Он мой, а прочее неважно

Эта пара поражала воображение ещё в школе. Они казались старше нас всех, потому, что дружили без оглядки, ни на кого не обращая внимания.

Ещё в шестом классе Женька мог запросто у всех на виду поцеловать Катю в нос или губы, опуститься перед ней на колени, надеть ботиночки, отряхнуть попу от снега, вытереть нос.

Мы дразнили их хором, подстраивали каверзы, объявляли байкоты, но втайне завидовали. Нас тогда девчонки совсем не замечали.

Катя вела себя иначе, скорее как учительница: она постоянно поучала и контролировала Женьку.

– Завтрак взял? А уроки, уроки выучил? Ну-ка покажи.

– Женечка, это же чистовик. Ты и жизнь собираешься сто раз переделывать? После уроков куплю новую тетрадь, заставлю переписывать. Что про меня люди подумают? Тяну тебя, тяну…

– Катенька, не сердись, тебе это не идёт. Зато я научился танго и вальс танцевать. Обещаю исправиться. Посмотри на меня, видишь, какой у меня честный взгляд? Перепишу.

– Уроки вместе учить будем.

– Ты же говорила, что со мной сосредоточиться не можешь.

– Я постараюсь.

Такие диалоги при всех их нисколько не смущали. Они вели себя как семейная пара.

Ещё тогда.

А как красиво они танцевали в восьмом классе, на выпускном вечере.

Ребята кружились в своих праздничных нарядах, словно порхали: сосредоточенный мальчишка с прямой спиной и гордо задранной головой, и воздушная, почти невесомая  девочка с развивающимися лёгкими кружевами.

Казалось, что Кате нет никакого дела до музыки, одноклассников, родителей, учителей: она целиком и полностью была сконцентрирована на партнёре: глядела ему в глаза, подчинялась властным движениям, хотя внешне была расслабленна.

Оба выглядели весьма серьёзными. Создавалось впечатление, что это не просто танец – некий давно начатый нескончаемый диалог, итог которого непредсказуем.

Девочка легко повторяла внезапные повороты, смены направления движения, чутко улавливала темп и ритм. Мальчишка усложнял рисунок и траекторию вращений, стремительно менял размер шагов, резко замедлялся и ускорялся.

Их танец завораживал, гипнотизировал, напрягал внимание зрителей.

Женька нападал, иногда напротив, поддавался. Катя  легко парировала, отбивая атаки, даже наступала, не переставая безоговорочно подчиняться. Никто не уступал.

Удивительно, почему обыкновенный танец, правда, слаженный и чёткий, создавал впечатление соперничества.

Глядя на них, танцевальный зал опустел. Зрители, открыв рот, следили за танцорами, не в силах понять смысл столь энергичного, чувственного тура: было это полное слияние или поединок, во всяком случае, выглядело стремительное движение как схватка.

Зал аплодировал, несколько смутив танцоров. Оба тяжело дышали, были как никогда серьёзными.

Почему мне запомнился этот танец? Сам не знаю. Наверно своей необычностью. Все прочие могли лишь топтаться, неловко обнимая партнёрш.

До окончания школы эта пара была неразлучна. Они частенько сидели вечерами у местного пруда в глубине ореховой рощицы, где соорудили скамейку и навес, и целовались по-взрослому.

Хотя мы и были ровесниками, подобные отношения с девочкой были для нас чем-то из области фантастики. Подглядывать за влюблёнными было для нас излюбленной забавой.

Ничего предосудительного не происходило, но пересказывали мальчишки увиденное наравне с обсуждением хоккея и фильмов про индейцев.

Как же она была хороша тогда, особенно на выпускном балу.

Мы с нетерпением ждали, когда они начнут танцевать. Увы, ребята сидели в уголке, отвернувшись друг от друга.

Какая кошка пробежала тогда между ними мы так никогда и не узнали.

Женька провалил экзамены в институт. Его романтическая натура жаждала любви, а рациональный характер искал основательный и практичный путь реализации давно намеченных планов создать семью.

Катя легко поступила, выбрав профессию педагога-библиотекаря.

Видимо истоки конфликта исходили из несоответствия взглядов на образование.

Они встречались, но реже. Скамеечка в ореховой роще с тех пор была свободна.

Единственной своей невестой Женька видел Катю, а она показывала характер.

Женька выучился на токаря-фрезировщика, получил разряд, начал неплохо зарабатывать, откладывал деньги. Как я сейчас понимаю – копил деньги на свадьбу.

Я точно знаю, что в этот период их любовь никуда не делась. Они писали друг другу письма, иногда по несколько штук в день, видел их, целую пачку, перевязанную красной резинкой, а ведь они жили в соседних домах.

Два года спустя после выпускного Женьку призвали в армию.

На проводах была Катя. Они вновь танцевали. Совсем не так, как тогда.

Как и все вокруг, они едва шевелились под звуки грампластинки.

Со стороны было непонятно, танцуют они или спят, погрузившись в неведомые грёзы.

Катя плакала, обещала ждать.

Дальше наши пути разошлись на долгие семь лет. Я окончил школу в Заполярье, куда папу послали на новое место службы, получил диплом специалиста, работал на крайнем севере, женился.

Волей судьбы снова оказался в родных широтах, встретил Катю.

У меня удивительная память на лица: могу запросто узнать человека, не видя его лет тридцать, по неуловимым особенностям индивидуальных черт.

Расстроенная чем-то женщина споткнулась на моих глазах, расшибла коленку, содрала до крови ладони. Я не мог пройти мимо, помог.

Увидев её глаза и смущённый взгляд, узнал. Это была совсем другая женщина: задумчивая, рассеянная, грустная.

Она пригласила меня на рюмочку чая. Согласился с удовольствием.

Попросил Катю подождать на скамеечке. Купил торт, шампанское, бутылку вина, колбасу: на большее моей фантазии не хватило.

Мне ужасно хотелось узнать подробности. Сами понимаете, что именно меня интересовало. Вот только вопросы задавать я не научился.

Мы сидели, пили вино и многозначительно молчали.

Было ясно видно, что Катя беременна: одутловатое лицо в коричневых пятнах, характерная деформация фигуры, прыщи на лбу. Мне эти признаки были знакомы, у меня  росла дочка.

Ничего общего с танцующей девочкой не было. Только улыбка и глаза указывали на то, что это она.

В тот день Катя мне так ничего и не рассказала. Мы вспоминали школу, товарищей, детские шалости. Ни одного слова о Женьке я не услышал.

Жили мы рядом, поэтому встречались довольно регулярно. В один из дней я увидел Катю плачущей. Её животик имел говорящие размеры: скоро она станет мамой.

Снова пришлось её утешать. На этот раз я сам напросился в гости, мало того, прямо спросил про её отношения с Женькой.

Катя долго молчала. На её лице были видны следы внутренних переживаний.

– У нас с Женей два ребёнка, это будет третий. Дети сейчас у мамы. Она боится, что моё душевное состояние может пагубно сказаться на их психике.

Я многозначительно посмотрел на одноклассницу. По её лицу было видно, что мне она по неведомой причине доверяет.

– Не представляю, когда это началось. Скорее всего, год назад. Это не информация, скорее результат размышлений задним числом. Я долго ничего не замечала. Тогда мы были единым целым, Женя мне обо всё рассказывал, даже о случаях, когда с ним серьёзно флиртовали. У нас ведь были идеальные отношения. Кроме этого квартира, сын, маленькая дочка. Мы были счастливы.

Мы оба молчали. В воздухе повисло напряжение. Я уже пожалел, что вызвал Катю на откровения.

– Наливай! Просто не могу спокойно рассказывать. Ты первый, возможно единственный, кому я говорю правду.

– Катя, тебе нельзя спиртное.

– Мне сейчас всё можно. Не переживай, всё будет хорошо.

Катя выпила бокал шампанского, начала рассказывать. Мне было ужасно неловко, что нечаянно залез в святая святых интимных отношений.

– У них в цехе девчонка появилась в отделе технического контроля, принимала готовую продукцию. Как там и чего – не знаю. Влюбился Женька.

– А ты, где была твоя интуиция.

– Не представляю. Мы ведь с Женей с тринадцати лет неразлучными были. Я ему доверяла как самой себе. Несколько месяцев он ходил сам не свой. Он страдал, я страдала.

– А сейчас Женька где?

– У мамы. Но это не имеет значения. Он её любит, Людочку. Представляешь, ей всего двадцать лет, вчерашняя школьница.

– Откуда знаешь, что любит?

– Признался. Плакал.

– Отпусти. Так бывает.

– Откуда тебе знать, как бывает? Можно подумать всё знаешь. Не хочешь – не слушай.

– Ладно, молчу. А если изменить?

– Не могу, люблю. К тому же беременность. Это его дитя, его! Мне вернуть его нужно, обязательно.

– Из-за детей?

– Глупый ты, ради себя. Не буду я ничего рассказывать, ничего ты в любви не понимаешь. Уходи!

Я ушёл, только телефон на всякий случай оставил.

Катя позвонила, когда я почти забыл о её существовании.

– Можешь меня завтра из роддома забрать? Больше некому.

– Хорошо.

– Дети у мамы, ключи от квартиры у Риты, соседки из сорок девятой квартиры, она цветы поливает. Приберись, если не сложно. Не хочу родителей напрягать, опять учить будут.

– Купить что-нибудь нужно? Пелёнки там, распашонки, кроватку.

– Подготовилась. Всё есть. Твоя задача притвориться моим мужем, справишься? Если можно, сделай так, чтобы твоя жена ни о чём не догадалась.

Девочка была малюсенькая, спокойная. Я вообще люблю малюток, а эта из меня даже слезу выжала.

Когда ребёнок уснул, мы сели за стол. Катя пила сок, я водку.

И тут её прорвало.

Слёзы лились рекой. Утешать подругу я не мог, не имел соответствующих навыков: привык решать конфликты с женщинами поцелуями и объятиями, что к данному случаю не подходило.

– Представляешь, Женя приходил в нашу палату. Оказывается главный врач родильного отделения, его друг. Они в парилку по пятницам вместе ходят.

– Это же здорово. Значит любит.

– Ещё слово и напьюсь. Не ко мне он приходил, не ко мне.

– Загадками говоришь.

– Ага. Сама в шоке. До сих пор отойти не могу. На соседней койке девочка лежала. Тоненькая, ладная, обаятельная, улыбчивая. Я сразу к ней прониклась дружелюбным доверием. Люсенька очень рожать боялась. Иногда до зубовного скрежета. Я её по головке гладила, к сердцу прижимала, успокаивала.

– Кать, какое мне дело до той девочки? О себе расскажи.

– Ага, – всплакнула она, – о себе и говорю. Когда вы, мужики, слушать научитесь? Так вот, родила она. Девочку с длинными тёмными волосами. Плакала навзрыд, поскольку отец ребёнка блондин. Клялась и божилась, что он у неё первый и единственный мужчина. Всей палатой пытались девочке доказать, что цвет первичных волос не имеет значения, они выпадут, но она была безутешна.

– Причём здесь ты?

– Если бы не был ты сейчас моим единственным другом, выгнала бы к чёртовой матери. Это была единокровная сестра моим детям. Так-то. Я же говорю, Женька пришёл. Только не ко мне, к ней. Букет принёс размером со шкаф и к ней, а меня увидел – застыл изваянием, глаза спрятал. Люсенька истерику устроила, потом, правда, извинялась. Женьку из палаты выгнали.

– Да, дела. И что теперь, после всего этого ты его будешь любить?

– Дурак ты. Конечно, буду. У меня никого дороже Женьки нет, и не будет.

– Бред. Это мазохизм. Купи плётку и хлещи себя по заднице, пока не забудешь, как его звать.

– Если бы могла… нет, дружок, мне такой вариант не подходит. Лучше подскажи, как Женьку вернуть. Нет мне без него жизни.

– Я думал ты нормальная. Измена, это не разовое мероприятие, не приключение, не случайность, это смысл жизни.

– Не верю. Если Женя сказал, что влюбился, значит это очень серьёзно. Буду ждать. Я ему ни слова в упрёк не сказала. Благословила и сказала, что буду ждать.

– А он?

– Не знаю. Мне на него смотреть больно. Страдает человек. Сильно переживает.

– А ты?

– Что я! Молюсь, хоть и не верю в их богов, ни капли. Чувствую, что не жить Жене без меня, а мне без него. Гордый больно. Казнит себя наверняка, не знает, как вину свою загладить. Он ведь меня первый раз поцеловал, когда нам по тринадцать лет было. А Люська, она же ребёнок совсем. Заморочила мужику голову, теперь наверно не знает как от него избавиться.

– Хочешь сказать простишь его?

– Давно уже простила. Люблю. Ох, как же я его люблю. Слов нет. Всё слёзы выплакала.

В тот раз мы так ни до чего и не договорились. Жалко мне Катьку было. Ненормальна баба, чего ещё можно сказать. Мужик с малолетками развлекается, детишек им сооружает, а она про любовь лепечет.

Чудеса, да и только.

Мне тогда немного погодя уехать пришлось с семьёй, так сложилось.

Три года Катю не видел.

Встретив, узнал с трудом. Она вновь была беременна, только лицо просветлело. За руку подруга вела маленькую девочку с пшеничными волосами и огромным бантом.

Увидев меня, Катя раскрыла объятия, поцеловала меня без стеснения, с видимым удовольствием.

– Не представляешь, как я тебе благодарна. Если бы в то время тебя рядом не оказалось, не знаю, чем моя жизнь могла закончиться.

– Ты о чём? Попросила встретить – встретил. Посидели, в жилетку поплакались. Только и всего. Ты похоже замуж вышла. Поздравляю.

– Нет, дружок. Это Женькино дитя, – Катя улыбаясь погладила животик. – И это его дочурка, Асенька. Помнишь, я тебе рассказывала про Люсеньку, девочку, в которую муж мой влюбился до смерти?

– Как не помнить, помню. Ты из-за неё на стенку готова была полезть.

– Давай присядем. Асенька, золотце, покачайся на качельке. Мы поговорим немножко с дядей. Он хороший, это мой лучший друг.

Девочка без разговоров побежала на детскую площадку.

– Немного погодя после родов из армии вернулся её дружок, Люсенькин. Там была такая трагедия. Мы ведь с ней подружились.

– Не ожидал. Как это возможно – дружить с разлучницей.

– Она действительно была прелестна. Я поняла, почему муж был очарован этим ребёнком. Так вышло, что мирить их пришлось мне. Женечка так страдал, не передать. Помочь ему выровнять отношения с Люсенькой я не могла. Девочка словно ото сна очнулась. По всему было видно, что с тем солдатиком, Ромой, у них прежде была настоящая любовь. Тот и не думал отступаться.

– Кать, скажи честно, ты всё выдумала? Так не бывает.

– Ещё как бывает. Люсенька разрывалась между Женей, Ромой и Асенькой. Она любила всех троих, но не видела выхода. Ты бы видел её, когда она перерезала себе вены. Ужас, просто улица Вязов. Синяя, бледная. Слава богу, выход нашёлся. Я уговорила всех вместе встретиться. Разговор был тяжёлый и долгий.

– Ты выступила свахой?

– Нет, я пыталась ни на кого не давить. Решение далось нелегко. В итоге мы были свидетелями на свадьбе Люсеньки с Ромой. Асеньку я удочерила. А Женя вернулся.

– Как просто. И ты веришь, что до него дошло! Бред, Катька, бред. Он спит и видит эту Люську.

– Возможно. На меня эта история оказала удивительное действие. Я очень люблю Женю, но больше за него не держусь. Насильно мил не будешь. Сейчас я вижу, он по-настоящему меня любит. Этого достаточно. Не хочу загадывать на жизнь вперёд. Сегодня я счастлива, это прекрасно.

Не успели мы договорить, как к нам подошёл жизнерадостный Женька. Его глаза лучились счастьем.

Странная штука жизнь. До сих пор не верю, что можно любить настолько беззаветно.

Ещё более удивительно, что Женька и Роман тоже стали друзьями.