще актуален: к чему это все? Василий Олегович, вы же вроде про советского истребителя и писателя Льва Колесникова хотели рассказать, а про него тут всего ничего. Обманули, получается?

Нет. Просто читать надо до конца.

Для своей истории Авченко выбрал интересную стратегию повествования, рассчитанную не на читателя, а на идею. В первой части книги Авченко лишь пару раз упоминает Колесникова, условного протагониста «Красного неба» (условней не бывает). Историю его жизни автор рассказывает через фоновые события, некоторые из которых только косвенно связаны с судьбой советского истребителя. Тот же Фадеев долгие годы был тайно влюблен в мать Льва, которая, в свою очередь, родила сына от одного из Матвеевых — героев первой части повествования. И вот из таких мелких, но значительных деталей и складывается общий пазл жизни советского истребителя. Сам же Колесников присутствует в нем опосредованно. Знаете, как если бы мы по фрескам в храме пытались узнать о жизни одного из апостолов: здесь он стоит рядом с Христом, тут уже где-то позади, а там его и вовсе нет на сцене, хотя за ней, мы знаем, он точно есть.

Да и назвать «Красное небо» биографическим романом было бы ошибкой. Это книга о времени и эпохе, вечном повторении, радиальном движении наших судеб. Авченко в конце книги и не пытается скрыть, что буквально тащится от наблюдения за всеми хитросплетениями жизни и рассказывает о документальных событиях в манере Митчелла, написавшего «Облачный атлас». Но раскрывается замысел автора только в конце романа, когда мы читаем послесловие, закрываем книгу, замираем и смотрим на полотно Авченко еще раз, приобретая понимание того, что мы только что увидели.

В набоковском «Даре» есть глава с биографическим романом Годунова-Чердынцева о Чернышевском. «Красное небо» — нечто похожее. Биография без личности, история о типажах, эпохе, общем, а не частном. Авченко начинает с малого, с семьи, одной ячейки общества. От нее он протягивает нить к более крупному — истории советской авиации, а после — войне, которая приводит нас к полету в космос. От мала до велика — так функционирует наша планета.

Не обошлось в «Красном небе» и без политики. Один из стержней истории — соперничество СССР и всего остального мира. Признаюсь, было приятно читать про советских асов, про их военные подвиги и душевную простоту. Но Авченко писал не для того, чтобы пробудить в душе патриотический дух, его книга о большем. Политические качели в «Красном небе» заканчиваются на единственно верной ноте — стыковке кораблей «Мир» и «Шаттл», на поездке Базза Олдрина, второго человека, ступившего на луну, и пилота, сбивавшего наши самолеты в Корее, в Москву. История Авченко заканчивается на мире.

«Красное небо» при всей своей милитаристской наполненности — крайне гуманистический роман. Он призывает взглянуть на картину бытия шире, несет в себе истинно христианскую мысль и учит любить без оглядки на прошлое, политику и языковой барьер. Строить, но не ради уничтожения себе подобных, а ради покорения внеземных пространств, ради всеобщего развития.

Неожиданно встретить в продаже книгу в таком редком сегодня жанре, как очерки. Не могла пройти мимо "Кристалла", так как очерки Авченко написаны о моем родном Дальнем Востоке и в частности о Владивостоке, куда меня неизменно тянет каждый год.

Не припомню, чтобы я раньше читала очерки. Популярный нон-фикшн - да, автобиографии - да, но не очерки. Мне казалось, что может быть скучнее, чем размышления человека (к тому же мне абсолютно не известного) на какие-то отвлеченные темы. Оказалось, это безумно интересно. От книги я в полном восторге, хотя и не все очерки понравились мне одинаково сильно.

Книга состоит из двух частей. Первая часть - это очерки о воде, а точнее о Японском море, Тихом океане, об Амуре и морских и речных обитателях, а также о главном обитателе побережий - человеке. Я чуть слюной не подавилась, когда читала очерк о рыбах, мне пришлось в срочном порядке откладывать книгу и бежать на кухню готовить камбалу, чтобы не умереть от "хуни́" (нанайское слово, обозначающее "болезнь", которой заболевает человек, если очень сильно хочет что-то съесть, но не получает этого). Интересно, что автор не рассказывает о рыбах (и камнях) как в научно-популярной литературе, он выражает свое отношение к предмету, свою горючую любовь, и при этом делает это с юмором и редкой наблюдательностью. Приведу пару примеров, чтобы было понятно в каком стиле пишет автор:

"И первой я назову мою любимую камбалу - плоскую, как айпад, с вечной невеселой ухмылкой перекошенного рта и скептическим взглядом мутноватых, как с похмелья, меланхоличных глаз".

"Мы пришли сюда и освоили эту землю. Одновременно эта земля освоила нас. Мы ее русифицировали - она нас тихоокеанизировала".

"Схема запутанного токийского метро похожа на человеческий мозг в разрезе: не очень понятно, что к чему, но все работает".

Вторая часть - о камнях. Как и в первой части, разговор пойдет не только о камнях, о золоте и его добыче, о геологии и горняках, но и наших дальневосточных территориях, о тайге и людях. Тема воды мне несомненно ближе (настолько ближе, что даже диплом в университете я писала о беспозвоночных побережья Японского моря), чем камни, но я с интересом читала очерки о камнях, хотя мне было конечно гораздо сложнее воспринимать информацию, так как забубеные называния мне ни о чем не говорят, и, следовательно, я не могу себе представить, о чем говорит автор, в то время как, например, рыб и моллюсков я знаю "в лицо".

Но, слава богу, речь пошла не только о камнях и рыбах. Автор приводит много цитат и упоминаний о писателях, которые жили, путешествовали, исследовали и писали о дальневосточной земле. Арсеньев, Федосеев, Куваев, Фадеев, Пржевальский, Пришвин, Обручев, Чехов, Ферсман, Шаламов, Рытхэу, Моуэт - и это далеко не полный список писателей, в той или иной мере упомянутых Авченко в разных очерках.

Книга будет интересна не только дальневосточникам, так как очерки Авченко действительно очень очень хороши. Это замечательный пример, что очерк как жанр не умер. Очень рекомендую ознакомиться с книгой. Но если вы дальневосточник, мне кажется, эта книга просто обязательна для прочтения. К счастью она пока ещё есть в продаже.

Как я ждала эту книгу! "Иероглиф пространства" - сборник очерков о Дальнем Востоке от уже полюбившегося мне Василия Авченко - писателя из Владивостока, который покорил меня своим "Кристаллом в прозрачной оправе". Не дождавшись скидок на бумажное издание, я решила слушать аудиоверсию, но все равно книгу я себе обязательно куплю, хотя и не все в ней мне понравилось.

Как и "Кристалл в прозрачной оправе", "Иероглиф пространства" состоит из нескольких разделов, объединяющих очерки по разным темам. "Архипелаг Джетлаг" - о географии, истории освоения и местных особенностях различных регионов и городов ДВ, "Акватория: человеки и пароходы" - истории кораблей и людей, которые на них плавали, "Небо: люди с крыльями" - истории о летчиках, "Редкие земли: сокровенное" - о богатствах региона. Шестой раздел "Слова" - о героях, происхождении слов и песен, о кинематографе. А вот пятый раздел я бы выделила особенно. Из-за него мое чтение книги растянулось на несколько месяцев - "Огонь на сопках Манчжурии" - о военных действиях. Я окончательно поняла, что вообще не воспринимаю никакую информацию с военными действиями, особенно если это такие подробные описания. Как бы мне ни было это интересна тема - не могу - в одно ухо влетает, в другое вылетает. Причем ни в аудио, ни в печатной версии - для меня это набор слов, никак не связанных между собой. В книге этот раздел целых сто пятьдесят страниц. Я вымучила наверное пятидесят, и решила бросить это издевательство над собой и пропустила оставшиеся главы. В общем, даже Авченко не смог написать о военных действиях так, чтобы было интересно. Мне хотелось сказать: стоп! Хватит! Давай своими словами и покороче, я все равно не запомню всех этих людей, все равно какими там орудиями они отстреливались. Расскажи мне интересную историю! Но история не получилась. Получилось муторное перечисление фактов. А ещё я ждала историю о Тряпицыне и сожжении Николаевска - но почему-то эта история упомнута вскользь, при том что например описано очень много военных действий на территории Китая (которые лично мне совершенно не интересны, хочу про наш Дальний Восток, а не про китайский!) Вообще у Авченко центр тяжести Дальнего Востока очень сильно сдвинут на юг. Иероглиф пространства у него владивостокоцентричен. Конечно есть главы и о Камчатке, о Сахалине, о других регионах, но их очень мало. Точнее это даже не главы, а несколько абзацев в разных очерках. Да, они есть, так например, приятно было почитать о Комсомольке несколько предложений. Но этого так мало. Как мне показалось, автор отдал должное другим регионам несколько формально, и сосредоточился на том, что его действительно интересует. Я не говорю, что это плохо. Просто это не то, чего я ожидала. Хотя, многие очерки очень очень хорошиие, перечитала бы не один раз.

Есть ещё один момент, который меня напряг. В "Иероглифе пространства" появился небольшой снобизм по отношению к центральной части России. В "Кристалле" он тоже был, но там было и больше юмора, поэтому снобизм не так бил по глазам и по ушам. Мы особенные, мы особенные. Нет. Мы просто другие - расскажи почему? За кучами историй и деталей, этот ответ потерялся. Не хватило глубины, душевности, простоты и ...юмора. Юмор был, но очень мало. Знаю, Авченко может лучше.

В общем, к прочтению конечно рекомендую. Особенно, если вы дальневосточник - по географии или по жизни. Автор все равно молодец, он первый и наверное пока единственный, кто попробовал создать новую летопись Дальневосточного региона, пусть и не все получилось идеально. Но и это уже большое достижение.

Автор все время кому-то противопоставляет свое мнение, сталкивает трактовки пословиц, смысл употребления понятий, названий. Читать не комфортно, как в любви к природе, обниматься с ёлкой. Вроде природа, запах свежести, а что-то мешает, лишнее выпирает. Житель приморья сталкивается с жителем суши, Восток с Западом, Море с реками и озерами. И всё ему не так, неправильно, иногда ностальгирует. Чаще смотрит в сторону Азии, но чувствуется, что Россию в своей целостности, не очень хочет понимать, хотя и пытается. Пытается прочувствовать, больше через слова, пробуя их на вкус, на ощущения. Получается в большей степени отсебятина вперемешку с разнообразной информацией. И всё это валится и нагромождается в голову читателя. Пример рассуждений автора на тему граната:

«Интересно название «гранат»: камень назвали в честь фрукта – из-за сходства зёрен последнего с кристаллами первого (granatus – по-латыни «зернистый»). Зёрна кровавого фрукта действительно напоминают кристаллики пиропа, названного в честь огня, или альмандина (звучит как имя испанского идальго) – красных гранатов. Отсюда же – боевая граната с её взрывчатыми зёрнами-осколками.»

По моим ощущениям в книге нарушена гармония между событийной наполненностью и объемом неупорядоченной информации. Плохо прослеживается сюжет, который поддерживал бы интерес к чтению. Спасти книгу можно было, разбив её на более короткие очерки, каждый из которых со своим смыслом. А так, главы сильно объемны и затянуты. Если делать перерывы в чтении, читать частями то воспринимается легче.

Сама идея книги мне понравилась. Описание рыб, с позиции обычного жителя приморья, оставляет след в душе. По-другому начинаешь воспринимать рыбу в тех же магазинах. Хорошо передается любовь автора к рыбе, водной соленой стихии, минералам и камням.
Книга воспринимается как передача знания о природе, от наших отцов, современному поколению. Отец у автора был геологом и рыбаком.

Любовь к Родине начинается с любви к тому месту, где ты живешь. И книга передает эти чувства. Но мне показалось, что мощь и размеры Океана, несколько притупили чувства автора к тонкости восприятия территориальной природы. Ощущалась нехватка настоящей любви к природе, миру, людям. Без территориальных градаций, без противопоставлений и отрицаний, которые, по моему мнению, вносят яд разделённости, соперничества, зависти или превосходства. В детстве перечитал в библиотеке все книги Федосеева, Арсеньева, Джека Лондона, читал много книг о природе и животных. Главным в описании природы считаю её самоценность, сама по себе, без сравнения её характеристик с другими, без классификации и выделения ценностей для человека. Интереснее понять природу как она есть.

Как показалось, ершистость языка автора, в некоторых случаях происходит от отдаленности территорий Дальнего Востока, забытости властями, возможности сравнить с жизнью ближайших стран, разрушений страны в 90-е года. Своим текстом автор косвенно призывает к пересмотру нашего отношения к природе, жизни, к словам, которые мы произносим автоматически, не задумываясь.

Примеры противопоставлений, которых в книге большое количество, как непрекращающийся спор автора с невидимым оппонентом. Автор постоянно, описывая какое-либо качество, противопоставляет его другому и это напрягает, так как внутренний конфликт автора передается читателю.

Мы ездим «отдыхать» из холодов в тепло, не умея ценить доставшегося нам сокровища – холодных вод и мёрзлых, но правильных территорий…
Кто малодушно убегает от русской зимы в Таиланды и Филиппины, чтобы там тюленеподобно, студенисто лежать на пляже, тот не понимает и не ценит самой России, даже если не признается в этом и самому себе.
*
В Японии я впервые понял, что мне нравятся азиатские лица. От европейцев, мелькающих на токийских улицах, хотелось отвернуться, бросив по-японски: «Понаехари!».
*
Дальний Восток – название привычное и гордое (Восток – там, где солнце восходит, Запад – там, где оно падает-западает, отсюда же «западня»). Я не собираюсь отказываться от почётного звания дальневосточника, но сам термин «Дальний Восток» неточен и полупренебрежителен.
*
Приморский край – термин тоже неидеальный: приморских территорий в России много, от Калининграда до Анадыря….
Мы не просто приморцы, это слишком общо, мы – япономорцы. Среднерусские пейзажи близки мне культурно, но страшно далеки географически. Японские и корейские ландшафты мне родные…
*
Старые русские – народ речной. Новые русские – народ полуморской, оморячившийся. В конце концов, это наши подлодки встали на дежурство по всему Мировому океану, не довольствуясь тесными домашними морями, и это наши флотилии били китов у берегов Антарктиды.
*
Морские рыбы покорили континенты, как китайские товары – Европу и Америку. Мы начнём наступление на Москву с залповых атак корюшкой. Западным людям нечем будет парировать эти атаки. (Сами они называют себя «жителями центральной России», хотя подлинная центральная ось страны проходит не по Уралу, а по руслу Енисея…

Не осуждай сибиряка, что он угрюм и носит нож.
Ведь он на русского похож, как барс похож на барсука.
Леонид Мартынов

В поговорке "Дальше Сибири не сошлют" одновременно ужас  простого русского человека перед изначальной враждебностью сурового края,  но и фатализм - живут же и там. Живут, и хорошо, крепко - в соломенном домишке не вышло бы. Для жителей европейской России сибиряки немного пришельцы с планеты, где сила тяжести больше земной. Тамошние люди крепче держатся за землю, тверже стоят на ногах. Там просторы, немыслимой красоты природа, богатство недр. Там долгая зима с лютыми морозами и короткое жаркое лето. Охота и рыбалка, грибы и ягоды. Там "- Приезжайте к нам на Колыму. - Нет, уж лучше вы к нам" и "Если ты полюбишь Север, не разлюбишь никогда".

Этот сборник, составленный Сергеем Шаргуновым и Романом Сенчиным включает рассказы восемнадцати авторов, жизнь которых так или иначе связана с Сибирью: кто-то родился там, кто-то переехал из других мест, кому-то довелось работать или жить некоторое время. Три раздела книги: Вспоминая, Открывая, Погружаясь - три способа восприятия и взаимодействия.

В первой части "Вспоминая" рассказы о сибирском детстве актрис Алены Бабенко и Татьяны Лазаревой, такие, наполненные светом родительской любви, с прекрасным ощущением защищенности. уверенности, покоя. У драматурга и режиссера Ивана Вырыпаева, которого страсть как люблю за "Эйфорию", Андрея Филимонова ("Рецепты сотворения мира" ) и Романа Сенчина - такие брутальные ноты в описании лихих девяностых. И чудесная история первой любви от Ярославы Пулинович.  

"Открывая", вторая часть плавно продолжает затронутую Сенчиным тему Тувы, Наталия Клевалина рассказывает о своем опыте обучения у шамана и описанным чудесам веришь совершенно, это тебе не "Битва экстрасенсов". Грустно-отчаянные "Звезды над Телецким" Ирины Богатыревой (ее прекрасная "Белая Согра" открытие моей весны 2021).  Илья Кочергин и Олег Ермаков со своими эссе - именины сердца для этнографа, масса бытовых подробностей, интересные яркие люди. Василий Авченко, чье имя ассоциируется главным образом с Дальним Востоком здесь пишет об Александре Вампилове, а Андрей Рубанов о протопопе Аввакуме ("Ино, еще побредем"), которого с детства большой поклонник. Хорошо расскажет.

Третья часть "Погружаясь", в самом деле, опыт глубокого погружения. Забавные, несколько гротескные сибирские байки  Сергея Шаргунова И Евгения Попова,  необычная лексика Михаила Тарковского напомнит сказы Бориса Шергина и Степана Писахова. Единственный художественный рассказ сборника от Дмитрия Захарова ("Средняя Эдда", "Кластер") - бр-р, жуткий. Удивительные, прекрасные старухи Андрея Антипина и Вассилины Орловой - читаешь едва не со слезами.

Прекрасная книга. Побольше бы таких о России.

"Стою я на каком-то гребне. То ли действительно напишу „Моби Дик“, то ли просто грамотно, технически сделанную макулатуру».
О. Куваев

Об этой книге еще в начале года с большим уважением говорила Галина Юзефович. Тогда не собралась прочесть, главным образом потому, что имя Олега Куваева не вызывало даже тех отрицательных эмоций, какие были связаны с Веничкой Ерофеевым - вообще ни о чем мне не говорило: книг его не читала, первого фильма по "Территории" не видела, сериалов не смотрю. Сегодня плод совместных биографических изысканий Василия Авченко и Алексея Коровашко в шорте Большой Книги, пришло время познакомиться.

Кстати об эпиграфе. Думаю, это вопрос, которым задается всякий, кто собирается поднять мощный пласт неизвестных широкой публике знаний, не в меньшей мере и авторы "Олега Куваева: повести о нерегламентированном человеке". "Моби Дика", может, и не вышло, это место в моей ЖЗЛ-табели о рангах за книгой Льва Данилкина о Ленине, но совершенно точно не грамотно технически сделанная макулатура.

Отличная получилась книга, золотое сечение на стыке биографии и литературоведения с гармоничным и всегда уместным включением исторических, географических, геологических и геофизических сведений. Вдумчивая, серьезная, далекая от амикошонства и не перегруженная чрезмерным академизмом. Какую с интересом может прочесть и человек не знакомый с творчеством Олега Куваеваа. Как я. Не читала и не знаю, наберусь ли когда смелости.

Русский север и золотодобычу воспринимаю болезненно на уровне родовой памяти, мой прадед работал на прииске в Якутии, был репрессирован. Любая попытка обратиться к сочетанию этих тем вызывает отторжение, психологический аналог пенопластом по школьной доске. Занятно, что старательская романтика Джека Лондона с подобными эмоциями не связана. Может еще потому, что там это было результатом собственного выбора, не несло печати принуждения, которым пронизана советская история освоения северных недр.

Сравнение героя "Повести..." с Джеком Лондоном, кстати, стало своего рода общим местом. Оба были привлекательными атлетами с бродяжьей душой и ярким самобытным талантом, писали основываясь на собственном опыте, рано познали литературную известность, имели проблемы с алкоголем, предметом изображения сделали Север и золотодобычу, умерли сорокалетними.

Впрочем, с неменьшим на то основанием можно провести параллели от фигуры Олега Лекманова к Александру Вампилову. что с блеском проделано в книге. Филологическая часть "Повести..." чистый восторг книголюба, вдумчивый и серьезный анализ куваевской прозы, с референциями к неочевидным авторам и произведениям, оказавшим влияние на автора "Территории". То же можно сказать и об исторической, географической, социологической, в которые вписана биография.

Для меня стало неожиданным открытием, родом культурного шока, понимание, что освоение русского Севера, начиная со времен Ермака, осуществлялось, по сути, бродягами. То есть, людьми, в ком оседлые наклонности были так малы, а тяга к анархии столь велика, что они пускались в авантюру с заведомо тяжелыми условиями, неопределенностью, существованием в грязи, скученности, дискомфорте, к болезням и смерти на чужбине, ради сомнительной перспективы разбогатеть. Понимаете, всего-то и нужно было включить мозги, но влияние хрестоматийной картинки со стерильно чистыми стругами, на которых мужественные красавцы кажут точеные профили диким берегам, коим несут свет цивилизации - такая у них историческая миссия - этот стереотип напрочь отключал критическое осмысление.

Или вот еще социально-исторический феномен бичей, которым в значительной мере посвящен второй роман Куваева "Правила бегства", и кого, на самом деле, уже мое поколение приравнивало к бомжам, в то время, как в сути явление диаметрально противоположное. Бомж (аббревиатура для "без определенного места жительства") - городской житель, пребывающий в этом статусе по многим причинам, но чаще всего в результате собственных роковых ошибок. В то время как бич ("бывший интеллигентный человек") - изначально тот, кого система сломала через колено. Человек, имевший специальность, переживший арест с последующим ущемлением в правах, умеющий не только выживать, но и хорошо работать в экстремально тяжелых условиях, но не имеющий возможности возвратиться к прежней жизни. Куваев, а за ним соавторы, говорят, что история освоения северных недр в XX веке вся на плечах бичей.

"Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке" замечательный образец биографической прозы, которая много больше истории жизни и творчества одного человека. И возвращение читателям незаслуженно забытого имени. Отличная книга.

Дальний Восток — раскалённый докрасна, шипящий в океанских водах металл, который может принять любую форму. Это земля маргинальная, мерцающая. Ещё неустоявшаяся, неотвердевшая, как старая континентальная Россия.

Он, в самом деле, немыслимо огромен - здешние районы принято измерять в Бельгиях и Португалиях. Понятие "Дальний Восток" объединяет такие диаметрально противоположные, в обыденном понимании, географические зоны, как Сахалин - вторые Сочи, солнце греет, но не очень и запорошенный рай Магадана, курильский бамбук и чукотскую тундру. Он, самим своим существованием, смещает географический центр России от Москвы в Сибирь. Расстояния огромны, климат суров, отток населения значителен, а все же он есть, русский Дальний Восток.

Книга Василия Авченко, которого помним по биографии Олега Куваева "Повесть о нерегламентированном человеке" посвящена этому удивительному неласковому краю. Как, прямо или косвенно, посвящено все, что он пишет. Не травелог и не Песнь о Родине советского образца. Скорее попытка объять необъятное, заглянуть в самую суть, найти единое и емкое , как иероглиф, понятие, которое вместило бы все значения этого места. За попытку, спасибо.

"Дальний Восток: иероглиф пространства" - книга в шести, неравных по объему и, наверняка, по значимости для автора, частях. Для меня, читательницы неюного возраста, наиболее интересными были первая "Архипелаг Джетлаг" (гениальное название, правда же?) и заключительная "Слова" Связанное с железом и мальчишескими игрушками в войну: "Акватория: человеки и пароходы", "Небо. Люди с крыльями", "Редкие земли. Сокровенное", "Огонь на сопках Маньчжурии" - оставило довольно равнодушной. Нормально, не сомневаюсь, что читателю мужчине все эти железные вещи будут много интереснее.

Сделаю краткий обзор частей. "Архипелаг Джетлаг" начало, момент, когда автор, как коробейник раскладывает перед восхищенным зрителем все богатства. Невероятно интересный и проникнутый любовью к своей земле, гордостью за ее людей историко-географический обзор. В какое время, кем и когда заселялись. Что строилось вначале, что потом. Что живет и работает, а что на сегодняшний день брошено и ветшает. Священники, бывшие летописцами и Дальневосточная Республика. И мне очень понравилось, что книга развеивает миф о грядущей китайской экспансии - они и свой-то Север пока не освоили, не заселили, им не до нашего, успокойтесь.

"Акватория: человеки и пароходы" замечательно информативный рассказ о судах, в разное время игравших значительную роль в жизни региона. Больших и малых; героях, предателях, честных трудягах. История судостроения и мореплавания, неразрывно сплетенная с судьбами людей. О словах, обретающих иные, множество иных значений при переходе с суши на море и о капитане Анне Щетининой.

"Небо. Люди с крыльями" включает рассказ об эволюции отечественного самолетостроения, историю безногого летчика Маресьева, который стал прототипом
Мересьева из "Повести о Настоящем человеке" Бориса Полевого, бывшего уроженцем Дальнего востока. О Водопьянове, основоположнике гражданской авиации в регионе. где за отсутствием разветвленных железных и автодорог, самолеты стали главным видом сообщения. О челюскинцах.

"Редкие земли. Сокровенное" о том, чем, кроме Сибири будут прирастать богатства земли русской. Колымское и алданское золото, якутские алмазы, редкоземельные металлы. Как осваивали, как проходили через золотые лихорадки, как обеспечивали геологоразведку. Эта часть во многом пересекается с книгой об Олеге Куваеве. И да, заключительная глава "С чем едят Дальний Восток" ни одну женщину не оставит равнодушной. Не потому, что любим поесть больше, чем мужчины, но оттого, что все эти гастрономические чудеса и диковины, какие в материковую Россию прибывают большей частью в консервированном виде, там плавают и пресмыкаются свежайшими. Хочется попробовать, хочется готовить.

"Огонь на сопках Маньчжурии" военная история региона: от немаленькой и непобедоносной на окраине до событий 1969 года, которые могли перерасти в большую войну с Китаем, которой, слава богу, удалось избежать, Не в последнюю очередь благодаря самоотверженности наших военных. Выиграли бой, но отдали Китаю остров или продемонстрировали соседу военную мощь, избежав войны отдачей маленького никчемного островка? Лучше без войны.

"Слова" завершающая часть о культурной дальневосточной экспансии, о параллельных потоках, шедших сюда в тридцатые, комсомольско-патриотический: режиссер Довженко, писатели Фадеев, Гайдар, Фраерман, Диковский, Сельвинский и заключенные: Домбровский, Шаламов, Нарбут. После, в семидесятые, с романтикой БАМа. развитие бардовской песни. "Капитана Врунгеля" Некрасов писал здесь, сюда Юлиан Семенов отправил на заре карьеры Штирлица. И конечно Юл Бриннер, личная гордость всех уроженцев Владивостока.

Очень интересная книга, отдельно благодарна ей за развеивание совершенно идиотского, но оттого не менее живучего расистского убеждения в малом уме и как бы корректнее - недоразвитости чукчей. На самом деле они единственный непобежденный русскими в бою народ, и да, чукчи лучшие на свете стрелки.

Сначала прочла книгу, Василий Авченко человек увлеченный и, что важнее, умеет заразить увлеченностью читателя. Хотя если бы знала, что предполагается аудиокнига, прочитанная любимым исполнителем, дождалась бы релиза. Все-таки не устояла, послушала места, которые понравились больше всего, когда читала книгу, Думаю, что найду время переслушать полностью. Спасибо Игорю Князеву за превосходное исполнение.

Человек похож на рыб и моллюсков. Он закрывает створки, как это делает мидия, ложится на дно, как камбала, или вовсе зарывается в песок, подобно спизуле.

Замечательно уютная книга от Василия Авченко. Он подарил Дальний Восток десяткам тысяч своих читателей, которые никогда туда не доберутся, а "Дерсу Узала" и нерегламентированного человека Олега Куваева - лично мне; он рассказал о Красном небе и праворульных машинах; он успел побыть Тотальным диктатором-2023. Последнее не про тоталитаризм и диктатуру: тотальность в концепции одновременного написания всеми участниками, а "диктатор" - тот, кто диктует. В прошлом году автором текста был он.

Я назвала "Кристалл в прозрачной оправе" уютной книгой потому, что при всей нежности к автору, при всем восхищении его эрудированностью и талантом, не разделяю имперскости взглядов, и порой мне трудно воспринимать его в силу этого несовпадения. С "Рассказами о воде и камнях" (дополнительный подзаголовок) все иначе. Это территория читательского счастья от начала и до конца. Книга в двух, приблизительно равных, частях: первая "Рыбы" посвящена дальневосточной водной фауне, потому что не только про рыб, но и про крабов, моллюсков, трепангов, медуз, гребешков, морских звезд и морских огурцов, и даже китов - о всякой живой твари, которая кормит человека и с ним сосуществует.

Про "кормит" не случайно. В девяностые, когда наука отца-геолога стала не нужна стране, а Дальний Восток был практически брошен на выживание, рыбалка кормила семью. Рыбак и сын рыбака, автор знает эту тему изнутри и умеет рассказать о разных рыбах, их повадках и особенностях с уважением. Что, впрочем, не исключает гастрономических подробностей, от которых слюнки текут. Что поделаешь, такие мы, люди, угнездились на верхней перекладине пищевой лестницы и наслаждаемся, пока планета с нее не стряхнула. Замечательно, что книга напрочь лишена гуманоидного шовинизма: "Они будут, - говорит Авченко, - Когда нас на Земле не останется".

"Камни" вторая часть и давняя страсть рассказчика. Влюбленный в минералы, он с детства начал составлять свои коллекции, нередко сопровождал отца в экспедициях, а значения слов "в поле", "образец" отличаются для него от общепринятых. "Люди в массе своей лишены каменного мира, как не-дайверы и не-рыбаки лишены мира водного, не-лётчики – мира небесного, не-таёжники – лесного, не-альпинисты – горного." Очень точно, и за то, что отблеск, отголоски миров, которых я лишена, приходит ко мне с его книгами, я люблю Василия Авченко. Он умеет увлечь и развлечь, и развлекая - просветить, его проза поэтична, афористична и осязаема до тактильности. Он называет себя дилетантом. что ж, это прекрасный дилетантизм.

А к выходу второго издания "Кристалла в прозрачной оправе", его бумажная и электронная версии дополнились аудиокнигой, исполнение Игоря Князева в аттестациях не нуждается.

В аннотации Олега Куваева предсказуемо величают отечественным Джеком Лондоном: действительно, тот же Север, только по другую сторону Берингова пролива, те же золотоискатели, а главное – та же романтика свершений и пути. Оба стали культовыми писателями еще при жизни. И умерли оба в 40 лет.

У книги два автора, и она четко делится на две части: жизнеописательную и филологическую. Схема стандартная: каждая глава — один этап жизни, сначала нас знакомят с фактами, потом разъясняют работы соответствующего периода, преимущественно через поиск прототипов и вдохновителей (Горький, Вампилов, Венедикт Ерофеев...). Единственное исключение — пятая глава, целиком посвященная истолкованию «Территории» (Территория — это аналог Зоны в «Пикнике на обочине»).

Биографическую часть особо удачной не назовешь, и причины понятны. Это фигуранты Серебряного века понаоставляли о себе и друг друге столько воспоминаний, что материалов для вдумчивого исследования еще на сто лет хватит. Круг знакомств Куваева совсем другой, и письменных свидетельств о нем негусто. Устных еще меньше – все-таки полвека прошло, особо некого расспросить. Вот и приходится собирать буквально по крупицам, раздувая биографию историей освоения Чукотки и описаниями методов геологоразведки. А если учесть, что все произведения Куваева автобиографичны, биографу и вовсе не позавидуешь — все уже написано до него, причем гораздо талантливее. Единственное, что не «выводится» из текстов Куваева и что я узнала из этой книги: Куваев был алкоголиком с тяжелым характером. Вот только к чему мне это знание? С натяжкой можно говорить о погружении в эпоху шестидесятых — но опять же у самого Куваева и больше, и лучше.

А вот филологическая часть – полный аллес капут:

…креационистская версия писательского генезиса, апеллирующая к моментальному сотворению «Таежного сторожа» из недр собственного таланта, оказалась принесена в жертву эволюционистской истории о медленном вызревании прозаического мастерства из пристальных наблюдений за повадками центральноазиатских горных козлов. И пусть эта история не очень соответствовала фактам, зато легко вписывалась в линейно-прогрессивные каноны советского литературоведения. Бесконфликтное взаимодействие с ними обеспечивало автобиографическому мифотворчеству Куваева необходимый оттенок достоверности.

Перевожу на всякий случай: первый опубликованный рассказ Куваева был не то чтобы очень, поэтому позднее он не признавался, что на самом деле долго и старательно работал над текстом – так, разминочный подход, не судите строго.

И дальше в книге литературоведческий анализ будет таким же глубокомысленно напыщенным и трогательно провинциальным. Впрочем, о тотальной провинциальности книги (я имею в виду не «географическую» провинцию, конечно) можно было бы догадаться сразу, по ее названию.

Спасают книгу обильные цитаты из дневников и писем Куваева. Вот где дух времени и смыслы. По-хорошему, достаточно было издать записные книжки с коротким биографическим очерком и комментариями. А все остальное и без того есть, в «Территории» и рассказах.

Я была от книги в восторге, но мне простительно: я из Владивостока. Для меня эта книга, прежде всего, о любви к родному городу, чей облик действительно в большой степени определяется праворульной культурой. На проспекте 100-летия Владивостока есть подпорная стена, которую недавно украсили барельефами в виде неофициальных символов города. Так вот, на ней среди силуэтов кафедрального собора, подводной лодки С-56, тигра, женьшеня и других есть изображение японского автомобиля (в нём узнаётся Honda Fit - очень популярная в городе малолитражка). Местные топонимы, так же как и названия известных здесь каждому школьнику японских марок, для меня звучали как музыка. Прошу прощения у жителей всех остальных регионов России за этот патриотический пафос. Не знаю, совпадают ли Ваши ощущения с моими, но по мне у нас в последнее время маловато выхода для патриотического чувства, если верить психологам, жизненно необходимого человеку. Эта книга в немалой степени удовлетворила мой патриотический голод.
Всё, о чём пишет В.А., для меня близко и узнаваемо. Описанная им история правого руля разворачивалась на моих глазах и могу свидетельствовать: книга очень правдивая. Включая и последние, нелицеприятные для московской власти главы (в чем можно убедиться, почитав форумы на тему "запрет правого руля". В этой полемике, отстаивая своё право на хороший автомобиль, народ уже сложил пословицы и поговорки, вроде: "Сердце слева - руль справа", "правильный руль" и т.п.)
А вообще, это качественная публицистика, написанная человеком с живым пером, здравым смыслом и хорошим чувством юмора. Чем-то напоминает песни Трофима из тех же 90-х ("Бьюсь, как рыба, а денег не надыбал..." "У нас кладут асфальт местами и немного, чтоб каждый оккупант на подступах застрял") - наверное тем, что автор - хороший мужик, который не без юмора написал про российскую действительность. Может быть, чуть многовато сентиментальности, когда речь заходит о машине, я бы подсократила те места, где следуют излияния в любви к ней, просто чтобы не утяжелять текст, но это мелочи. Всех, кто влюблён в свой автомобиль (не обязательно праворульный), книга, я думаю, порадует.
А еще позволит окунуться в колорит 90-х (ибо может считаться достоверной летописью этой эпохи) - кому с ностальгией, а кому с округленными глазами: надо же, было и такое в нашей истории!...