Цитаты из книги «Зодчий. Жизнь Николая Гумилева»

История Блока и Гумилева в последние месяцы жизни – это, конечно, история Моцарта и Сальери… Но очень странных. Подавляющий свою зависть, благоговейный Сальери. И раздраженный, недружелюбный, порой впадающий в истерику Моцарт… Герои поменялись ролями, и это не случайно: Моцарт разучился писать великую музыку, а у Сальери она как раз начала получаться.

Знали ли они, что Гумилев в 1920 году сказал Ольге Арбениной, что, если бы в Блока стреляли, он бы его заслонил, и что возлюбленная Гумилева всерьез его к Блоку приревновала?

Если отбросить все ее собственные рассуждения о поэте, а оставить только его слова и реальные происшествия, перед нами окажется удивительно живой образ человека: умудренного опытом и наивного, важного и ребячливого, благородного и эгоцентричного… Внешне самоуверенного – и страдающего от тайных комплексов… Падкого на лесть и быстро прощающего мелкие обиды… Доброго и стесняющегося своей доброты, потому что это “не мужское качество”… Физически измученного – и не признающегося в своей усталости. Вероятно, именно таким был Николай Степанович в последние годы жизни.

русские обладают всеми возможными человеческими талантами, кроме здравого смысла.

В сущности, примечательна не сама по себе эта история (и Пушкин любил “чахоточных дев” – о, эта вампирическая эстетика допенициллиновой эпохи!), а та прямая связь, которую находят между ней и образом Машеньки из “Заблудившегося трамвая”.

(площадь Согласия – ту самую, где некогда стояла гильотина; это ведь не российский приоритет – назвать день рокового переворота “днем национального согласия и примирения”).

Если мысленно заменить “андроповку” и портвейн абсентом и ромом, анашу – эфиром, ЛОСХ – Салоном, а КГБ – буржуазным истеблишментом, скорее можно найти немало общего между парижской богемой классической эпохи и жизнью советских (особенно ленинградских) неофициальных художников 70–80-х годов.

Немецкий неоромантизм начинается с белых лебедей в подсиненной воде, чтобы закончиться дымом Аушвица.

Для тысяч барышень обоего пола Надсон был гением и мучеником.