В стародавние времена на земле Московской стояло село Воскресенское. Десять дворов, деревянная церковь с погостом – вот и всё достояние сего села. Жили в нём обычные русские люди46, на коих ещё не легла тяжёлая барская рука. Их пращуры молились солнцу о благодатной погоде и богатом урожае…
С тех пор миновали столетья, – народилось иное племя. Но, как и прежде, мать-земля кормила своих сыновей и дочерей. Иногда баловала их, но чаще воспитывала в строгости, дабы помнил человек, что не он хозяин в мире этом!
Из лета в лето одной стезёю ступает оратай-пахарь. Солнышко прогревает землю, – сходит снег с полей. Тогда крестьянин запрягает лошадку в соху, – кобыла идёт по пашне, тянет рало: омешки чиркают по камешкам, оставляют на земле борозды. Пахать, боронить да сеять – нелёгок труд крестьянский! Падают зёрна во взрыхлённую землю. И тут вспомянуть подобает мудрость: коли семя не погибнет, останется одно, а погибнет, принесёт богатые всходы. Это вечный круг бытия!
Проходит время. Нивы покрываются зеленью. Возрастает на пашнях пшеница, – колосья её наливаются золотом и радуют глаз. Наступает весёлая и многотрудная страдная пора. Все сельчане в покосных рубахах выходят в поле на жатву. Под дружные взмахи косцов ложатся стебельки пшеницы наземь. Сельские бабы связывают снопы, несут на гумно, раскладывают в овине для сушки. После этого надобно еще обмолотить хлеб, ссыпать жито в амбарные закрома, а, кроме того, собрать урожай с грядок, рожь да пшеницу озимые засеять…
В студёную пору сельчане пожинают плоды своих трудов. Мужики лапти плетут, бабы пироги пекут да сорочки шьют своим домочадцам.
Так, испокон веков жили русские крестьяне, покуда не приходила за ними старуха с косой…
В Воскресенском жил мужик по имени Фёдор, Гаврилов сын. Неспроста сельчане избрали его старостой! Большое хозяйство было у Фёдора Гавриловича: две лошади, две коровы, свиноматки, овцы и домашняя птица. Сельчане поговаривали, что в доме старосты живёт достаток.
Пройдут столетия, и зажиточных соседей крестьяне из зависти нарекут кулаками, мечтая силой отнять нажитое тяжким трудом батраков… Но в те далёкие времена умным и сильным хозяевам честь воздавали и сельских старост из них на мирском сходе выбирали!
Всего в избытке было у Фёдора Гавриловича. Но не возносился он перед своими соседями, не зазнавался, не хвастал своим добром. И слова обидного от него никто вовек не слыхивал. Староста принимал на себя подати, как все, – по силе своего хозяйства. По его задумке залежные земли сельчане сообща вспахивали и засевали, с приходом страды всем миром жали хлеб и собирали в обчие закрома, а жито получали нуждающиеся. Погорельцы, бедняки, старики и вдовы, – все шли к старосте за помощью, и никому он не отказывал!
Но однажды постучалась беда в избу старосты – в лихорадке помер его старший сын. Отныне не мог потянуть Фёдор Гаврилович в одиночку пять десятин пахотной земли. Семилетний Вася, младшенький, покуда не годился для тяжёлой работы. И тогда Фёдор Гаврилович сбросил с себя непосильное бремя и раздал соседям удобренные пашни, что приносили хороший урожай.
Время шло. Василий подрастал, и настала пора молодцу привести в дом отца жену. Дородством и пригожестью мать-природа щедро награждала русских девиц, но не глянулась ни одна из них Васе.
Надо сказать, Фёдор Гаврилович долго выжидал прежде, чем решился прибегнуть к своей отцовской власти. И однажды за разговором в обеденную пору обмолвился:
– Пора тебе, сыне, остепениться. Мужику на Руси не обойтись без бабы!
Юноша тогда покраснел и в смущении отвечал:
– Батя, мне и пятнадцати годков не стукнуло.
– У Ивана Григорьевича в девках ходит дщерь Глаша, – ныне вечером пойдём её сватать! – строго по-отцовски сказал Фёдор Гаврилович.
– Батя, – взмолился юноша, – погодь чуток, дай срок – я найду себе невесту по любви.
– Мы с твоей матерью о любви не говаривали, а прожили душа в душу не один десяток лет… Довольно! Идём вечером… – гневно прикрикнул на него Фёдор Гаврилович, но опосля, подумав, добавил. – Даю тебе месяц сроку, а коли не сыщешь себе невесты, я тебе найду её!
Неделю спустя Василий пас отцовское стадо. И надо же было случиться оказии, – пропала овца… Долго бродил юноша по лесам и полям, но скотинка как сквозь землю провалилась. Он поворотил назад, однако в сумерках сбился с пути. Старые лапотки поистёрлись, онучи одырявились, ноги о камни окровенились. Шёл Василий, оставляя красные следы, и вдруг где-то совсем близко послышался вой… Сердце у него в груди забилось сильно-сильно.
– Набегут, проклятые, и погубят душу мою! – вскрикнул юноша и бросился бежать, куда глаза глядят. Ветви хлестали его по лицу, – он падал, спотыкаясь о пни да колоды. Но вот вдали замерцали огоньки. Надежда затеплилась в сердце Василия.
– Люди, – воскликнул он, – помогите!
Впереди показались крестьянские дворы и избы.
– Село аль весь47, – пробормотал юноша и бросился навстречу неизвестности. В открытом волоковом окошке светил огонёк. И тогда Василий прошмыгнул в сени, отворил дверцу в горенку и остановился в нерешительности на пороге.
В избе горела лучина, и лампадка теплилась в красном углу. На лавке за рукодельем сидела девица с тёмно-русыми власами, ниспадавшими до пояса, и венцом на голове: в руках у неё была иголка с ниткой, а на коленях – куски льняной холстины.
Девушка подняла тёмные, словно угольки, глаза свои и с любопытством взглянула на незваного гостя.
– Я… искал овцу из стада отца своего да… заблудился, – несмело промолвил юноша, забыв поклониться. – Могу я повидать хозяина дома сего?
– Батюшка и братец к бортям отошли засветло, до сей поры не воротились, – улыбнулась девица. – Проходи, Вася, будь гостем дорогим!
Она убрала в сторону рукоделье, поднялась и поклонилась юноше в пояс.
– Тебе ведомо, как звать меня? – удивился он. Девушка, не отвечая, принесла ушат с водой и, взяв его за руку, ласково промолвила:
– Садись, Вася, на лавку, и позволь мне омыть твои болезные уставшие ноги…
«Я сплю, и мне всё это снится!», – подумал юноша, чувствуя прикосновение нежных рук. Вода в ушате окрасилась в красный цвет.
– Скажи мне, я сплю? – спросил Василий, глядя на девицу заворожённым взором. Та рассмеялась, вытирая убрусцем ноги его.
– Отчего ты смеёшься? – смутился он.
– Потерпи чуток, милый, я помогу тебе, – молвила девица и скрылась в чулане.
«Кто она? – растерянно думал юноша. – И откуда ей ведомо обо мне?»
Девица вскоре вернулась с горшочком в руках и поставила его на лавку.
– Что сие? – осведомился юноша, увидев нечто белое, похожее на молоко.
– Снадобье, – отвечала девица.
– Ты ведаешь, как лечить?
– Матушка обучила меня премудрости сей!
Девица взяла немного зелья из горшочка. И юноша вновь ощутил нежное прикосновение её рук, а вскоре его ногам стало легче.
– Чудо! – растерянно прошептал Вася. – Но кто же ты?
– Зовут меня Дарья, – представилась девица. – Я Андреева дщерь. А знаю я тебя, Вася, понеже с батюшкой и братцем по воскресеньям бываю в селе вашем на обедне48.
– Прежде я тебя не видывал, – пробормотал юноша.
– И неудивительно, – помрачнела Дарья, – девицы и женщины не входят в храм, а остаются в притворе. Но ты голоден, гость мой… Я принесу щей. Давеча приготовила.
Кушанья были хороши. Василий утолил голод. Боль в ногах его утихла. В протопленной избе ему было тепло и уютно. Дарья сидела на лавке за рукоделием, изредка поглядывая на юношу.
– Благодарствую, хозяюшка, – гость поднялся и отвесил низкий поклон, – а теперича просить хотел я у тебя о ночлеге. Позволь передохнуть на сеновале…
– Отчего ж на сеновале? – возразила Дарья. – Ты – гость в нашем доме! Я перину постелю тебе на лавке…
Юноша изменился в лице и с испугом промолвил:
– А коли твои батюшка и братец воротятся? Что они подумают?
– Ранее восхода солнца не воротятся, – отвечала Дарья. – А кабы батюшка был тут, он сам бы распорядился так.
– А соседи? Людская молва хуже врага! – не унимался Василий.
Дарья улыбнулась:
– Не бойся, милый, никто не узнает, что ты провёл ночь в избе с одной девицей. Да и скоро покину я дом отца своего…
– Ты идёшь замуж? – спросил Василий и почувствовал, как в сердце его что-то больно кольнуло.
Дарья качнула головой, дескать – да. Юноша помрачнел. В его душу ворвалось сладкое томительное чувство, которого он не знал прежде.
– Мир вам да любовь, – произнёс Василий, не глядя на Дарью.
– Что ж ты не спросишь имени моего суженого? – усмехнулась Дарья. – Я выйду замуж за сына старосты села Воскресенское Фёдора Гавриловича. Ему теперича я и шью сорочку…
– Так, это ж я! – удивился Василий. – Ты желаешь быть моей женой?
– К чему лишние вопросы? – нахмурилась Дарья. – Батюшка твой, небось, рад будет, когда ты скажешь ему, что нашёл невесту. Но заговорились мы с тобой, а ты намаялся за день!
Тогда она постелила ему на лавке в конике пуховую перину:
– Спи сладко, сокол мой ясный!
Василий сомкнул глаза и тотчас забылся сном. Засветло он покинул сей гостеприимный дом, но твёрдо решил для себя, что ещё вернётся туда.
«Дарья… будто знает меня много лет! Что со мной? Отчего тоска не отпускает меня с того времени, как я вышел за порог?» – юноша шёл по полю, куда глаза глядят, и ноги сами привели его в родное село.
– Где ты был? – закричал на сына Фёдор Гаврилович.
– Я малость заплутал, покуда искал пропавшую овцу, – проговорил Василий с сияющим видом.
– Нашлась овца – запуталась рогами в терновнике, – сказал отец. – Эк ты осклабился! Аль случилось что?
– Батя, я нашёл невесту! – воскликнул юноша.
– Когда? – удивился Фёдор Гаврилович.
– Сей ночью… Я заблудился и вышел к сельцу, в коем она живёт. Зовут Дарья дщерь Андреева. В темноте я окровенил ноги, – она помазала их чем-то, и боль прошла…
– Ты говорил с её родителями? – заметно помрачнев, осведомился Фёдор Гаврилович.
– Отец и брат её ушли к бортям – в доме… была она одна, – нерешительно отвечал юноша.
Фёдор Гаврилович тогда покачал головой:
– Я, кажется, ведаю, о ком ты глаголешь. О семье бортника Андрея я слыхивал и ранее. Жену его неспроста люди ведьмой окрестили, – дочь свою она родила уже в зрелых летах. Окромя того, не нашего рода-племени была та женщина, – не знамо, откуда пришла она и опять же не ведомо, сгинула в каких краях. А ныне дочка ее в девках засиделась…
Василий не слушал, что говорит отец, и упрямо промолвил:
– Батя, хочу посватать Дарью.
– Да ты слышишь меня? – вскричал Фёдор Гаврилович.
– Люба она мне, батя, – повысил голос Василий. – Ты хотел женить меня. А теперича что, пошёл на попятную?
– Что ж, коли приглянулась она тебе, бери её в жёны, – мрачно промолвил отец сыну. – Да гляди, кабы она тебя не околдовала…
Вечером Фёдор Гаврилович кликнул брата своего Ивана, который завсегда не прочь был пропустить чарку-другую, и втроём они узкою стезёю пошли сватать дочь бортника Андрея. На опушке густого леса лежала деревушка в несколько дворов. Василий тотчас признал дом, в котором провёл минувшую ночь.
– Мир вам! – Фёдор Гаврилович отвесил поясной поклон, входя в избу. В руках он держал каравай, испечённый женой Ивана Гавриловича, который вошёл вслед за братом. Последним в избе оказался Василий, – он огляделся по сторонам и не увидел Дарьи.
Между тем, хозяин дома – бортник Андрей приподнялся с лавки:
– Здравы будьте, гости дорогие, – и кивнул сыну, мол: «Кликни Дарью. Пусть накроет на стол!». Юноша метнулся в сенцы.
– Проходите, будьте как дома, – говорил хозяин, принимая из рук Фёдора Гавриловича расписной каравай. Гости чинно уселись на лавки. И повисло неловкое молчание. Никто не знал, с чего подобает начинать разговор.
Тогда Иван Гаврилович подумал: «Кабы чаркой не обнесли!», – и решил взять дело в свои руки:
– Пришли мы к вам рядиться. У вас товар, у нас купец…
– Василий Фёдорович, кажись, уже бывал в нашем доме, – улыбнулся хозяин, обратив взор на юношу, сидящего на краю лавки.
– Да, сей ночью, – отвечал за него Фёдор Гаврилович, – дщерь ваша гостеприимно привечала его. Благодарствую вам!
– Её благодарите, а не меня, – отозвался бортник Андрей, – а се и она!
Дверь распахнулась, – в избу вбежала раскрасневшаяся Дарья; брат её осьмнадцати лет, коего звали Димитрием, вошёл следом. Девица бросилась в бабий угол и принялась накрывать на стол. Гости улыбнулись: видать, хороший знак.
– Хозяюшка ваша – знатная стряпуха, – обмолвился Фёдор Гаврилович, испробовав принесенных щей.
– А как она умеет ткать да вышивать! – проговорил бортник Андрей. – Мастерица она у меня, – затейница! Сия скатёрочка – ее работа…
Фёдор Гаврилович сразу, как сел за стол, приметил дивную скатерть. Загляденье! Красота неописуемая! Словно на ладони – княжий терем в окружении церквей со златыми куполами. У подножия холма река несёт свои воды, а на берегу её раскинулись посадские избы, окаймляя торговую площадь – купеческие ряды с заморскими товарами. Того гляди оживёт сей чудный образ, и услышит Фёдор Гаврилович плеск воды в реке, пение птиц и шум торга.
– И впрямь мастерица, – вымолвил он, открыв рот от удивленья.
– Жаль будет расставаться с такой дочерью, – вздохнул бортник Андрей.
– Да, но чему быть, того не миновать! Господь установил сей порядок, – говорил Фёдор Гаврилович, а Иван поддакивал ему. Дарья, между тем, сидела в сторонке, не встревая в мужской разговор. Василий тоже молчал, украдкой поглядывая на неё. Когда Иван Гаврилович осушил третью медовую чарку, Андрей кивнул сыну:
– Митя, ступай, принеси-ка ставленого!
Димитрий скрылся в чулане, а вернулся со штофом, наливая в чарки гостям нового мёда. Испробовав его, Иван Гаврилович воскликнул:
– Славно! Изрядный мёд. Вкус отменный!
– Сей напиток, – молвил Андрей, – мы поставляем в Москву: князь Иван Данилович вельми доволен! Кстати, ту смоляную бочку, что ставил в землю отец мой, Царствие ему Небесное, вынимал я десять лет спустя.
– Знатные у нас будут сродники, – шепнул Иван Гаврилович брату на ухо. – С князьями знаются!
Вскоре сваты захмелели. Бортник Андрей потчевал гостей, а сам не притрагивался к чарке.
– Пора нам, в путь-дорогу, – сказал, наконец, Фёдор Гаврилович. Но едва он поднялся с почётного места своего, как ухватился за стол, чтобы не упасть.
– Оставайтесь у нас, гости дорогие, места всем хватит, – пряча улыбку в уголках губ, промолвил бортник Андрей.
Дарья постелила на лавках перины для гостей, – они улеглись, и вскоре стены избы сотряслись от дружного мужицкого храпа. Димитрий полез на полати. Василий остался за столом, ожидая слова хозяина дома. Бортник Андрей окинул его долгим строгим взглядом:
– Теперича пришло время и для разговора. Дарья, поди сюда.
Девица встрепенулась и оказалась подле отца своего.
– Я не ведаю, – продолжал бортник Андрей, – чем ты приглянулся моей дочери… Дарья мудра не по годам и зело похожа на свою мать. Она желает выйти замуж за тебя. Я же не пойду супротив её воли! И то правда, что засиделась она в девках. Соседи посмеиваются. Но знай, коли обидишь дщерь мою хоть однажды, пощады от меня не жди!
– Люба она мне. Я беречь буду её – голубку мою, – негромко отозвался Василий.
– Что ж, так тому и быть, – угрюмо промолвил Андрей. – Подойди.
Он соединил их руки и, взглянув на потемневший лик Спасителя, сказал:
– Благословляю вас, дети. Живите дружно и в горе, и в радости…
А утром порядили – быть свадьбе опосля страды!
– За Дарью в приданое я даю суконные ткани, восковые круги, бочки мёда варёного… Одна дщерь у меня – ничего для неё не пожалею! – мрачно проговорил бортник Андрей. Фёдор Гаврилович остался доволен сватовством и переменил своё мнение: «Мало ли что люди калякают! Добрый гостеприимный дом. Ведут торг с самим князем! Девка – хорошая хозяйка…» Его несколько смущали её глаза, чёрные как угольки: «Наши девки голубоглазые. Но… разве за глаза выбирают жён?» Он выкинул из головы все свои прежние думы и сосредоточился на двух мыслях: убрать хлеб да женить сына…
Пролетели счастливые деньки. Дарья шла под венец. По лицу у неё текли ручейками слёзы… После венчания заплели ее волосы в косы, обернули их окрест головы, покрыли кичкой49, а поверх повязали платок, – сменила она девичий венец на замужнюю сороку.
– Милый мой, прости меня, оплакиваю я свою девичью волюшку, – тихо молвила Дарья мужу. – Матушка моя перед уходом говаривала: «Дарьюшка, как пойдёшь замуж, хлебнёшь ты горюшко!».
О проекте
О подписке