© Л. Н. Меньшиков (наследник), перевод, статья, комментарии, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука®

* * *

Часть первая
Как Чжан Цзюнь-жуй в монастыре не знал покоя

Сецзы

Старая госпожа (входит, говорит). Я родилась в семье Чжэн. Мой супруг, по фамилии Цуй, был первым министром при покойном государе. К несчастью, он заболел и умер. Осталась у меня только одна дочь. Детское имя ее Ин-ин, ей девятнадцать лет. Она искусна в женском рукоделии. Стихи, письмо и счет – все это ей тоже знакомо. Супруг мой в свое время согласился отдать ее в жены моему племяннику Чжэн Хэну, старшему сыну министра Чжэна, но сочетаться браком они не могут, пока дочь носит траур по отцу. Еще со мною здесь служанка Хун-нян, прислуживающая дочери с малых лет, и Хуань-лан, сын моего супруга от наложницы. Мы с дочерью везем в Болин для погребения гроб с телом мужа, но дорога опасна, и мы не можем достигнуть цели. Добравшись до Хэчжуна, мы спрятали гроб в монастыре Пуцзюсы. Монастырь этот, где некогда молилась государыня Цзэ-тянь, был восстановлен моим супругом, первым министром. К тому же настоятель монастыря Фа-бэнь – хэшан, постриженный моим супругом. Поэтому возле западного флигеля монастыря у нас есть домик, где можно отдохнуть. Я написала письмо в столицу. В нем я прошу Чжэн Хэна приехать и помочь нам добраться до Болина. Помню: когда мой муж был еще с нами, он не жалел денег на свиту в несколько сот человек, а сегодня со мной осталось только трое-четверо близких. Как от этого больно душе! (Поет.)

На мотив «Когда наслаждаюсь цветами».

 
 Муж мой в столице карьеру окончил,
     жизнь он окончил свою.
 Дочь и жена – сирота и вдова;
     нет у нас в жизни пути.
 С гробом супруга в обители Будды
     долгие дни остаюсь.
 Я до фамильных могил, до Болина,
     уж не надеюсь дойти
 И одинокой кукушкою
     слезы кровавые лью.
 

(Говорит.)

Сейчас конец весны. Как утомительна погода в эти дни!.. Нужно позвать Хун-нян и дать ей кое-какие распоряжения. Хун-нян, ты где?

Хун-нян входит, видит старую госпожу.

Посмотри, если в зале Будды никто не зажигает курений, погуляй там с барышней.

Хун-нян (говорит). Слушаюсь.

Старая госпожа уходит.

Иди сюда, сестрица!

Входит Ин-ин.

Хозяйка велела нам погулять в зале Будды.

Ин-ин (поет).

На тот же мотив.

 
   Чувствую я: на востоке Пуцзюня
       кончится скоро весна.
   Крепко обители двери закрыты,
       тихо тоскую одна.
   Реку багрянцем
       цветов лепестки покрывают, —
   Эта тоска без конца и без краю.
   Молча сижу,
       от восточного ветра грустна.
 

Уходят.

Действие первое

Чжан Гун едет на коне, с ним Цинь-тун.

Чжан (говорит). Моя фамилия Чжан, имя – Гун, второе имя – Цзюнь-жуй, родом я из Сило. Мой покойный отец был министром двора. Он умер от болезни, когда ему шел пятый десяток, а через год я похоронил и свою мать. Я свободно владею кистью и мечом, но у меня нет еще ни заслуг, ни славы, и мне приходится скитаться без пристанища. Теперь, в первую декаду второго месяца семнадцатого года правления императора династии Тан Дэ-цзуна под девизом Чжэнь-юань, я направляюсь ко двору держать государственные экзамены. Дорога идет через Хэчжун на заставу Пугуань. На заставе у меня есть друг Ду Цзюэ, второе имя его Цзюнь-ши. Мы с ним земляки, учились вместе и уже тогда побратались. Потом он оставил гражданскую службу и стал военным. На экзаменах для военных он прошел первым кандидатом и получил должность командующего западным войском. Под его начальством сто тысяч солдат охраняют заставу Пугуань. Повидав моего старшего брата Ду Цзюэ, я тотчас поеду на экзамены в столицу. Я готовился к экзаменам у окна при огоньках светляков и при свете луны, отраженном от снега, истерся до лоска, очищая себя от грязи мира, и весь набит образцовыми сочинениями. Но я все еще скитаюсь по воле волн и ветра. Когда-то исполнятся мои великие замыслы? Вот уж, как говорится:

 
 Меч дорогой, в десять тысяч ценою,
     блеск свой зеркальный скрывает;
 Столько во мне накопилось тоски, —
     даже коню тяжело.
 

(Поет.)

На мотив «Алые губы».

 
 Стремлюсь я вперед по долине широкой,
 Да ноги никак не отыщут дороги,
 Кружусь, подгоняемый бурей.
 Глаза поднимаю к лазури высокой, —
 И ближе Чанъани
     мне кажется солнце в лазури.
 

На мотив «Дракон, мутящий реку».

 
 Древние книги мне ныне просты,
 Так же легко их прочесть для меня,
     как для червя – прогрызть их листы.
 Ох, как в ученье мне жарко пришлось!
 Тушью протер я железо насквозь.
 Прежде чем стал я, как пэн, пролетать
     многие тысячи ли,
 При светляках и при свете луны
     многие годы прошли.
 Может ли быть, что высокий талант
     грубые люди поймут?
 Как ни старался, того, что хотел,
     все еще я не достиг.
 Тщетно я древние знаки читал,
 Части искал от утерянных книг.
 

(Говорит.)

Вот я и добрался до Пуцзюня! Здесь Хуанхэ изгибается, как иероглиф «девять», – это и есть древние земли в изгибе реки. Что за чудесный вид! (Поет.)

На мотив «Полевой сверчок».

 
 Где ты вспомнишь еще на великой реке
     о минувших великих делах?
 Только здесь, только в этих краях!
 Через Ци, через Лян протянулась река,
 Цинь и Цзинь разделила она,
 Ю и Янь на ее рубежах.
 Белоснежные волны летят в облака,
     весь в осенних клубах небосклон,
 И плавучий бамбуковый мост на реке
     изогнулся, как синий дракон.
 Девять древних земель на восток и на запад,
 Льются с севера, с юга
     притоки, сливаясь с рекой.
 Полетит ли челнок мой в родные края,
 Как несется стрела,
     расставаясь с тугой тетивой?
 

На мотив «Радость Поднебесной».

 
 По небу к западу тихо струится
     млечный поток серебристый, —
 Чистый источник в заоблачной выси
 Далее руслом реки Хуанхэ
     в море течет на восток.
 Он орошает в Лояне
     тысячи ярких цветов,
 Лянские парки безбрежные
     поит водою поток;
 Вверх по реке на плоту поднимаясь,
     солнца, луны я достигнуть бы мог!
 

(Говорит.)

Я и не заметил, как добрался до города. Вижу постоялый двор. Цинь-тун, возьми коня. Эй, слуга, где ты?

Слуга (входит, говорит). Я – слуга на постоялом дворе под вывеской «Первый кандидат». Если какой-нибудь чиновник захочет у нас остановиться, для него найдется чистая комната.

Чжан (говорит). Я остановлюсь в лучшей комнате, но сначала дай корму лошади. Иди сюда, слуга! Я хочу спросить у тебя, где здесь можно побродить? Есть ли у вас знаменитые горы, места побед, восхитительные уголки, красивые строения?

Слуга (говорит). Здесь у нас есть монастырь Пуцзюсы, где молилась государыня Цзэ-тянь. Это необычная постройка. Крыша храма из цветной черепицы возносится к синему небу, а пагода с мощами Будды вторгается в Млечный Путь. Кто бы ни проходил с юга или с севера, какого бы из трех учений и девяти направлений он ни придерживался, он не может не поднять на нее глаз. Только там и следует бродить такому человеку, как вы.

Чжан (говорит). Цинь-тун, готовь обед, а я схожу туда и скоро вернусь.

Цинь-тун (говорит). Я приготовлю обед, позабочусь о лошади и подожду, когда вернется хозяин.

Уходят.

Фа-цун (входит, говорит). Я – монах Фа-цун, ученик настоятеля монастыря Пуцзюсы Фа-бэня. Сегодня учитель ушел собирать милостыню, а мне велел остаться в монастыре. Если кто-нибудь будет разыскивать настоятеля, я запишу и доложу учителю. Я вижу, там, под главными воротами, кто-то идет.

Чжан (входит, говорит). Вот я и дошел!

Чжан и Фа-цун видят друг друга.

Фа-цун (говорит). Откуда прибыл уважаемый гость?

Чжан (говорит). Услыхав о вашей обители, я приехал из Сило, чтобы поклониться изображениям Будды и засвидетельствовать почтение вашему наставнику. Осмелюсь спросить, дома ли настоятель?

Фа-цун (говорит). Учителя в монастыре сейчас нет, а я – всего лишь его ученик, скромный монах Фа-цун. Прошу вас, сударь, пройти в комнату для гостей, отведать чаю.

Чжан (говорит). Если настоятеля нет, чая не нужно. Я буду рад, если хэшан возьмет на себя труд показать мне монастырь.

Фа-цун (говорит). Я беру ключи, отпираю зал Будды, звонницу, двор пагоды, храм архатов, монастырскую кухню. Пока вы осматриваете все это, может быть, и учитель вернется.

Чжан (говорит). Какие прекрасные строения! (Поет.)

На мотив «Барабан в деревенском ямыне».

 
   Прежде на залу со статуей Будды
       я обращаю свой взор.
   Дальше по этим ступеням схожу я
       вниз, на монашеский двор.
   Кухню на западе вижу,
   В северной части молельня,
   Звонница высится над головой.
   Кельи монахов пройдя,
   Пагоду я огибаю,
   По галерее иду круговой.
   Мною архат ни один не пропущен,
   Всем бодхисатвам молюсь на коленях,
       всем поклоняюсь святым.
 

Ин-ин (входит вместе с Хун-нян; в руках у нее цветок; говорит). Хун-нян, пойдем поиграем в зале Будды.

Чжан (увидел их, поет).

 
   Раз приходящая в пять поколений
   Дева с прекрасным лицом
       вдруг появилась пред взором моим.
 

На мотив «В годы Юань-хэ».

 
   Не часто приходится
       встретить подобное чудо,
   Как эта невиданной прелести дева,
       которую вижу отсюда.
   В глазах помутилось, не чувствую тела,
       во рту застревают слова,
   Душа отлетела и где-то
       парит от меня вдалеке.
   Опущенных плеч ароматом она
       навеки пленяет меня,
   Лишь раз улыбнувшись,
       подкинув цветок на руке.
 

На мотив «Красавица на коне».

 
   В чертоги бессмертных попал я,
       на небо ушедших от зла?
   О, мог ли я знать, что в обители этой
       увижу бессмертную фею?
   Совсем как у феи серьезно лицо,
       и так же она весела,
   И так же в прическе ее
       изумруд зеленеет.
 

На мотив «Лучше, чем тыква-горлянка».

 
  Брови, достойные царских дворцов,
      сходны с луной молодой.
  К самым вискам
      тянутся брови дугой.
 

Ин-ин (говорит). Ты видишь, Хун-нян?

 
  Тихие-тихие кельи кругом,
      здесь не бывает никто.
  Эти ступени, покрытые мхом,
      от лепестков покраснели.
 

Чжан (говорит). Я умру! (Поет.)

 
  Первой не смеет ни слова сказать, —
      так боязлива, скромна.
  Губы раскрылись, как алые вишни,
  Зубы белеют, как тонкая яшма.
  Раньше, чем вымолвит слово,
      думает долго она.
 

На тот же мотив.

 
  Кажется мне, будто в чаще цветов
      иволга песню поет.
  Только шагнет —
      сердце сожмется мое.
  Мягко сгибается, словно танцуя,
      стан ее тонкий, красивый,
  Девичий стан и упругий, и стройный,
  Стан удивительно гибкий и нежный,
  Словно под ветром
      вечером ветви у ивы.
 

Хун-нян (говорит). Там кто-то есть, пойдем домой, сестрица.

Ин-ин, оглядываясь на Чжана, уходит.

Чжан (говорит). Хэшан! Откуда здесь появилась Гуаньинь?

Фа-цун (говорит). Не говори чепухи. Это дочь первого министра Цуя, наместника в Хэчжуне.

Чжан (говорит). И в мире может быть девушка такой небесной, неповторимой красоты? Одним этим маленьким ножкам нет цены, не говоря уж об остальном.

Фа-цун (говорит). Она там, так далеко, а ты здесь. На ней длинная юбка – как же ты узнал, что ее ноги малы?

Чжан (говорит). Иди, иди сюда, Фа-цун! Ты спрашиваешь, как я узнал? Смотри! (Поет.)

На мотив «Цветы во внутреннем дворике».

 
     Не будь такой мягкой дорожка,
         где эти опали цветы,
     То даже таких неглубоких
         следов не увидел бы ты.
     И если бы не были чувства видны
         в глазах ее, в самых углах,
     Тогда бы следы
         про ее рассказали мечты.
     Я вижу, как тихо
     Идет эта девушка
         к двери, покрытой резьбою.
     И шаг ее каждый
         ее удаляет от нас,
     Но вот обернулась —
         я вижу лицо молодое.
     Я, юноша Чжан,
         с ее чарами сладить не смог.
     Вернулася фея
         в свой чистый небесный приют.
     Я вижу, кружится над ивами
         в воздухе пух, как дымок,
  Одно только слышу я —
      птицы повсюду поют.
 

На мотив «Листья ивы».

 
  За нею ворота закрылись —
      я видел, как в дворике груша цветет.
  Стена побеленная, вверх поднимаясь,
      ушла в синеву, в небосвод.
  На небо ропщу я: по воле его
      лишился приятного дня.
  Я думал развлечься чуть-чуть,
  Но в плен забрала ты меня.
 

О девушка! Зачем ты меня заставляешь

 
  Терзаться под гнетом
      сомнений, наполнивших грудь?
 

Фа-цун (говорит). Чего ты мечешься, ведь дочь хэчжунского наместника уже далеко.

Чжан (поет).

На мотив «Вьющаяся травка».

 
  Все глуше подвески из яшмы звенят,
  Один остается духов аромат.
  Под ветром восточным на тополе гибком
      тончайшие нити висят.
  Летит паутина на персика цвет,
      его лепестки зацепила.
  Лицо ее – нежный фужуна цветок —
      за жемчугом полога скрылось.
  По-твоему, это – покойного ныне
      вельможи хэчжунского дочь,
  По-моему – с южных морей Гуаньинь,
      где в водах луна отразилась.
 

(Говорит.)

 
   Уже десять лет не хотелось ему
       увидеть лицо государя,
   С тех пор как поверил любимой своей,