Главный инструмент оптовика

Испокон веков у всех народов считалось, что купец, отправившийся за море и привезший оттуда товар, уже сделал свое дело, потому что море (и все, что было за ним) – это и был его промысел или, как мы бы сейчас сказали, зона его бизнес-интересов. А потом в дело вступали сухопутные купцы, которые выкупали весь привезенный товар и развозили его караванами по разным городам и странам. Купцы-мореходы и купцы-караванщики – это и были всегда самые крупные оптовики.

Во все времена и во всех странах купцы делились на тех, кто торговал в розницу, и тех, кто работал с мелким, средним и крупным оптом. Мелкий или средний оптовик сам продавал (развозил) товар по лавкам розничных торговцев или выгружал товар в свои лавки, и уже его приказчики продавали товар в розницу. Разница между торговцами всегда была огромна и показательна. Ибо, вне сомнения, никогда, ни в какую эпоху не было страны, где все торговцы находились бы на одном и том же уровне, были бы равны между собой и как бы взаимозаменяемы. Уже вестготское законодательство говорило о заморских купцах (negociatores transmarini), купцах особых, которые за морем торговали левантийскими предметами роскоши, – несомненно, это были еще те «сири» (Syri), что присутствовали на Западе уже в последние годы Римской империи. Неравенство между купцами делалось все более заметным в Европе после экономического пробуждения в XI в. Как только итальянские города вновь включились в левантийскую торговлю (т.е. торговлю со странами Леванта – Ближнего Востока), они столкнулись с формированием у себя класса крупных купцов, ставших вскоре верхушкой городского патрициата. И такая иерархия еще больше укрепилась по мере процветания всего купеческого сословия, чем были отмечены последующие столетия.

Все торговые сообщества немного раньше или немного позже создали подобные иерархии, нашедшие отражение в повседневном языке. В странах ислама «таджир» – это крупный импортер и экспортер, который, сидя дома, руководит агентами и комиссионерами. Он не имел ничего общего с «ханутщ» – лавочником на рынке. Когда монах-августинец Себестьян Манрике (Маэстре Манрике) побывал в индийской Агре, бывшей уже в 1640 г. громадным городом, то он написал в своих путевых заметках, что названием «содагор» (sodagor) обозначали того, «кого мы у себя в Испании назвали бы торговцем – mercader, но иные гордо именуют себя „катары“ (Katari) – самым почтенным званием среди тех, кто в сей стране занят торговым искусством, званием, каковое означает богатейшего купца с большим кредитом». В Западной Европе словарь отметил аналогичные различия. «Негоцианты» – это французские катары, хозяева товара. Это слово появилось в XVII в., но не вытеснило сразу уже привычные термины «оптовый купец» (marchand de gros, marchand grossier, magasinier), или попросту «оптовик» (grossier), или, в Лионе, «купец-буржуа» (marchand bourgeois). В Италии дистанция между розничным торговцем (mercante a taglio) и негоциантом (negoziante) была так же велика, как в Англии между торговцем (tradesman) и купцом (merchant), который в английских портах занимался только дальней торговлей, а в Германии – между лавочником (Kramer) и купцом (Kaufmann или Kaufherr).

Уже в 1456 г. в понимании Бенедетто Котрульи (итальянский купец XV в. и неаполитанский дипломат, автор книги «О торговле и совершенном купце» (1458 г.) и один из создателей бухгалтерии) занятия торговым искусством (mercatura) и заурядной розничной торговлей (mercanzia) разделяла целая пропасть. То были не просто слова, но явные социальные отличия, от которых страдали или которыми похвалялись. На вершине пирамиды – гордость тех, кто «понимал курс» и торговал деньгами, дальше уже было некуда (nec plus ultra). Яркий пример – презрение генуэзцев, владельцев ссудного капитала в Мадриде при Филиппе II, к любой торговле товарами, каковая, по их словам, была ремеслом «грошовых торгашей и людей более низкого состояния» («bezarioto et de gente piu bassa»), к торговцам (mercanti) и мелким людишкам. Двигаясь по торговой иерархии вниз, наблюдаем, что таким же было и презрение негоцианта к лавочнику. «Я вовсе не торговец-распространитель (читай: розничный торговец)! – воскликнул в 1679 г. крупный онфлёрский коммерсант Шарль Лион. – Я не торговец треской, я – комиссионер!» (работающий на комиссионных условиях и, следовательно, купец-оптовик). А на другом конце, у основания пирамиды – зависть, почти ярость. Разве не звучит горечь в словах того антверпенского венецианца, который в 1539 г., без сомнения, лишь наполовину преуспев в своих делах, поносил «людей из этих больших торговых компаний, основательно ненавидимых двором и еще более того – простым народом», людей, что «испытывают удовольствие, выставляя напоказ свое богатство»?

Великий французский историк Фернан Бродель так дополняет эту картину внутрисословного разделения торгового люда: «На нижних этажах иерархии копошилось множество разносчиков, уличных торговцев продовольствием с лотков, „странствующего рыночного народа“, как мы их называем (traveling market folks, as we call them), перекупщиков, лавочников, жалких коробейников, мелких зерноторговцев, ничтожных торгашей: любой язык дал бы богатый набор названий для этого торгового пролетариата. А сюда прибавлялись еще все профессии, порожденные торговым миром и в большой мере жившие за его счет: кассиры, бухгалтеры, аукционеры для крупных партий товара, комиссионеры, всевозможные посредники, возчики, моряки, курьеры, упаковщики, чернорабочие, носильщики… Когда грузо-пассажирское судно приходило в Париж, то еще до того, как оно коснется пристаней на Сене, с лодок перевозчиков выскакивала туча носильщиков и брала судно приступом. Торговый мир – это была вся эта совокупность людей со своей сплоченностью, своими противоречиями, своими цепями зависимости – от мелкого торгаша, бродившего по отдаленным деревням в поисках мешка пшеницы по дешевке, продолжая изящными или же невзрачными лавочниками, до владельцев городских складов – портовых буржуа, что снабжали продовольствием рыбацкие суда, парижских оптовиков и негоциантов Бордо… Все эти люди образовывали одно целое. Таким образом, торговое сообщество жило внутри того общества, которое его окружало».

Крупные оптовики, чтобы не подвергать риску свой товар в чужой стране (путем долгой продажи), всегда нанимали комиссионеров – местных купцов, которые продавали их товар за комиссию. Комиссионеры же были заинтересованы в быстрой продаже чужого товара, поэтому регулярно устраивали распродажи, но исключительно в виде торгов, которые давали им ряд неоспоримых преимуществ и гарантировали «приемку работ» со стороны заказчика – иностранного купца-оптовика. Во-первых, на торгах всегда присутствовало не только много мелко- и среднеоптовых покупателей, но и множество свидетелей, поскольку торги проводились публично. Во-вторых, на торгах устанавливалась справедливая на тот момент цена, что не позволяло хозяину товара впоследствии обвинить комиссионера в неудачной или малоприбыльной сделке (чтобы истребовать назад законное вознаграждение комиссионера). В-третьих, с каждой сделки, заключенной на торгах, комиссионер уплачивал налоги в местную казну, а это было уже прямым доказательством добросовестности комиссионера.

Но иногда комиссионеры могли выкинуть товар на рынок или устроить торги, чтобы подешевле его продать, причем исключительно с целью выдавить конкурентов с рынка. Отсюда и горькое разочарование двух турских шелкоторговцев, стакнувшихся с неким сицилийцем и прибывших в Мессину (Сицилия) с 400 000 ливров, чего, как они полагали, было достаточно, чтобы сломить генуэзскую монополию. Но в этом предприятии они потерпели неудачу, и генуэзцы, столь же проворные, как и голландцы, немедленно преподали им урок, поставив в Лион шелк по более низкой цене, нежели та, по которой купцы из Тура получали его в Мессине. Правда, если верить докладу одного комиссионера, относящемуся к 1701 г., в те времена лионцы, зачастую бывавшие комиссионерами генуэзских купцов, вступали с ними в сговор. Они делали это, чтобы повредить турским, парижским, руанским и лилльским мануфактурам – их прямым конкурентам. Поэтому с 1680 по 1700 г. число ткацких станков в Туре будто бы снизилось с 12 000 до 1200.

Или, например, посмотрим на индийский город Сурат, расположенный на берегу Камбейского залива в Аравийском море. Англичане устроили там свою факторию в 1609 г., голландцы – в 1616 г., французы намного позже – в 1665 г., но зато с какой роскошью! Один из величайших французских купцов Средневековья Жан-Батист Тавернье (держал в своих руках всю европейскую торговлю бриллиантами с Индией и по торговым делам совершил 5 путешествий в Индию. Умер в Москве) так описывает свои впечатления: «Сурат в 1672 г. равнялся по величине Лиону, и туда щедро набился миллион жителей. На рынке царили банкиры-менялы (саррафы), купцы и комиссионеры, принадлежавшие к могущественной купеческой касте – бания, каждый из которых с полным правом похвалялся честностью, ловкостью и богатством. Их можно насчитать до тридцати таких, кои обладают богатством в две сотни тысяч экю, и более трети от сего числа располагают двумя-тремя миллионами». Рекордные состояния принадлежали откупщику налогов (30 млн) и одному купцу, «каковой дает ссуды под процент купцам, маврским и европейским» (25 млн)».

Жан-Батист Тавернье. Гравюра XVII в.

Сурат был тогда одним из крупных перевалочных пунктов Индийского океана между Красным морем, Персией и Индонезией. То был порт выезда и въезда в империю Моголов, т.е. место сбора всей Индии, излюбленное место встреч арматоров и заимодавцев на условиях бодмереи (заем под залог судна, фрахта и груза, получаемый капитаном судна от их владельцев в случае острой потребности в денежных средствах для совершения рейса). «Туда стекались векселя; тот, кто садился тут на корабль, был уверен, что найдет здесь деньги. Именно там голландцы запасались серебряными рупиями, нужными им для их торговли в Бенгале», – утверждает Тавернье.

Еще один признак крупной торговли: полнейший этнический и религиозный космополитизм. Далее Тавернье пишет: «Рядом с бания (занимавшими первое место как посредники) и многочисленными ремесленниками-„язычниками“ в городе и его окрестностях следует поместить на равных или почти на равных правах мусульманскую торговую общину, деловые связи которой тоже простирались от Красного моря до Суматры и остальной Индонезии, плюс активную колонию армян, которые знали всех и которых знали все в Сурате». За исключением китайцев и японцев, говорит один путешественник, Готье Схаутен, купцы со всего мира и «купцы всех наций Индии» присутствовали здесь: «Там ведется богатейшая торговля».

Однако иностранным купцам долго оставаться на чужбине было опасно: или ограбят, или обманут, если торговать малыми партиями. Купцы не хотели, чтобы посторонние знали о размерах их истинного богатства, поэтому побыстрее скидывали товар местным, в основном крупным купцам или своим доверенным комиссионерам.

Прибыль купца-морехода или купца-караванщика была обусловлена не только тем, что он привозил редкие для данной местности товары, в том числе издалека, но еще и тем, насколько быстро он мог все распродать и отправиться за новой партией, т.е. оборачиваемостью товаров. Прямые двусторонние торговые переговоры успешно использовали оптовики средней руки. А вот торги – это был метод продаж, как правило, крупнооптовых партий, к которому прибегали самые богатые купцы, торговавшие целыми кораблями и караванами товара. Обычно это были купцы 1-й гильдии, которые обладали правом заниматься экспортно-импортной торговлей (зачастую при поддержке своего государства) и крупнооптовой торговлей внутри страны. Самым наглядным примером купцов-мореходов являются Ост-Индские компании Голландии, Англии и Франции XVII—XIX вв.

Эдвин Лорд Уикс. Прибытие принца

Просуществовавшая почти 200 лет, знаменитая Голландская Ост-Индская компания была первым акционерным обществом в мире! С начала XVII в. она успешно торговала по всем морям и океанам. Голландская федеративная Республика Соединенных Провинций, созданная в борьбе с Испанией в самом начале XVII в., во многом обязана объединением всех голландских земель и появлению Нидерландов именно Ост-Индской компании. Так как задачей компании было не только получение прибыли от заморской торговли с пополнением бюджета молодого воюющего государства, но и противостояние испанским, португальским, а затем и английским торговым конкурентам, то Генеральные Штаты Республики Семи Провинций в 1602 г. предоставили Ост-Индской компании официальное право вести на всех океанах, особенно на Тихом и Индийском, монопольную торговлю. Власти передали в аренду Ост-Индской компании, которая официально подчинялась Генеральным Штатам, все свои опорные пункты и фактории за морями. Совсем скоро успехи и доходы компании позволили ей вести самостоятельную внешнюю торговлю, а позже и неофициально влиять на голландский парламент.