– Ша! – выдохнул Миль. И жадно начал дышать, наслаждаясь воздухом, который приятным холодом дразнил губы и сладко дрожал на языке. Дышать за себя и за того парня. За старшего и всех старших, что оставили здесь свои следы.

Время бывает первое, лучшее, последнее и послепоследнее. Одни называют его черным, другие серым, третьи – белым. А то и вовсе «старыми вечерами». С послепоследним вариации сплошь и рядом, это ведь только первое время не выбирают, а вот дальше уже начинается хаос и сумятица перерождений. И перворожденный становится или собственным дедом, или легендарным в его первую эпоху героем, а то и вовсе древним богом, именем которого его приветствовали на земле.

Времен много. Белый простор – один. И в каждом он и каждый в нем. Как и истинный свет, в котором он сияет и который лишь изредка изгибается закольцованной волной, нарушая точеную структуру одной из сомножества проекций Белого простора. И тогда говорят, что небо упало на землю. Хотя правда в том, что оно падает на него каждое многомерное мгновение.

Языки разумных вообще полны откровений. Миль еще и тысячи лет не отмерил по собственному субъективному исчислению здесь, на Белом просторе, а в сотне миров-отражений уже стал единицей измерения пространства. Да еще и не одной, и с разницей чуть ли не в миллион шестьсот с лишним тысяч единиц.

Да, почти тысяча лет. И он все-таки нашел это место – едва различимую вязь проколов в Белом просторе – через которые увидел нужное время в цепи собственных перерождений там, в мирах отсвета и гравитации-времени.

Ра был прав, смотреть на себя со стороны в первом своем появлении в сиянии истинного света, видеть, как трепещет только что сотканная душа и как трепещет пространство вокруг нее – это вам не саженец келеборна утащить в егыр и назвать Березой-Праматерью.

Он старательно вгляделся в круговерть разумных на огромном сферическом пространстве и квантовые всполохи, что то и дело сталкивались над гравитационными аномалиями и вывернутыми наизнанку карманами пространства-времени, которые ненадолго сумели облюбовать возомнившие себя богами души. Все отличие которых от других состояло лишь в том, что они сумели напитаться истинным светом.

Конечно, ничего этого тогда он не видел и не понимал. Его круг восприятия был микроскопически мал и часто сводился к шее матери. Но что он – только что сотканный из света? Души, что были хранителями здесь, на Белом просторе, и те лишь метались словно молнии в атмосферных вихрях, в состоянии вспомнить лишь одно: когда-то оно наступит, их последнее время.

Конец ознакомительного фрагмента.