Книга состоит из трех разделов, четырнадцати глав и концептуально очень важного заключения «Почему не состоялась национальная революция». Этот вопрос и разбирается в трех частях книги, посвященных соответственно дореволюционному, советскому и постсоветскому периодам отечественной истории. Русский (как и иной) национализм был противопоказан империи, то есть принципиально наднациональному государственному образованию. Но в отличие от окраинных национализмов, национальных движений других этносов, национализм русских представлял для Российской империи смертельную опасность, ибо уничтожал ее целиком, бил в самое сердце, лишал необходимых ресурсов и энергетики, носителями которых были великороссы. С другой стороны, и самодержавие оказывалось в очень сложном и противоречивом положении. Империя успешно расширялась и достигала впечатляющих побед за счет сверхэксплуатации русского этноса, но, с другой стороны, сделать этот этнос по настоящему главенствующим в континентальной империи было нельзя, не поставив империю на грань распада. Между тем, русские национальные чувства пробудились и требовали своего. Историки в своей книге последовательно прослеживают перипетии развития дореволюционного русского национализма в старообрядчестве, славянофильстве, среди русских интеллектуалов на рубеже прошлого и позапрошлого веков, наконец, в движении черносотенства. И представленный материал, и его авторская интерпретация крайне интересны и дискуссионны, поэтому нуждаются в подробном самостоятельном изучении. Упомянем только сюжет об отношении власти и патриотов-националистов. Отношение к последним со стороны имперских «верхов» ВСЕГДА было в лучшем случае инструментальным. Их использовали, а затем бросали, не допуская к власти. Такова, например, судьба черносотенства вокруг которого, кстати, нагорожено много несправедливых мифов, не имеющего ничего общего с научной объективностью. После того, как Черная сотня помогла «выгнать красные тряпки с улиц» в году первой русской революции, движение было, по сути, предано царской администрацией. (Похожим образом ныне канонизированный последний русский царь поступил и со Столыпиным). Поэтому при следующем приступе русской Смуты, монархия Романовых оказалась без какой-либо массовой опоры и была наказана за свою глупость и предательство самым жестоким образом. Впрочем, опора даже на самый широкий фронт русских националистов неизбежно превращала бы наднациональную империю в «национальное государство». На подобную модернизацию царская власть не захотела (не смогла) пойти, за что и поплатилась. В разбираемой книге утверждается, что «Старую» империю обрушил не взрыв периферийных национализмов, сепаратизм и отпадение окраин, а бунт народа, который был ее историческим творцом» (С.170).
Но улучшения жизни главному, по мысли авторов, творцу революции – русскому народу её последствия не принесли. Симптоматично, что в книге первая глава называется «Нерусская империя» (таковой она была до революции), а раздел о коммунистическом периоде открывается главой «Антирусская империя». Что называется, «почувствуйте разницу». Степень эксплуатации и угнетения русских при коммунистах (особенно если взять первые полтора десятилетия существования тоталитарной власти) был неизмеримо выше, чем при царях! А чего стоят издевательства над деревней, военные потери, расход народных сил в «холодной войне» и пр. Но, по страшному парадоксу, история повторилась и в «красной» империи: «Коммунистический режим, подобно вампиру, высасывал их русских жизненные соки и подрывал их силу, тем самым разрушая краеугольный камень советского строя» (С.200). Но при этом история русского национализма - который, по мысли авторов, мог бы (или давно уже должен был!) привести к так не состоявшейся русской этнической революции в собственно русских интересах, - эта история опять окончилась поражением в конце очередного исторического периода.
Русский национализм, пусть и в очень ограниченном виде, возродился снова после наступления пресловутой «оттепели». В эпоху сталинского тоталитаризма НИКАКИЕ идейные альтернативы реально не были возможны. Все и всё в стране «колебалось вместе с линией партии» или превращалось в «лагерную пыль». Когда же наступили более «вегетарианские времена», то национализм, наряду с «истинным коммунизмом» и либеральными идеями стали основными оппонентами официальной версии марксистской доктрины, в которую верили все меньше и меньше. Важно, что развитие идеологического «андерграунда» в советские времена в немалой степени определило исход публицистических схваток эпохи «гласности», а значит, опосредованно, и последующую политическую судьбу государства российского. Валерий и Татьяна Соловей не щадят своих героев и их любимые мифы, хотя, безусловно, относятся к русским националистам с политической симпатией. Русское подполье, выступавшее против коммунистического режима (его наиболее известные жертвы – это В.Осипов, Л. Бородин) было слабым и малочисленным, а попытки «русской партии» сделать своим союзником коммунистическую номенклатуру оказались провальными. Неудачей закончилась и борьба за культурную гегемонию, которая велась с помощью ряда «толстых» журналов, обществ по охране памятников и т.п. Принципиальной ошибкой русских националистов советского периода стало упование на союз с властью, которая опять-таки не могла в силу свой коммунистической природы пуститься на широкое отстаивание русских этнических интересов, не разрушая, тем самым, созданное террористами-интернационалистами диктаторское государство, в самом названии которого не было никакого намека на народ, проживающей на территории одной шестой части суши. «Вожди русской партии» думали, что используют номенклатуру КПСС в своих интересах, а на самом деле, компартия имела их как хотела. Свои неудачи, а иногда просто леность, глупость и трусость - эти «великие русские патриоты» списывали на происки неких тайных сил. Отсюда такая популярность «теории масонского заговора» и т.п. Мы бы добавили от себя, что все эти «кожиновы» (Кожинов принял "семейную" эстафету от сталинского критика Ермилова) были просто скучны в зацикленности на свою любимую мифологию, а «деятели» какого-нибудь «Нашего современника» и его окрестностей в годы памятной полемики эпохи гласности откровенно путали борьбу за «Великое русское дело» со схватками за литераторский паек и прочие привилегии. Отсюда узколобость и кружковщина, непримиримость к носителям и точке зрения и антидемократизм. «Где и на каких скрижалях истории русофилы прочитали, что Россия и русские специально не созданы для свободы и процветания? И это в то время, когда другие народы успешно совмещали национализм и национальную самобытность с рынком и демократией», - эмоционально вопрошают авторы книги (С. 260). То, что в советский период патриотам не удалось выиграть борьбу за доминирующий дискурс, в годы перестройки пришлось записаться в «компатриоты» - это во многом объяснялось субъективными факторами. Все это обернулось самыми негативными последствиями.
Нельзя не согласиться с авторами в том, что «национализм вообще неразрывно сопряжен с демократией: демократические преобразования происходят, как правил, в националистических формах, а любая успешная националистическая мобилизация эгалитарна и демократична по своей сути» (С. 261). Отсутствие такой связи обрекает демократический транзит на ту бесславную траекторию, которую мы видели в РФ в постсоветские годы. Конечно, далеко не всегда для становления, укрепления и развития государств демократия используется наряду с национализмом. Мы видим массу примеров национализма без демократии или только с ее фасадом. Но реальная демократия, когда население государства может влиять на власть и реально менять её, без национализма не возможна, ибо для того, чтобы иметь суверенитет народа, нужна исторически состоявшаяся политически мобилизованная нация. В качестве негативного примера можно привести опыт «суверенной демократии» в России, который стал реакцией на разгул «колониальной демократии» ельцинского периода. Удастся ли здоровым силам в России найти выход из очередного исторического тупика?
Ситуация выглядит сейчас почти безнадежной.