Дело было, можно сказать, пустяковое. Патрулируя ночью московские улицы, агент уголовного розыска Келлер услышал слабый женский крик. Определившись с направлением, откуда тот донесся, Келлер двинулся туда и увидел на тротуаре тело зарезанной женщины. Какая-то фигура, вжав голову в плечи, метнулась в переулок вдоль стены, и хотя эта часть города была освещена только бледным светом луны, агент заметил подозрительное движение.

– Стой! Стой, стрелять буду! – заорал Келлер, выхватывая наган.

…Менее чем через час в особняк в Большом Гнездниковском переулке, где в 20-е годы столетия с таким же номером обосновался московский уголовный розыск, явились двое. Один пришел не по своей воле, потому что его конвоировал второй – плечистый, белокурый и смахивающий на немца (кем он в действительности и был).

– Петрович, не спи! – рявкнул Келлер на дежурного, который вовсе не спал и даже не дремал. – Я бандита поймал.

К последней фразе он добавил несколько энергичных выражений, после которых его уже никак не приняли бы за немца. Более того, услышав эти громоподобные слова, впечатлительный наблюдатель вообще предпочел бы признать в агенте Бруно Келлере русского с головы до пят – потому что у России, как всем известно, границ нет.

– Я не бандит, – сказал задержанный дрожащим голосом. – Уверяю вас, товарищ, вы ошибаетесь…

– Не волнуйтесь, гражданин, сейчас все разъясним, – отозвался дежурный агент, которого звали Петровичем.

Повернувшись на стуле, он внимательно посмотрел на задержанного. Лет сорока с небольшим, росту среднего, худощав, брюнет с легкой проседью, усишки куцые, как у Чарли Чаплина, нос птичий. Физиономия на первый взгляд пристойная, алкоголем не помятая и отчасти даже интеллигентная. Вообще на бандита задержанный не слишком походил, но жизнь, а пуще всего служба приучила Петровича и его коллег не доверять внешности. Бруно Келлер тем временем изложил обстоятельства, при которых он задержал своего спутника.

– Товарищ, вы все не так поняли, – залепетал незнакомец. – Я мимо шел… Я никого не убивал…

– Мимо шел? – рявкнул Келлер, багровея. – В третьем часу ночи?

– Так что же? Я в типографии служу, у нас рабочий день ненормированный. Я…

– Ты бежал! Ты удрать пытался, даже когда я предупредительный выстрел в воздух дал…

– Товарищ, я испугался… Испугался, клянусь вам! Мне страшно было… Там улица темная… я боялся, вдруг бандит какой нападет, пальто отнимет… А у меня одно пальто, мне без пальто нельзя. Брата моего в прошлом годе так раздели, он воспаление легких подхватил и помер…

Агенты, не сговариваясь, поглядели на пальто задержанного, о котором шла речь. Обыкновенное драповое пальто, темно-серое и не сказать, чтобы новое. Но в те годы ценность простейших вещей была велика, так что незнакомец ничуть не лгал. Могли, могли остановить в подворотне и содрать даже такое кургузое пальтишко, как у него. И убить из-за такого пальто тоже могли, будем откровенны.

– Значит, ты в типографии работаешь? – спросил Петрович у задержанного. – Профсоюзный билет есть?

Профсоюзный билет служил в те годы основным документом, удостоверяющим личность.

– Нет у него никаких документов, – ответил за незнакомца Келлер. – Он мне наплел, что их у него в трамвае увели.

Незнакомец налился краской и стал часто-часто моргать.

– Товарищ, я правду говорю…

– Так, так, – молвил Петрович доброжелательно, – документы, значит, в трамвае свистнули, а почему в домкоме справку не взял, пока новые не оформят?

– Так наш председатель третий день пьян, – с отвращением ответил задержанный. – Сын его женился, ну и…

– Правление есть домовое, – не удержавшись, вклинился Келлер.

– Так они с ним пьют. Я уж и так, и этак, и все одно слышу: завтра да завтра справку оформим, потом приходи. А у меня рабочий день ненормированный. Я ждать не могу, пока они проспятся…

Агенты обменялись взглядами. Рассказанная незнакомцем история звучала на первый взгляд неубедительно, но сотрудники угрозыска знали, что в жизни бывает и не такое. В трамваях действительно орудовали карманники, и никакой фантастики нет в том, что члены домового комитета закладывают за воротник в ущерб своим основным обязанностям.

– Зовут-то тебя как? – спросил Петрович.

– Тихон я. Савельев…

– Так, Тихон, а бабу ты зачем убил? – на первый взгляд нелогично осведомился Петрович.

– Я никого не убивал! – вскинулся задержанный.

– Что тут думать – ограбить хотел, а она сопротивляться стала, – вклинился и тут невыносимый Келлер. – Женщина крепкая была, да только он с ножом. Пырнул ее и все, привет. У убитой в карманах ничего не было, наверное, при ней сумочка была. И пуговица верхняя у ее пальтишка расстегнута – неспроста! Это он, – агент обличающее ткнул в задержанного коротким пальцем с широким ногтем, – хотел заодно пальто снять, хоть оно и кровью испачкано. Замешкался, а тут я подоспел.

Тихон глядел на него с ужасом.

– Так, – раздумчиво протянул Петрович, потирая подбородок, – а нож где?

Келлер нахмурился.

– Не нашел.

– Ну, а сумочка?

– Да сбросил он все, прежде чем я его схватил, – уже с раздражением ответил немец. – Или сообщнику передал, а тот сбежал.

– Товарищ, это все неправда, – пролепетал Савельев каким-то тонким, пронзительным голосом. – Я никого не убивал… Вы ошиблись! Я просто случайно… поблизости оказался… – И, не сдержавшись, разразился бессвязными жалобами: – Чертов председатель! Ну почему ему взбрело в голову именно сейчас сына женить… Выдал бы мне справку, скотина… Ведь это же из-за него я к вам попал! Клянусь чем хотите, товарищ: я никого не убивал… Я испугался, понимаете? Просто испугался… Ночь, ни один фонарь, сволочь, не горит, и тут… Женщина какая-то кричит… Потом вы… И стреляете! У меня душа в пятки ушла… Что ж это, думаю, убьют меня сейчас… Ни за что убьют! Не виноват я, понимаете? Не виноват!

Он готов был разрыдаться в присутствии двух взрослых людей. Петрович вздохнул и поднялся с места.

– Пойду-ка я Терентию доложу…

– А он что, здесь? – напрягся Келлер.

– Здесь. Обожди, я сейчас вернусь.

Начальник отдела Терентий Иванович Филимонов сидел в своем кабинете, дочитывая какой-то рапорт, и в неверном электрическом свете, сочащемся из-под абажура, казался важным и значительным, как поседевший на службе генерал прежних еще времен. Он действительно начал служить еще при царе и был одним из немногих, кто остался в угрозыске из прежних специалистов, – той эпохи, когда даже слова "угрозыск" не было в словаре. Карп Петрович Логинов постучал в дверь кабинета, и, услышав спокойное "Войдите", переступил порог. Подавив желание откозырять по-военному, он доложил обстановку, делая упор лишь на те детали, которые казались ему существенными.